Запах тлена

3. Луна

Джинни выслуживается перед Слизнортом, принимая его за наиболее слабое звено. Профессор вовсе и не против, и вместе с приглашением в Клуб Слизней она получает пропуск в Запретную секцию.

— Я хочу больше узнать для моей будущей профессии Аврора, — врет Джинни, не краснея.

— Но, дорогая, разве Аврор — профессия для женщины?

— А Вы предлагаете мне печь пирожки, пока Сами-знаете-кто приходит к власти? — дерзко отвечает девушка, вскидывая огненную голову.

— Что Вы, милая, разве я это имел ввиду? — идет на попятную профессор и, не глядя, ставит подпись.

Взмахнуть и рассечь. Заклинание «Секо» крайне популярно у Пожирателей смерти, борющихся с детьми. Но Джинни их совсем не осуждает. В последнее время ей начинает казаться, что она готова спустить Адское пламя на всякого, кто окажется между ней и ее целью. Цель, правда, настолько призрачна и абсурдна, что не желает чётко звучать даже в голове. Слова же никогда не должны коснуться губ. Иначе всё пропало.

Джинни выписывает заклинания из библиотечных талмудов прямо на поля учебника по Защите от Тёмных искусств. Её учебники настолько старые, прошедшие через шесть пар рук, что уже больше ни на что не годятся. Адское пламя на иллюстрациях выглядит так, будто может зажечь даже самое холодное сердце.

— Куда ты идешь, Джин? — спрашивает Луна, возникая, как тень, посреди коридора. Это могло бы быть забавно: Солнце и её ночное отражение — Луна. Если бы Джинни нуждалась в этом.

— В лес, Луна.

— Зачем?

— Просто встретимся позже, — Джинни теряет терпение и обходит подругу стороной.

— Постой, я с тобой, — Луна ловит руку Джинни, как рыбок ловят в сачок, она делала это тысячу раз до этого. Так часто, что Джинни уже не обращает на это внимания.

— Я хочу вызвать Пламя, — Джинни вырывает взмокшую ладонь и знает, что пожалеет об этих словах. Но молчаливая Луна, скорее всего, сохранит всё в тайне.

— Буду страховать, — упрямство не типично для Лавгуд, но голубоглазая девушка не отступает.

— Ты не умеешь, — говорит Джинни. И всё равно тормозит свой яростный шаг.

— Да, как и ты. И я видела твои записи.

Джинни не забывает о сверхъестественной интуиции и наблюдательности Луны. А когда забывает, та ей напоминает.

Сгущающиеся ультрамариновые сумерки одновременно прорезает волчий вой, доносящийся из глубин Запретного леса, и красно-чёрная вспышка Адского огня. Десятая попытка оказывается успешной, потому что ненависть, которая сжигает Джинни изнутри, ослепляющая. Джинни затрудняется произнести в слух кого и за что она ненавидит. Может, потому что это она сама. Огненные василиски разевают пасти, полные длинных смертоносных клыков, пока Луна поспешно произносит контрзаклятие. В наступившей тишине слышится только заунывный плеск воды в Чёрном озере.

— Почему мы сражаемся против Сама-Знаешь-Кого? — спрашивает Джинни.

Луна не ужасается. Иногда Джинни кажется, что она видит и трухлявые ребра, и мёртвых бабочек, и адский огонь, который сжирает до угольев сердце. Видит прямо сквозь пепел кожи.

— Потому что тут наши друзья: Гарри, Гермиона, Рон, другие твои братья. Помнишь? — Луна дарует свой тусклый свет Джинни, остужая горящие щеки.

— Помню, — произносит Джинни, и её шепот не слышнее движения веток уродливых деревьев в Запретном лесу.

* * *

Смотря на растрёпанные космы Гермионы, которая везде успевает со своими нравоучениями, понуканиями и всезнающим видом, что, к тому же, никак не сказывается на её успеваемости, Джинни рисует костры инквизиции и испанские сапожки.

Ей так давно хочется оказаться на её месте, что она назло себе больше даже не пытается вписаться в их компанию. Со временем это становится привычкой. А потом и вовсе отпадает какое-либо желание. Впрочем, в пятнадцать лет сложно определиться, чего действительно хочешь от жизни.

С вершины арктического спокойствия Джинни выдумывает новую крамольную мысль: «А что, если это вовсе не её война? Не война её семьи, до седьмого колена сплошь чистокровных. Если им не хватает власти и денег, не легче ли приобрести первое и, возможно, второе под знамёнами Того-Кого-Нельзя-Поминать-К-Ночи?»

Впрочем, лёгкость в данном случае не более, чем просто фигура речи.

* * *

У Луны прохладные пальцы и меланхоличный характер. И, когда Джинни говорит ей:

— А что если мы не станем сражаться, Луна? — девочка приходит почти в ужас.

— Давай лучше заведем домашнего соплохвоста. Будем растить и кормить его.

— А потом он нас сожрёт, — Джинни хмыкает. Когда долго имеешь дело с Луной Лавгуд, со временем её бред перерастает в осмысленную речь.

Поэтому в следующем году девушки не будут кормить соплохвостов и думать крамольные мысли. Но будут сражаться с режимом Тома-Чтоб-Ему-Икалось-Реддла. И Джинни хочет думать, что это очень правильное решение.