Пропавшая

Том долго наблюдает за её мучениями за обеденным столом. Она то и дело влезает рукавом в миску, смахивает вилку и поправляет норовившую съехать с плеча мантию…

— Я полагал, у тебя хватит ума уменьшить одежду заклинанием, — произносит он, презрительно скривив губы.

Брауни откладывает ложку и сдержанно улыбается.

— Я нашла пять контрзаклятий для Энгоргио в книге, которую вы используете вместо подставки под клетку с ядозубом, не говоря о группе чар, аналогичных по действию Редуцио, но ни с одним из них моя палочка не справилась. Она меня не слушается, — Брауни задумчиво гладит ореховую рукоятку, выглядывающую из огромного кармана рабочей мантии. Прочная и жёсткая, похожая на коготь хищной птицы, палочка так и норовит выскользнуть из пальцев.

— Возможно, ты сквиб, — хмыкает мистер Бёрк.

— Нет! — отрезает Брауни. — Я помню, что я — волшебница.

— Помнишь? — насмешливо переспрашивает Том. — Когда я нашёл тебя, ты по макушку увязла в силках беспамятства. Они впитали все твои воспоминания. Что же ты можешь помнить?

Брауни отворачивается, не желая его слушать. Она знает, чувствует, что в её жилах течёт магия, и никто, даже напыщенный Том Риддл, восседающий за столом в душной каморке, словно во главе королевской банкетницы, не может её разубедить.

— Олливандер… — внезапно говорит Том, — …мастер волшебных палочек, считает, что палочки обладают подобием воли, словно живые существа. У каждой свой характер и своя судьба. Судьба твоей — ковырять золу в камине.

Всю ночь Брауни упорно борется с упрямой деревяшкой, но приручить её не так-то просто. По неведомой причине та никак не желает слушаться хозяйку. Брауни и мысли не допускает, что она — сквиб. Дело в палочке, только в ней. Измучившись, Брауни подносит её к свече — к огоньку, который снова голоден — и суёт в пламя. Палочка искрит, вибрирует в ладони. Горький ореховый аромат растекается по комнате серебристыми кольцами, забирается в ноздри, оседает в лёгких.

Воздух становится маслянистым, терпким. Дышать всё труднее, а палочка в руке, кажется, бьётся в немом крике. Брауни невольно хватается за горло и нащупывает тонкий шрам. Она прикрывает глаза, вдыхая запах палёного дерева, не замечая, как искры от палочки падают на дощатый пол, оставляя цепочку следов, рождая новые и новые огоньки. Когда-то она любила запирать их в банки и подвешивать под пологом кровати, будто пойманных фей: лиловых, красных, белых… Мальчик в круглых очках говорил, что это первоклассное волшебство. Он говорил ей…

— Чокнутая!

Вода захлёстывает комнату, убивая огоньки. Как раз вовремя: пылающие занавески падают на столешницу рядом с Брауни. Она яростно оборачивается, сжимая палочку в ладони. Риддл стоит в дверях, растрёпанный, едва одетый. Испуганный.

— Решила спалить нас? — восклицает он срывающимся голосом, полным смертельной злобы. — Если бы я не заметил дым…

— Ты боишься огня, Том? — безмятежно спрашивает Брауни. — Или меня?

Наверное, он готов её убить. Здесь. На месте. Сейчас. Однако Риддл быстро берёт себя в руки. Лицо вновь приобретает отрешённое выражение, которое превращает его в маску, вот только в глубине глаз, тёмных, как колодцы, мелькает странный свет, мечется туда-сюда. Огоньки забрались в его зрачки и тлели там, будто чёртовы угли.

— Поздравляю, тебе всё же удалось её укротить, — замечает Том, кивнув на палочку в руке Брауни.

Лишь тогда она понимает, что её мантия стала ей впору, а в голосе Риддла слышится… Одобрение?

С того дня палочка её не подводит.

* * *

Брауни скучать не приходится. Каждый день мистер Бёрк загружает её работой и всё чаще доверяет ей особые «находки» — так он называет тёмные артефакты, скупленные у богачей, которые не знали, что с ними делать. Брауни должна разобраться, насколько опасен тот или иной товар и сумму, которую можно за него выручить. Дальше за дело берётся Том. На каждую побрякушку у него находится по шесть-семь знакомых «тётушек» — престарелых жеманниц, не способных за ангельским обликом Риддла увидеть его дьявольскую душу. По возвращении он жестоко их высмеивает. Сильнее достаётся только Брауни. Том грубо отзывается обо всём, что приносит ей радость, а все её успехи омрачает одной метко брошенной фразой. И наблюдает, наблюдает за ней, как гадюка, — ждёт, когда она убежит со слезами стыда к себе в комнату.

Брауни частенько видит его с древним талмудом в руках и, пока он не замечает, с упоением изучает страницу за страницей оставленной без присмотра книги. Риддл умён, а его заклятия получаются выше всяких похвал. Он источает силу, которой ей так не хватает, словно волшебство, дремлющее в его руках, только и ждёт выхода.

Она старается ни в чём ему не уступать, поэтому когда Бёрк впервые ставит перед ней башенку из кнатов — плата за месяц — Брауни тотчас тратит их на учебники по истории, зельям и чарам.

Иногда девушки из «Белой виверны» заходят в магазин, чтобы проклясть шпильку соперницы или заговорить пуговицу щедрого клиента. Однако большинство девиц посещают лавку Бёрка, чтобы полюбоваться красавчиком Риддлом. Брауни понимает, что они в нём нашли, не слепая: густые волосы, пушистые ресницы, тонкий рот, но нежные губы и волевой подбородок честолюбца, которому невыносима сама мысль о поражении.

Девицы заискивающе улыбаются, беззастенчиво облокачиваются на стойку, демонстрируя красиво очерченную грудь. Вот только ему наплевать. Он вежлив, но холоден, как ледышка. Камень. Рептилия. Всегда одинаковый, пустой.

— Скажи, душенька, — заискивает красотка Альма, — как мне растопить сердце Тома?

— Поделись, Брауни, — вторит ей Миранда, очередное падшее создание, — какие запахи ему нравятся. Я закажу масло, чтобы очаровать его, а тебе подарю пиратский дублон. Он зачарован на удачу, Брауни. Мне дал его клерк из «Гринготтса». Он сказал, что эта монета великой ценности, её нашли в сундуке, зарытом пиратами на острове Пасхи. Хотела бы я побывать там и пройтись между каменными идолами.

Брауни только хмыкает. На идола она и здесь насмотрелась вдоволь, а в удачу вовсе не верит.

— Эх, жаль, бедняжка Хепзиба отправилась к праотцам, — вздыхает Бёрк, не отрываясь от счётной книги. — Она любила эту романтическую чушь и хорошо за неё платила…

— Ничего у вас не получится, — неизменно отвечает Брауни на все попытки подкупить её и что-то вызнать о Риддле. — Вы не в его вкусе.

— Кто же тогда в моём? — спрашивает Том низким и томным голосом у её уха.

Брауни поворачивается и оказывается с ним лицом к лицу. Он подаётся вперёд, заставив её отпрянуть. Риддл смеётся с наслаждением, громко, до дрожи в животе. Это заставляет его выглядеть одновременно привлекательным и неприятным.

— Замарашки, вроде тебя?

— Ну что ты, Том, — отвечает она, сверкая глазами из-под ресниц. — У меня нет ни напудренного парика, ни румян, а руки ещё не украсили морщины. Я слишком молода для тебя.

— Почему бы тебе не бросить эту лавочку, Брауни? — мурлычет Альма, глядя на то, как у Риддла ходят желваки. — В «Виверне» за твои золотые ручки тебе платили бы куда больше, чем скряга Горбин.

— У тебя будут красивые платья и гребни, — подхватывает её подруга.

— Я слышал, в вороньих гнёздах всегда можно найти что-то блестящее, — как бы невзначай произносит Том, достаёт из-под прилавка банку с тараканами и скармливает самого большого ядозубу. Иногда Брауни думает, что эта тварь в клетке — единственная, с кем Том обращается по-человечески.

* * *

Как-то Брауни останавливается покормить уличного рыжего кота, а Риддл вышагивает мимо с тремя волшебниками, внимающими каждому его слову: Эйвери, Лестрейнджем и Ноттом. Все они заходили в лавку ранее, и тогда Том был с ними предельно обходителен, но под светом фонарей в переулке он груб и прямолинеен. Они доходят до магазина Спинни Серпента, куда даже Бёрку вход заказан, и скрываются за его дверями.

И так изо дня в день.

Том покидает лавку глубоко за полночь, и Брауни крадётся за ним или ждёт его появления в переулке несмотря на февральский ветер, кидающий комья подгнивших листьев ей под ноги.

Ей хочется попасть внутрь, она уверена, что там, за надёжными замками и толстыми стенами, творится настоящая магия. Она умирает от любопытства и прохаживается мимо окон, заставленных вазами, надеясь хоть что-то рассмотреть или услышать. Всё тщетно. Брауни точно не знает, почему она здесь, и как вышло, что все её мысли сосредоточены на одном человеке. Том Риддл оберегает свои тайны так же тщательно, как накладывает порчу на шпильку для Альмы.

Он — китайская шкатулка с секретом и двойным дном.

* * *

На рассвете Том врывается в комнату Брауни и буквально вытряхивает её из-под одеяла.

— Зачем ты преследуешь меня? — шипит Риддл ей в лицо.

Брауни стоит перед ним в одной сорочке, босая, и молча принимает его взбешённый взгляд.

— Перестань так смотреть на меня! Словно ты меня знаешь… — яростно шепчет Том.

Впервые с того дня, когда она чуть не устроила пожар, его ледяная маска даёт трещину. Сейчас вода просочится сквозь неё и вытечет, как из аквариума, и Том высохнет, обратится в мумию — живой труп.

Дикая, тёмная магия исходит от Риддла волнами и прошивает Брауни с каждым толчком.

— Ты — никто и ничто. У тебя даже имени нет, мерзавка! Я не выношу твои глаза, твои волосы и твои губы.

Огоньки танцуют в его глазах, и, глядя на их пляску, она неожиданно даже для самой себя улыбается.

— Пиранья, — рычит Риддл, обхватив её горло ладонью.

— Я хочу знать, чем вы занимаетесь, — Брауни вцепляется в его запястье, царапая кожу ногтями.

Риддл вздрагивает, и его хватка на шее слабеет.

Брауни отвечает ему горячим шёпотом:

— Нет ничего, с чем бы я не справилась, Том, и ты это знаешь. Я лучше их всех.

Хищная, жестокая улыбка трогает его губы.

— Ничего, говоришь? Смерть — это тоже ничего, а, Брауни?

Она морщится.

— Мне не нравится это имя.

Том смеётся и отступает на шаг, шутливо поднимая руки. Гнев в его взгляде улетучивается, сменяясь любопытством.

— Как ты относишься к изучению тёмных искусств? — спрашивает он уже серьёзно. — Говори правду!

Она хмурится, сдув со лба прядь волос.

— Я никак к этому не отношусь.

Он кивает. Зимний утренний свет покрывает его кожу, словно серебро, Том кажется Брауни призраком, одним из образов, которые приходят к ней по ночам и бесследно исчезают с рассветом.

— Твоё имя тоже тебе не нравится? — спрашивает Брауни. — Поэтому твои друзья называют тебя Тёмным Лордом?

— Они не друзья мне, — резко откликается Том. — Если твоё имя тебе не подходит, ты всегда можешь придумать себе новое, — говорит он и уходит.

Больше Брауни не следит за ним, не ходит ночью в переулок. Она ждёт, когда он придёт за ней сам.

* * *

По понедельникам мистер Бёрк отправляет её к Аберфорту за партией безоаров; по вторникам — на аптекарский склад; по средам — к мяснику или, реже, к старьёвщику. В четверг Брауни сутками стоит у котла и варит настойки, а в пятницу сцеживает яд у ядозуба.

В выходные большую часть времени она предоставлена сама себе. Ей нравится забредать в маггловскую часть города: гулять по набережной и в Кенсингтонских садах, где устроили театр под открытым небом, или сидеть на берегу озера с книгой.