Запах тлена

1. Том

«Привет, дорогой дневник! Я — Джинни Уизли. Мне одиннадцать лет».

Единственный Уизли, о котором он слышал — Септимус — хорошенько потрепал всем Блэкам нервы перед своим выпуском и позже. Но вот есть ли у этого Уизли в родственницах некая Джинни, Том не знает.

«Привет, Джинни. Меня зовут Том».

Сложно даже представить, что чувствует эта Джинни. Наверное, уронила перо и испуганно смотрит на такой обычный на первый взгляд тетрадный лист.

«Кто ты такой?»

А вот это — прямо в лоб. Девчонка не разменивается на любезности.

«Ученик Хогвартса. Мне шестнадцать. Какой сейчас год?», — он решает прикинуться простаком. Ведь просто так и не ответить, кто он. И где? В этой дыре нет ни пространства, ни времени. Последнее, что он помнит: провал прохода в Тайную комнату и 1942 год на дворе.

«1992».

Грустно. Столько лет книзлу под хвост.

«Ты только приехала в Хогвартс? Тебе тут нравится?»

О, Мерлин, что он такое пишет? Умел ли Том вообще когда-нибудь общаться с девчонками?

«Я никому здесь не нужна. Мне так одиноко, Том», — чернила расплываются.

Это что, слёзы? За что ему это?

«Не плачь, Джинни. Теперь у тебя есть я».

* * *

Под ногтями — запёкшаяся кровь. Джинни чувствует себя в страшной сказке. Там, где скелеты обрастают плотью, а из мёртвых коров вырастают деревья.

Мама твердила Джинни, что слышать голоса и брать неизвестные предметы — плохо. Но Джинни не слушала маму, за что сейчас должна сильно корить себя.

Джинни ничего не помнит, но Перси замечает капли светящейся краски на её мантии. Перси хочет быть старостой школы и вовсе не желает, чтобы его родственники были замешаны в чём-то предосудительном. Он смотрит подозрительно, даже оторвавшись для этого от своей книги «Старосты, достигшие власти».

Ей совсем некому открыть тревоги, которые сковывают её, как дьявольские силки, когда она оказывается одна в коридоре и не помнит, как попала сюда. Боится, когда слышит голос, сочащийся словно сквозь стену, который хочет убивать.

И поэтому снова выводит: «Привет, Том».

«Привет».

«Том, ты знаешь что-нибудь о Тайной комнате?»

«Кое-что знаю».

Джинни чувствует холодок, пробежавшийся по спине.

«Я покажу тебе…»

Многоточие осязаемо повисает молчанием между ними, прежде чем девочка оказывается внутри воспоминаний шестнадцатилетнего Тома.

Ей должно быть страшно, когда они крадуться по коридору вечернего Хогвартса. Но ей не страшно. Волнующе.

Она только сейчас начинает осознавать, каков Том. Джинни не может отвести от него взгляда: он просто восхитительно красив. А она писала ему всю эту девичью чушь. Какой жалкой Джинни, должно быть, ему казалась.

Том останавливается, оборачивается, и взгляд его проходит сквозь жалкие остатки уничтоженной Джинни. Эти его глаза — синие озера гордости и печали — Джинни будет помнить всю жизнь.

* * *

Внимательный, чуточку язвительный, быстро раздражающийся, но всегда отзывчивый Том и Мальчик-который-выжил. Выбор сложен. Но думать по инерции о герое — воплощении девичьих грёз — так просто. И Джинни продолжает думать, думать о Гарри.

«Привет, Том».

Он тяжело вздыхает. Вдох-выдох. Немного излияний, и сегодня он снова сможет перехватить управление детским телом.

«Привет».

«Я не могу больше держать этого в себе…»

Что ещё придумала эта несносная Джинни?

«Я, кажется, его люблю. А он не обращает на меня ровно никакого внимания».

О нет, он в голос стонет. Только не нытьё о неразделённой любви. Он же совсем ничего в этом не смыслит. И смыслить не собирается!

«Он?»

«Гарри Поттер. Он замечательный», — и какое Тому-то до этого дело?

«Расскажи о нём», — изображает Том заправского психотерапевта, поправляя на носу несуществующие квадратные очки.

«У него тёмные волосы. Зелёные глаза. Он — тот, кто выжил».

«Выжил где? Или в чём?» — жаль, что написанные слова не могут передать ироничную интонацию.

«Тот-кого-нельзя-называть убил его отца и мать. А мальчика не смог».

«Тот-кого-нельзя-называть?»

«Я… напишу тебе его имя — Лорд Волдеморт».

«Не слышал о таком. И что с ним стало?» — о, нет, конечно же, он знает это имя.

«Он сгинул».

«А почему Лорд не смог убить этого твоего Гарри?»

«Он не мой. И я не знаю. Только и в прошлом году он опять его победил».

Земля уходит у Тома из-под ног. Точнее то, что могло быть ногами, но было лишь пустотой, чувствует ещё меньше осязаемого под собой. Где-то там мелкий паршивец убил его взрослую копию, а Том тут выслушивает соплячку, даже не имея права выказать свой гнев.

«Постой. Ты говорила, он сгинул. Выходит, он вернулся?»

«Выходит. Хотя я не знаю точно, Том».

Зато он знает. Получилось! Том ликует.

«А как к тебе попал мой дневник?».

«Он нашёлся в моих новых учебниках».

Том из будущего был настолько туп, что оставил дневник неизвестно где и с кем. Ну ладно, не о том сейчас. В одном был толк от её излияний — они наполняли его силой. С каждой буковкой, словом он чувствовал себя всё живее.

«Гарри — настоящий герой», — фраза повисает без ответа. О чём это она? Ах, да.

«По-твоему, любви достойны только герои?»

«Нет, но…»

«Расскажи милая, чем он так выделился среди сотен других, обращал ли на тебя внимание, был ли достоин твоих горьких слёз», — он так торопится, что перебивает её, что крайне редко позволяет себе. Злость охватывает его с новой и новой силой. На наивность и глупость девчонки, на дерзость невидимого Поттера, на взрослого себя, которого сумел одолеть пацан.

«Он всегда со всеми добр».

«Думай о себе, малышка. С тобой-то он добр?»

«У тебя нет сердца, Том».

А вот это и не новость вовсе. Хотя сейчас, фигурально выражаясь, у него и тела-то нет.

«Значит, нет».

Увидела ли она последнюю фразу, перед тем, как ушла? Он тоже хорош, поддался искушению поучить девчонку уму-разуму вместо того, чтобы взять управление и покормить василиска.

* * *

Правда, она вернулась скоро. Затем снова и снова. Том веселится вовсю, отдавая новые приказы королю змеев. Жаль, никто так и не умер.

«Привет, Том. Мне так страшно. Кто-то попытался проклясть моего одноклассника. Теперь он весь словно каменный. А мы сидели с ним за одной партой».

«Он маглорождённый?»

«Как ты догадался?»

«Миртл — помнишь?»

«Точно, я такая глупая».

Это уж точно.

«Даже если и так — никогда не показывай этого никому».

«Но ты же мой друг, Том!»

«Те, кого мы считаем друзьями, могут ранить нас сильнее других. Понимаешь?»

«Не совсем».

Кто бы сомневался.

«Ты одна в комнате? Можешь запереть дверь? Попробуй «Проуп»».

«Да, одна. Хорошо».

Впервые он пробует материализоваться. Это великолепно!

Тоненькая, огненно-рыжая девчонка пронзительно вскрикивает. Парень, преследующий её во снах появляется из ниоткуда прямо посреди комнаты. Только не было — и вот он. Том недолго борется с самим собой. В том, чтобы поучать других есть несказанная прелесть.

Даже несмотря на то, что девчонка должна умереть.

Парень оглядывает себя, свою тёмную мантию, стряхивает невидимую пылинку с материи. Джинни, словно каменная, застывает на стуле, поджав под себя ноги и тараща свои глаза цвета древесной коры. Он садится напротив, прямо на кровать, его ноги почти касаются её маленьких босых стоп. Том мягко берёт дрожащие пальцы в ладони. На них крошечные пятна чернил.

— Никому не говори, что у тебя на уме. И не кори себя на глазах у других. Это знание будет открывать твою уязвимость, твою слабость, малышка Джинни. Ты же не хочешь быть слабой и жалкой?

Джинни изо всех сил мотает головой из стороны в сторону, огненные пряди бьют по круглому личику. А он улыбается ей так ласково, как только умеет.

* * *

Джинни больше не думает о Гарри Поттере. Не получает хорошие отметки. Ей всё время хочется спать, а когда она спит, то видит бездонные сапфировые глаза Тома Реддла.

Однажды между сном и явью она слышит змеиный шепот, и с тех пор она точно знает, что она — тот человек, что управляет Василиском.

Она плачет, когда топит дневник в туалете; плачет, когда пытается сдержать поток мыслей, о которых непременно рассказала бы Тому, если бы он не был двуличной тварью.

И когда Джинни видит заветную тёмную книжицу у Гарри, ей хочется разразиться отборной бранью. И даже кого-нибудь убить, чтобы заглушить страх перед неминуемой расплатой и боль от удушающего разочарования.

* * *

«Привет, сволочь. Рад меня читать?»

Неровный ряд прерывающихся букв. Знакомый почерк скребёт прямо по остаткам души Тома, словно изрубленной ножом мясника. Кажется, люди называют это совестью.

«Зачем ты так?»

«Что ты ему рассказал, Том?»

«Я ничего ему не сказал. Ты веришь мне?»

«Нет».

Но она верит, Моргана возьми, она просто не может ему не верить.

«Что случилось, малышка Джинни?»

«Ты больше не оставишь меня?»

«Никогда».