Немного солнца в холодной воде

Джинни любит зельеварение: бурлящий котел с разноцветным зельем каждый раз завораживает ее. Но сегодня они варят напиток Живой Смерти — задание повышенной сложности, за которое можно получить целых два «превосходно», и руки у нее дрожат.

— Осторожно! — Слизнорт наклоняется к ее плечу, и Джинни тут же режет палец острым ножом, соскочившим с дремоносного боба.

Боль на мгновение обжигает — как молния вспарывает небеса, и тут же проходит. И кровь большой набухающей каплей вылезает из-под кожи.

— Простите, сэр, — бормочет Джинни и зачем-то слизывает кровь. — Я тороплюсь.

Слизнорт говорит ей что-то с таким видом, словно от его слов зависит вся ее будущая жизнь, но Джинни не слышит. Она смакует привкус собственной крови на языке — и вдруг понимает, что он ей знаком. Слишком много разбитых губ и вытертых ладонью царапин. Так и вампиром недолго стать… Губы ее слегка дергаются в усмешке.

Слизнорт сразу замолкает. Его выпученные рыбьи глаза смотрят на нее с обидой.

— Что смешного?

Джинни яростно мотает головой.

— Совершенно ничего, сэр.

Он тяжело вздыхает — словно выпускает пузыри.

— Последнее время вы или меньше стараетесь, или растеряли талант, — он с пристрастием всматривается в содержимое ее котла. — Вам бы взять дополнительные уроки.

Джинни вздрагивает и ошеломленно смотрит в его обрюзгшее лицо со складками морщин.

— Сэр, огромное спасибо за совет!

Ну конечно! Вот и план, который так упрямо не хотел приходить в голову. Всего лишь и нужно — прийти к Снейпу и попросить о занятиях. Он слишком самолюбив и тщеславен, чтобы разрешить ей заниматься у Слизнорта.

— Но не дурак, — замечает Невилл, когда на обеденной перемене они входят в Большой зал. — И не слепой. Думаешь, он не помнит, с кем ты встречалась?

— Посмотрим, — Джинни бросает любопытный взгляд на преподавательский стол, делая вид, что прошедшее время не ранит ее. — Знаешь, кем бы я не хотела стать в будущем?

Невилл, уже успевший положить в тарелку все, до чего дотянулся, смотрит на нее вопросительно.

— Стебль,— шепчет Джинни и с отвращением смотрит на разваренные овощи. Видимо, у домовиков свои представления о готовности блюд. — Нет ничего хуже, чем любить безмолвных существ. Жить и мечтать среди овощей и цветов. По-моему, она ужасно одинока.

Невилл недоверчиво бросает взгляд на улыбающуюся Стебль, чье лицо покрыто красными пятнами. Флитвик, сидящий рядом с ней и явно довольный собой, ловко протыкает вилкой большую картошину.

— Не очень похоже, что ей одиноко, — признается Невилл, но Джинни только передергивает плечами.

Лицо — это всего лишь маска. Как в древнегреческом театре — надеваешь и сразу — другой человек.

…Скользя по холодным галереям, Джинни постоянно задерживает дыхание и выглядывает из-за угла. Только бы не попасться! Если нарвется на Филча или Кэрроу — все опять затянется на несколько дней, а действовать так хочется уже сейчас. Они с Невиллом оторваны от мира, заперты в пространстве с чужими правилами, которые пытаться нарушить — словно пробить брешь в стене воды. Сразу же зарастает. И эта бесполезность сводит их с ума — но остановиться невозможно. Остановиться — значит сдаться.

Задыхаясь от волнения и бега, Джинни останавливается у горгульи и прикладывает ладонь к горлу. Пароля у нее нет, а старый вряд ли подойдет, и остается только надеяться, что Снейп еще не вернулся в кабинет. Краем уха она слышала о собрании у МакГонагалл, и ей ужасно хочется, чтобы оно затянулось подольше.

Время течет издевательски медленно, и, устав стоять, Джинни плотнее заворачивается в мантию и садится прямо на холодный пол. Где-то далеко, на башне, часы гулко бьют одиннадцать.

Люди говорят, что жизнь полосатая, как зебра.

Джинни задумчиво смотрит на носки своих туфель. Зебра? Разве это правда? Жизнь, скорее, радуга. И сейчас — красная полоса.

— Ваше безрассудство губительно, — язвительный и одновременно безумно усталый голос вырывает ее из размышлений. — Что вам нужно?

Джинни поспешно встает и выпрямляется. Прямая спина открывает многие двери, если верить тетушке Мюриэль.

— Мне нужны уроки зельеварения, — выпаливает она скороговоркой и пронзительно смотрит в черные глаза Снейпа — непроницаемые и застывшие, словно стекло. — У меня ничего не получается последнее время, а я собираюсь сдавать по этому предмету Ж.А.Б.А.

Снейп некоторое время смотрит на ее натянутое как струна, хрупкое девичье тело, спрятанное под слоем одежды.

— Смешно, — произносит он, наконец. — Идите спать, Уизли.

Джинни резко дергает плечом — словно равнодушно, но выражение лица ее не меняется.

— Простите за беспокойство, сэр, — говорит она ровным голосом, с трудом сдерживая дрожь. — Тогда я попрошу профессора Слизнорта позаниматься со мной.

На мгновение ей кажется, что на такую детскую уловку Снейп не поддастся и откажется, но в его бледном лице что-то неуловимо меняется, и он раздраженно произносит:

— Боюсь, профессор Слизнорт сейчас слишком занят. Я соглашусь учить вас при одном условии: вы никогда не заговорите со мной о Рождестве. Одно слово — вы навсегда пойдете вон.

Джинни напряженно облизывает сухие губы. Значит, он хочет обратно — в свой черный саван.

— Конечно, сэр.

— Какое зелье вы провалили сегодня? — спрашивает он устало, но с изрядной долей интереса.

Его лицо, бледное и вытянутое, с падающими на виски и щеки смоляными волосами, с холодными отталкивающими глазами, с едва заметной и словно потерянной линией губ — некрасиво. Но даже самое некрасивое лицо может быть украшено улыбкой. Когда он последний раз улыбался — не усмехался? И почему он выглядит таким измученным?

Вместо этого Джинни покорно произносит:

— Напиток Живой Смерти.

Снейп сдерживает насмешку, склонив голову набок — но она сквозит в его глазах.

— Завтра в восемь, второй этаж, кабинет двенадцать. Не вздумайте опоздать.

Джинни не успевает благодарно кивнуть — он проходит мимо нее, едва не задев рукавом мантии, и в воздухе после него остается терпкий запах полыни и акации.