Парусник в тумане

— А ты с ним заодно, поэтому ты предательница, — Скорпиус расходится не на шутку, у него дрожат губы, но он собирается упрямиться до конца, потому что скучает по папе. — Ты предательница. Вы с папой меня не любите.

Мама молча заканчивает прическу, потом напряженно смотрит в зеркало, опираясь ладонями о столик. В тишине проходит несколько минут. Скорпиус нервно ерзает в кресле, наблюдая за мамой. Он явно сказал что-то лишнее.

Мама отталкивается от стола и, подойдя к двери, распахивает ее настежь.

— Драко, немедленно иди сюда.

Да, мама тоже иногда может приказывать. Голос у нее при этом звучит напряженно, как струна, и звеняще, чисто, как серебряный колокольчик. И папа всегда приходит.

— Мой сын только что заявил мне, что я предательница, — мама хмурится, пристально смотря на Скорпиуса. — Это твое воспитание. Вот она чем оборачивается, твоя позиция невмешательства. Доволен?

Отец приподнимает брови, переводя взгляд с мамы на Скорпиуса.

— Извинись перед матерью немедленно.

— Не собираюсь! — Скорпиус спрыгивает с кресла и скрещивает на груди руки. — Вы вечно заняты сами собой, а я вас не интересую. Так нечестно.

Отец хватает его за руку и с силой вталкивает в соседнюю комнату.

— Не трогай меня! — Скорпиус вырывается и зло смотрит на отца. — Не буду я ни перед кем извиняться. Уезжайте в ваше противное Министерство!

— Очень хорошо, — отец прикрывает дверь и оставляет Скорпиуса наедине со своими слезами, разочарованием и обидой. Из-за двери слышатся приглушенные голоса. Поток быстрых горячих слов мамы. Холодное спокойное возражение отца. Наконец наступает тишина, прерываемая только шуршанием платья мамы. Скорпиусу хочется посмотреть на нее: она всегда такая красивая в вечернем платье, но он преодолевает себя и садится на ковер, опираясь спиной о стену. Сейчас он бы с радостью поговорил с Миртл. Но она вряд ли вернется теперь, когда он ее обидел. Всех обидел сегодня.

Он дожидается, когда родители уезжают, и плетется в столовую. Элиза, расположившаяся у камина, мирно вяжет длинный зеленый шарф. У ее ног играет с клубком маленький черно-белый котенок. В другое время Скорпиус обязательно поиграл бы с котенком, но сейчас у него нет настроения. Обида прошла, и теперь ему стыдно за свое поведение.

— Элиза, я маму обидел, — признается он, подходя к экономке, — я сказал, что она не любит меня, потому что все время занята папой.

Элиза на минуту перестает вязать и смотрит на него исподлобья.

— Как же так, малыш, ведь мама все время с тобой. Ведь она должна уделять время папе, она любит его не меньше, чем тебя. Стыдно, малыш.

— Почитаешь мне?

— Не сегодня, — Элиза сворачивает вязание, — у меня выходной, так что я уеду до завтра, а ты останешься с Чарли. Папа с мамой скоро вернутся. А Чарли тебе почитает.

Скорпиус провожает Элизу до дверей, вдыхает сырой влажный воздух и возвращается в кухню. Чарли, дворецкий, зевает над чашкой кофе. Его лысина блестит при свете ярко горящего камина. Чарли уже лет двести, наверное. Он служил еще у дедушки.

Они сидят вдвоем, в тишине, в теплый и сырой апрельский вечер.

В дверь раздается стук — громкий, настойчивый, требовательный. Чарли поднимает голову и с тревогой смотрит на Скорпиуса.

— Для хозяев еще слишком рано. Может быть, Элиза что-нибудь забыла? Глупая женщина, ведь говорил же ей, проверь, все ли взяла… Все женщины одинаковы, малыш. Посиди, я открою.

Скорпиус слышит, как дворецкий, грузно топая, медленно идет к дверям, возится с тяжелой щеколдой. Тишина — негромкий вскрик и холодные слова, приглушенные, злые.

Не в силах покорно сидеть в ожидании, Скорпиус идет навстречу Чарли и застывает в дверях столовой: перед ним вырастает, из темного проема холла высокая фигура в черном плаще. В руке, скрытой до кисти длинный рукавом, зажата палочка, в другой руке — окровавленный кинжал. Скорпиусу категорически не нравится этот непонятный незнакомец.

— А вы кто? — недовольным тоном интересуется он.— И где Чарли?

Фигура вдруг разражается каркающим смехом и скидывает капюшон. Его лицо бледно, лоб закрыт длинными черными волосами, из-под которых блестят глаза. Он подходит ближе к Скорпиусу и рассматривает его несколько минут.

— Сын Драко, — не то спрашивает, не то заключает человек и довольно скалится. — Где твой отец, мальчишка?

— Он в Министерстве, — Скорпиус настороженно смотрит на незнакомца. — А вы кто?

Незнакомец снова разражается каркающим смехом и долго не может остановиться. Скорпиус не понимает, что такого смешного в том, что отец в опере. Карканье переходит в надрывный кашель, и незнакомец прикрывает рот ладонью, морщась.

Скорпиусу жалко его. Мама говорит, что когда болеешь, надо сидеть дома и пить теплое молоко с медом. А этому человеку не сидится дома. Может быть, у него холодный неуютный дом, где его никто не любит?

— Хотите чаю? — Скорпиус не знает, куда девался Чарли, но он и сам способен справиться на кухне. — Вы больны.

Незнакомец пристально смотрит на него из-под волос. Что-то в его взгляде меняется, и Скорпиусу на мгновение кажется, что в этих страшных черных, почти звериных глазах мелькает человеческое чувство удивления.

— Хочу.

Скорпиус пожимает плечами: вежливо отвечать этого незнакомого человека явно не учили. Мама говорит, что нужно не обращать внимания на невоспитанных людей, потому что не у всех есть возможность получить такое хорошее воспитание и образование.

Скорпиус идет на кухню, гадая, куда же все-таки исчез Чарли. Он ведь никогда не выходил дальше сада, он уже старенький.

Скорпиус залезает на стул и под звук пыхающего на огне чайника рассматривает незнакомца. Его лицо страшно, глаза безумны, кажется, он сам не понимает, где находится. Руки у него в шрамах, под ногтями — земля. Губы потрескавшиеся и сухие. Зачем он пришел? Скорпиус чувствует, что отцу этот страшный человек не понравится.

— А вы друг отца?

Незнакомец широко ухмыляется, обнажая ряд черных зубов.

— Приятель.

Скорпиусу не по себе, но он спокойно слезает со стула, вынимает из шкафа чашку и наливает незнакомцу чай. Скоро вернется отец и со всем разберется. Он же герой.

— Печенье хотите? — не дожидаясь ответа, Скорпиус пододвигает Незнакомцу вазочку со слоеным печеньем и оставшимися с утра булочками. Элиза будет ругаться, но нельзя же оставить человека без сладкого. Мама бы сказала, что это дурной тон. — А почему вы такой…

— Я жил в лесу,— Незнакомец берет из вазочки печенье и долго крутит в пальцах. — Десять лет. Как ты сказал, это называется?

— Печенье.

— Значит, родители не берут тебя с собой?

— Нет. Отец говорит, что я еще слишком маленький. А вы тоже были маленьким? — Скорпиус ерзает на стуле, потому что ему внезапно становится страшно. Только бы скорее вернулся отец, пусть он занимается своими делами, закрывшись в кабинете, но только бы он был рядом.

— Был. Когда-то, — Незнакомец заглатывает печенье не жуя и запивает горячим чаем, обжигаясь.

— А у вас была какая-нибудь мечта? Я мечтаю работать в Министерстве, как отец.

Незнакомец снова широко ухмыляется.

— Я желал подчинить себе грязнокровок, уничтожить их. Я хотел, чтобы мир принадлежал чистокровным волшебникам. Как и мой брат.

Скорпиус не знает, что такое «грязнокровка». Но ему слышится что-то некрасивое в этом слове. А если слово некрасивое, значит, оно плохое.

— А где сейчас ваш брат?

— Мертв. Его убил твой отец.

— Врете вы все, — сердито отвечает Скорпиус, — никого отец не убивал. Никогда. Убийц не берут на работу в Министерство.

Незнакомец запрокидывает голову и снова каркающе смеется.

— Я смотрю, ты без ума от своего папаши. Вот Люциус с Беллатрисой бы позабавились.

Скорпиус бросает взгляд в окно: две фигуры, появившись у ворот сада, медленно идут к дому. Родители. Сердце радостно бьется, колотится в груди, но становится только страшнее.

Незнакомец следит за его взглядом, усмехается, быстро поднимается со стула и берет Скорпиуса за руку.

— Идем. И ни звука. Понял?

Его пальцы словно сделаны из железа.

Незнакомец застывает у дверей гостиной, прижимает Скорпиуса к себе одной рукой и прячет другую в складках потрепанной мантии. В холле раздаются приглушенные голоса, слышится испуганный возглас мамы.

— Тихо. Оставайся там, — отец явно идет по направлению к гостиной. — Скорпиус где?

— У себя, — голос у мамы дрожит. — Драко, пожалуйста…

Дверь в гостиную распахивается. В темном проеме четко очерчивается стройный высокий силуэт отца. В его руке зажата палочка.

— Папа! — Скорпиус чувствует, как к его горлу прижимается что-то холодное, отчего по телу бегут мурашки. Незнакомец шипит.

— Люмос! — палочка отца взлетает вверх, и гостиная вспыхивает теплым мягким светом.

— Опрометчиво оставлять детей с немощными стариками, — Незнакомец шипит и плюется слюной, прижимая Скорпиуса крепче к себе. — Ведь дети и старики не способны защитить себя. Не так ли, Драко?

Отец бледнеет, и палочка в его руке вздрагивает.

— Ты, мерзавец.

За плечом отца возникает мама, ее руки взлетают вверх, к груди, в глазах застывает страх. Она касается руки отца и что-то шепчет.

— Вон отсюда! — отец резко разворачивается, с силой выталкивает ее из комнаты и запечатывает дверь. — Что тебе нужно?

Незнакомец продолжает шипеть над головой Скорпиуса, потом выдыхает:

— Ничего, мальчишка. Всего лишь месть. Сладкая, долгожданная месть. Знаешь, почему я не убил твоего сопляка сразу? Потому что я хочу сделать это на твоих глазах. Ты убил моего брата, а я убью твоего сына. Все честно, Малфой. Я ждал мести долгие шестнадцать лет. Или больше. Я хотел отомстить еще Люциусу, но с ним играть неинтересно.

Отец морщится:

— Мы были на войне, Лестрейндж. И я выбрал свою сторону.

— Ты предатель, как и твой скользкий отец, — Незнакомец плюется слюной, — я знаю, слухи распространяются и в Азкабане. Как я мечтал добраться до тебя, пока ты сидел в соседней камере. Я почти добрался, но тебя освободила эта сука, которая теперь мнит из себя Дамблдора. И я снова ждал. А потом скрывался.

— Отпусти ребенка, и мы поговорим, как мужчина с мужчиной.

— А твой мальчишка не в тебя пошел, и не в Люциуса. Вы отменные трусы, — Незнакомец только сильнее прижимает Скорпиуса к себе. — Только дернись, Малфой, и я перережу ему горло, как вашему дворецкому. Павлины, женщины, сады, дворецкие. Мать вашу, вы всегда умели устроиться, скользкие твари. Палочку на пол. Палочку на пол, Малфой, я сказал!

Отец сглатывает и медленно кладет палочку на ковер. Скорпиус отчетливо видит, как дрожат его длинные тонкие пальцы. Холодный металл больно впивается в шею.

— Можешь попрощаться со своим сопляком, Малфой.

— Чего ты хочешь, Лестрейндж? — голос отца натянут, напряжен, как струна в рояле, на котором так любит играть мама. Скорпиус отрешенно думает, что если его убьют, вот тогда отец пожалеет, что вечно возился со своими бумагами. — Денег? Свободы?

— Я ничего не хочу, Малфой. Я слишком устал от жизни, чтобы хотеть. Я живу местью и знаю, что мне осталось недолго. Всего несколько минут. Сына за брата. Кровь за кровь.