Серебристая Чаща. Часть 3

— А что тогда там делать?

— Увидишь! Боишься что ли?

— Сам ты боишься! Пошли!

И точно такой же диалог произошел между ними, когда по кругу передавали тоненький шприц с красными делениями:

— Боишься?

— Сам ты боишься!

Потом ребята сидели в темном подвале и слышали, как по толстым трубам течет вода, а по их венам — густая кровь, такая тяжёлая и спокойная, какая текла в них, пока они ещё были крохотными и интересными своим матерям. Ромка начал таскать из дома. Сначала по мелочи. Людмила была запасливой хозяйкой, и у них всегда можно было найти, чем поживиться. Ромка уносил все, что плохо лежало. Деньги, товар для торговли, украшения сестры и матери, самогон отца. И поначалу никто особенно не замечал пропаж. Квартира большая, трёхкомнатная с просторной лоджией. Иногда к Люде или к сестре приходили подруги. Ромка обязательно обшаривал их вещи, висящие в прихожей, и что-нибудь успевал заныкать, но он был осторожен: сразу все не брал, понимал, что тогда поймают. Ромка стал хитрым не по годам. Жажда наркотика и ощущения безопасности, который он давал, толкали его на воровство. А домашние ничего не замечали. Он и гордился своей изворотливостью и страдал, от того, что никто им не интересуется. Когда Ромка спелся с Олегом, то стало с одной стороны легче. Олег тоже таскал из дома и деньги, и вещи. Но с другой стороны им требовалось с каждой новой дозой все больше денег. И самое непонятное то, что случилось все это за каких-то полгода. С Нового года Ромка начал свои путешествия в теплый мир наркотических фантазий, расстояние между которыми катастрофически уменьшалось. Олег так, вообще, употреблял с Ромкой месяца три, не больше, но успел скатиться так низко, что даже его мать, Маргарита Васильевна заметила это. А она вечно в облаках витала, эта высокомерная женщина. Только Ромкина энергичная мать с вечно заведенными винтиками не хотела видеть очевидное. Однажды старший брат прижал Ромку к стенке и сказал, что знает все его выкрутасы, и если Ромка не прекратит, то Игорь собственноручно положит Ромку в психдиспансер. Ромка хотел в тот момент попросить, чтобы его и вправду туда отправили, так как сил бороться с жаждой зелья у него уже давно нет, но Игорь быстро потерял интерес к брату. У него уже была своя взрослая интересная жизнь, наполненная дискотеками, девушками, алкоголем и, изредка, думами о том, как бы начать нормально зарабатывать. Всё-таки надолго его харизмы не хватит, нужно на ноги становиться. Девушки любят обеспеченных. У Ромки уже случались самые настоящие ломки, когда жилы выкручивало, и он стонал, кусая подушку ночью, иногда убегал из дома и стоял под фонарным столбом, смотрел на окно Олега. Мечтал, чтобы его приятель вышел из дома, при этом прихватив деньги или вещи, которые можно было бы обменять на дозу. Но Олег перестал к нему выходить, и Ромка понимал, что он долго не протянет так. Приходилось брать в долг, плакать и обещать расплатиться. О том, чтобы соскочить, Ромка и не мечтал. Вся его жизнь превратилась в мучительную агонию. Как он завидовал отцу и брату. Эти двое расслаблялись при помощи самогона, легкодоступной, мутной водицы. Ромка пытался пить его, но измученный желудок не принимал ни жидкость, ни еду. Ромку нещадно рвало, и он, как умел, пытался убрать за собой, если это случалось дома. Мать приходила вечером и начинала драить ванную с туалетом, ругаясь на чем свет стоит. Ее трясло от голода и усталости, но она упрямо уничтожала пятнышки засохшей рвоты, косясь в сторону сына:

— Ты почему такой замазура? Вечно в этой рубахе грязной лазаешь! Волосы нечесанные, худой какой-то!

Людмила словно первый раз его увидела, когда до страшного дня ее смерти оставалась пара дней.

— Я тебя спрашиваю, да что с тобой такое? Почему ты не ешь ничего? Ты заболел? — Людмила подошла к сыну и потрогала теплый лоб. От ребенка несло немытым телом, чем-то кислым, нездоровым. Как она раньше не замечала? Но когда ей замечать? Весь день по электричкам торгует и она и муж. На выходных на рынок за товаром. Дома только, когда стемнеет. Что за жизнь! Но есть что-то надо, нельзя сидеть на месте. Да и характер у нее всегда был такой, неспокойный.

Ромка весь сжался от близости матери. Она давно его не касалась. Он мог бы быть счастлив сейчас от ее участия, если бы его разум и мышцы не разрывала боль от отсутствия наркоты. Он отходил от Людмилы, пятясь, а она все наступала на него. Ещё полшага. Ромка грубо оттолкнул мать и выбежал из комнаты. Она на секунду растерялась и бросилась за ним. Он в кухню, она туда же и кричит:

— Коля, иди сюда! Сейчас же!

Николай нехотя отвлекся от газеты, там были анекдоты на последней странице, и он пытался поднять себе настроение лёгким чтением.

— Да что у вас такое?

— Хватай его! Пусть дыхнет! Пьяный он что ли? Такой агрессивный!

Николай схватил сына сзади и усадил себе на одно колено, словно малыша, крепко держал в своих руках его руки и ослабевшее тело, пока Людмила наклонилась к сыну и смотрела своими вытаращенными глазами в его глаза.

— Что с тобой, Рома?

— Ничего! Пустите меня! — Ромка хотел вырваться, но не мог.

Тут подошёл Игорь, устав от кутерьмы на кухне, и резко поднял рукав у Ромки. Взгляду родителей открылись болячки, царапины и уже незаживающие следы от уколов. Людмила ахнула. Николай напряжённо словно истукан продолжал держать сына в своих металлических объятиях.

— Что делать, Коля? Что с ним теперь делать?

Глава семейства нахмурился, не ослабляя крепкой хватки, в которой Ромка обмяк и вдруг почувствовал себя в безопасности.

— Есть такая больничка частная в городе, там от белой горячки капельницы ставят. Думаю, что Ромке тоже можно туда…

Ночь подросток провел в окружении родителей, его мутило и рвало. Людмила ухаживала за ним, а Николай следил, чтобы Ромка не сбежал. Под утро он заснул, и родители устали шипеть друг на друга "кто не доглядел?", "и все ты, со своей торговлей!". У спящего Ромки по лицу бегали гримасы то злости, то страха, то отчаяния. Людмила проводила по его щекам рукой, и гримаса уходила, черты лица расправлялись, оно становилось по-детски беззащитным. Женщине хотелось рыдать, но нужно было быть сильной и везти его на эти капельницы. Когда Ромка проснулся, аппетита у него по-прежнему не было, сколько не пыталась Людмила соблазнить его горячими блинчиками со сметаной. Ромку слегка потряхивало от слабости, он был страшно бледным, но спокойным.

— Я соберу ему вещи. Навряд ли он за один день отойдет. Главное, чтобы нам денег хватило. Сейчас все платное! Даже лечение…

Николай принялся складывать в сумку одежду сына, пытаясь вспомнить, что он слышал о той клинике. Знакомый один там с неделю полежал, когда упился до чёртиков и грозился задушить свою жену. Она, между прочим, и оплатила ту неделю.

Решили ехать в город на автобусе, до остановки дойти было быстрее, чем до станции, где можно было сесть на электричку. Старший сын и дочь смотрели на родителей с Ромкой так словно видят их в последний раз. Дочь даже всплакнула. Она тоже ничего не замечала за Ромкой странного. Была слишком занята своей взрослой жизнью и романами. Как-то раз у нее пропали сережки, потом цепочка с кулоном в виде ангела, но девушка думала, что сама по рассеянности где-то потеряла. Теперь-то ясно, что случилось с ее украшениями. На улице Ромка щурился от света будто вампир. Мать заставила одеть его чистую одежду, и ему было непривычно чувствовать на себе свежее выглаженное белье. Оно жгло ему кожу своей чистотой. Последнее время Ромка ходил в одной и той же темной футболке с длинным рукавом, скрывающим рытвины вдоль вен, и она успела стать его второй кожей. Они шли к автобусной остановке втроём в печальном скорбном молчании, а навстречу им энергичной походкой шла Маргоша. Она светилась, и Людмиле захотелось вдруг плюнуть ей в лицо. Людмила вспомнила, что Маргоша учительница, что она должна нести детям свет, и что-то там ещё доброе и вечное. Почему учителя не смотрят за школьниками совершенно, почему не занимаются дисциплиной? Нахальная бравада схлынула с Людмилы так же быстро, как накатила. Показался жёлтый автобус, и Людмиле с семьёй пришлось бежать к остановке. Маргарита Васильевна заметила, в каком ужасном состоянии был Ромка, и в который раз поблагодарила судьбу за то, что Олег находится у бабушки. Маргарита Васильевна не оставляла попыток получить развод от мужа, но Алексей упёрся рогом и не хотел идти с ней в ЗАГС. С другой стороны, Маргоша вполне может обойтись и без официального свидетельства о разводе. Ей то и нужно всего лишь, хотя всего лишь и в кавычках, перевести сына в другую школу, а самой уйти с этой работы и устроиться на новую. В начале нового учебного года. Ах, да и ещё. Не мешало бы спросить у матери, не против ли она принять к себе дочь и внука. Для этого придется поехать в Москву, и в самом скором времени. Она не может начать заниматься бумагами, пока не получит добро от матери. Алексей пришёл с работы хмурый, неразговорчивый. Маргоша быстро накрыла на стол и стала собираться в поездку, чтобы с утра не торопиться. Муж наблюдал за ее суетой. Он выглядел жалким и покорным своей судьбе, но внутри все кипело у него от злости и раздражения. Ишь, решили кинуть его одного на старости лет. Высосали как губку и бросили. Он никогда не жил один, друзей у него не было. На работе делиться особенно не с кем да и не стал бы он позориться и плакаться. Ещё чего доброго подумают, что жена ему рога наставила. Окружающие об Алексее знали мало. Семьянин, сын-подросток, жена-учительница. Характер, конечно, в нем подозревали не слишком приятный. Видна была в нем червоточина, хоть ни с кем он и не сошелся близко, чтобы можно было судить о ее существовании. Алексей вроде и слушал и соглашался со всем, но садится себе на шею не позволял. Маргоша собрала наконец сумку с расчетом на пару дней и подумала, что стоит Алексея поставить в известность. Всё-таки официальный муж как никак.

— Завтра мне нужно ехать к матери. Думаю, что через два дня вернусь, — и с чувством исполненного долга Маргарита Васильевна налила себе чаю.

— Были бы у меня силы, врезал бы я тебе от души, чтобы место свое знала! — дрожащим от возмущения голосом сказал Алексей.

Маргоша подавилась горячим чаем и уставилась на мужа. Боже мой, какой гневливый пустой и старый дурак. Она заставила себя допить чай, встала и ополоснула свою чашку. Посуду, которая громоздилась в раковине после ужина, Маргоша мыть не стала. Она не ужинала, а Алексей пусть привыкает сам себя обслуживать. После его гневных слов на душе у Маргариты Васильевны было гадко. Он словно превратился в безобидного, но мерзкого червяка или слизня. Даже раздавить брезгливо. Маргарита Васильевна привычно заперлась в своей комнате и легла, уставившись в потолок. Сон не шел. По белому потолку причудливыми тенями отражались движения веток деревьев. Фонарь нещадно светил уже который год подряд в их окна. Маргоша давно привыкла к нему и, наверное, если фонарь однажды перегорит или его уберут, то она не сможет заснуть. Так же, как, если бы у нее была нормальная семья, с любящим мужем, она не смогла бы в ней существовать. Маргоша родилась и выросла в семье, где тепла было меньше, чем от электрической батареи. Маргоша и создала вокруг себя такую же семью, когда везде лучше, чем дома. Только пагубное пристрастие Олега всколыхнуло ее, заставило проснуться. Она больше никогда не будет жить с Алексеем. Ее семья это сын и точка. Единственное родное и любимое существо. Да она счастливый человек! У нее есть кого любить и есть тот, кто нуждается в ней. Маргарита Васильевна закрыла глаза, а когда открыла, за окном шумело утро. В квартире было тихо. Маргоша лениво потянулась, надеясь, что Алексей ушел на работу, и никто ей не помешает без спешки покинуть дом. На кухне в раковине стояла вчерашняя посуда с засохшими остатками еды, на столе были следы поспешного завтрака. Маргоша поморщилась, но убираться не стала. Насыпала себе в чашку растворимого кофе, залила кипятком до половины, размешала, добавила отстоянной воды из стеклянного кувшина и выудила из шкафа почти пустую пачку вафель. Вафли были с белой начинкой, невкусные и отсыревшие, но это лучше, чем ничего. Маргарита Васильевна вспомнила студенческие годы, когда готовить нужды не было. Они перекусывали всю дорогу несерьезной едой вроде ирисок или печенья, но раз в неделю железно Маргоша обедала у матери, как положено с первым и вторым блюдом. Как-то ее встретит мать… Захочет ли делить с ними жилье? Если нет, тогда придется идти ва-банк, придется рассказать об Олеге и его зависимости.