Пропавшая

Роза проводит по губам пальцем, и на подушечках остаётся кровь. Это из-за Лестрейнджа. Он пробил её магический щит и ударил Розу в грудь. Чтобы сдержать крик, она прикусила губу и забыла её залечить.

— Ерунда, — сказал Том, когда это случилось.

Он был бы рад, если бы она не пострадала — но не расстроился, когда заклятие её настигло.

Лестрейндж оказался быстрее, но это ничего не значило, пока учебная дуэль не закончена. Он рано начал праздновать победу. Роза сразила его проклятьем — сбила с ног, а следом взорвала выпавшую из его пальцев палочку. В пылу борьбы она забывала обо всём на свете, но Тому, наблюдавшему за ней со стороны, это нравилось.

Конечно, Лестрейндж не спустит ей это так просто. На следующем занятии он снова попытается достать её, зацепить тем заклинанием, о котором знал лишь он сам. Это било по её самолюбию, раздражало. Фамильный секрет, чёрт возьми!

— Я не могу его повторить. Он не произносит его вслух, — жалуется Роза, глядя на ведьму в зеркале. — Мне не удаётся заблокировать проклятье. Это делает меня уязвимой, — размышляет она, расстегнув две верхних пуговицы блузки и дотронувшись до ключицы — там, где берёт начало тонкий шрам — подарок «любезного» Лестрейнджа. — Но я могла бы вернуть заклятие обратно…

— Как ты собралась это сделать? — голос Тома раздаётся со стороны двери.

Роза не оборачивается. Он должен сам к ней подойти.

— Я выведу формулу отражающего заклинания, — говорит она, когда Риддл встаёт за её спиной.

— Новое заклинание? — искушающе шепчет Том, сжимая её плечи, стягивая податливую ткань, скользя по рукам к предплечьям. — Сейчас это редкость. Ты сможешь, Роза?

Она фыркает, глядя на его бесстыжую улыбку. Провокатор.

— Я назову его…

— Рефлекто, — заканчивают они одновременно.

— Лестрейндж будет убит горем, — Том накрывает её пальцы своими, гладит костяшки.

Роза застывает. Её веки трепещут, а пульс частит. Волнение и восторг!

Боже, они отлично смотрятся вместе. Даже грубым трещинам, покрывающим лица их двойников в зазеркалье, не под силу это изменить. Вдруг лицо Тома уродливо двоится, и Роза закрывает глаза.

— Пусть радуется, что только горем, мой Лорд, — вздёрнув подбородок, заявляет она, и Том ею доволен.

Мягкие губы прижимаются к её шее. Мягкие, но какие же ледяные…

* * *

Иногда, слушая Тома, она ловит себя на мысли, что весь мир для него — концертная площадка.

Он трясётся от злости, отправляя дротик в страницу «Ежедневного пророка», приколотую к стене вместо мишени. Сегодня Том актёр, прочитавший разгромную рецензию.

Роза взмахивает палочкой и делает копию истерзанной газеты. Остриё дротика пронзило бумагу по меньшей мере раз десять, но некоторые слова под заголовком «Волдеморт — новомодная звезда тайных собраний в сомнительных заведениях» ещё можно разобрать:

«…а что взять с юнца, скрывающегося за вычурным псевдонимом и бродящего мыслями где-то в прошлом веке? Попробуйте разобрать среди бултыхания воплей о незаслуженно обиженных Министерством чистокровках, чего же он в самом деле хочет? Кто же он: болтун или восторженный фанатик?

Если разобраться, Волдеморт в крайней степени невнятен и вообще бессмыслен, но с переменным успехом собирает слушателей: далёких от реальности потомков давно потерявших влияние волшебных родов или стариков, вроде Нотта, узника сентиментальности, тоскующего по временам, когда глобальными проблемами на Совете чародеев считалась степень остроконечности шляпы. Действительность кажется Волдеморту игрой, соратники — рыцарями, а главная цель давно стала анахронизмом в нашем прогрессивном обществе.

Самое смешное, что Волдеморт может оказаться обыкновенным шарлатаном из провинции. В таком случае нам остаётся лишь восхититься его талантом пудрить всем мозги, ведь его последователи, именующие себя ни много ни мало «Вальпургиевыми рыцарями», исправно пополняют ему ячейку в «Гринготтсе». Стоит пожалеть этих бедняг, пестующих собственную избранность и чувство некоего спасительного знания, которое они несут волшебному миру. Они действительно верят в то, что делает и говорит этот юноша. Только учтите, друзья, нет у него никакого Высшего плана.

В завершение этой истории стоит добавить, что Чёрные метки, которыми он награждает своих чистокровных сторонников, похожи на отличительные знаки магглов во время прошедшей войны…»

Розе кажется, что она держит в руках ядовитое чудовище. Она с опаской смотрит на Тома. Очередной дротик, пущенный его уверенной рукой, вновь поражает цель — широкое загорелое лицо Артура Шафика на колдографии в газете — автора статьи.

Том молчит, и Розе становится страшно. Страшно за него.

В праведном гневе она берётся за перо и пишет хлёсткое письмо в редакцию «Пророка». Она не жалеет ни слов, ни чернил, и, поглощённая работой, приходит в себя только поздним вечером. Почтовая сова нетерпеливо подпрыгивает на подоконнике в ожидании возможности размять крылья, но Роза выпускает её в ночь ни с чем. Ей хочется вручить письмо лично и посмотреть в глаза этому мерзавцу Шафику. Или выцарапать их — она не определилась.

Утром, проверив палочку в кармане пальто и кое-как расчесав непослушные волосы, Роза переступает порог редакции. Внутри царит суматоха. Сотрудники проносятся мимо, не замечая её появления в холле. Они все заняты — «вылизывают» свежий выпуск. Громкий заголовок уже готов:

«Подающий надежды журналист и вся его семья жестоко убиты в собственном доме».

Колдографии уже готовы к печати. На них миловидный коттедж, над которым в ночном небе висит метка — череп со змеёй, выползающей из оскаленного рта.

* * *

Отъезд кажется Розе спасением. Им надо покинуть Британию хотя бы на время, это ясно как божий день. В кои-то веки Том не возражает. Ему не терпится увидеть мир и завести новые знакомства. В день отъезда она с удивлением замечает, что Том больше не носит кольцо, и его тетрадь, с которой он не расставался прежде, тоже куда-то пропала.

* * *

декабрь 1956 года

Ночь выдалась холодной. Снег залепил окна «Кабаньей головы».

Роза нервничает, сидя между Долоховым и Розье — свежеиспечёнными соратниками Волдеморта. Аберфорт даже не смотрит в их сторону. Он не узнаёт в женщине, скрывающей лицо под капюшоном, хрупкую и бойкую Брауни. Если честно, она и сама не узнаёт.

Мальсибер с опаской косится на дверь кабака, и Роза не уверена, чего он боится больше: авроров или Тома. В отличие от своего соседа, Нотт — образчик спокойствия. Он колдун старой закалки и пойдёт за своим Лордом до самого конца.

Она не знает, зачем они здесь, зачем Тому должность учителя ЗОТИ, зачем ему так важно встретиться со старым учителем, зачем прятать диадему в школе…

Вспоминая о ней, Розе хочется плакать — совсем как десять лет назад, когда она лежала на полу лавки Бёрка, опутанная хитрым механизмом, вытянувшим из неё все воспоминания до капли. Забыться бы так же теперь…

Волдеморт возвращается в гневе. Мальсибер вжимает голову в плечи, как нашкодивший щенок. Нотт хрипло кашляет в кулак. Долохов спокоен.

— Он знает, — шипит Волдеморт, ударив кулаком по столу. — Проклятый старик!

— Мой Лорд, — осторожно подбирает слова Розье, — о чём вы говорите?

— Дамблдор знает о Пожирателях смерти.

— Тогда к чему скрываться дальше? — отпив эля, тянет Долохов. — Старик просто развязал нам руки.

Волдеморт нехотя кивает.

— Я никогда не нравился здешнему трактирщику, — насмешливо говорит он Розе на выходе, и что-то в его голосе отдалённо напоминает ей Тома Риддла из прошлого. — Помнишь, как скряга Бёрк отправлял тебя сюда за безоарами, Роза? Как же его имя…

— Аберфорт.

— Верно. Он узнал тебя?

— Едва ли, мой Лорд, — отвечает Роза и, пока смелость при ней, тянет его за локоть, шепчет, как нечто запретное: — Том…

Его глаза полыхают красным, узкие ноздри раздуваются. Тома здесь нет, перед ней только Тёмный Лорд.

— Пообещай мне, что больше никого не убьёшь, — умоляет Роза.

Ей почти не жаль реликвию Ровены Равенкло, как не жаль албанского крестьянина, попытавшегося ограбить их в лесу, заведя в какую-то топь, и в итоге ставшего «топливом» для крестража. Она сокрушается о душе человека, которого любит с той же силой, с которой презирает.

Они все его любят: Долохов и Лестрейндж, Нотт и Розье, Малфой и Эйвери. Даже когда он жесток с ними. Они все перед ним преклоняются. Преклоняются и боятся. Оглядываясь назад, она не может сказать — почему.

Они все ошибаются.

Том Риддл никогда не был загадочным, непонятым красавцем. Он не был кем-то особенным, как и она, Роза, так и не стала особенной для него. Сирота, брошенный на произвол судьбы, лелеющий свои обиды на мир. Эту занозу Роза так и не смогла из него вытащить. Бедный мальчик Том. Его душевный мрак неизлечим.

— Нет, — отвечает Волдеморт. — Я не хочу и не буду этого обещать!

В её глазах вскипают слёзы, а руки безвольно опускаются.

— Хотя бы детей, Том. Это всё, чего я прошу…

Он долго молчит, но вдруг обнажает запястье и протягивает ей ладонь.

— Только если ты пообещаешь не оставлять меня, Роза… Ты всегда будешь на моей стороне! Ты будешь хранить мои секреты, ты будешь верна мне!

Их Непреложный обет почти ничего для него не значит. Пустые слова для бессмертного, но Роза довольствуется и этим. Всегда — слишком долго, но несколько месяцев она может ему подарить.

— Мне нет дела до детей, — равнодушно добавляет Волдеморт, когда волшебная нить, связавшая их клятвы, тает в воздухе, а Роза незаметно поглаживает живот.

* * *

1 мая 2008 года

Когда двери закрываются, а последние тарелки плывут в мойку на кухне, Розмерта берёт бутылочку медовухи, взрыв-карты и садится напротив Аберфорта. Он кряхтит, устраиваясь на табурете так, чтобы Хагрид не мог видеть его карты, и достаёт очки. Один Мерлин знает, как он их ненавидит. В очках он ещё больше похож на Альбуса, но без них — слепой как крот.

— Завтра будет сложный день, — говорит Розмерта, сдув прядь волос с высокого лба. Волосы у неё, что грива у келпи — пышные, но непослушные.

— Да уж, — зевая, откликается Рубеус. — Директор МакГонагалл попросила меня всю животинку попрятать, а то ребятня опять чего удумает. В прошлом году они гриндилоу того… этого… в балахон вырядили и в Большом зале запустили. Зверушка-то земноводная, ползает, шипит, щупальцами шмякает.

— Бедняга, — произносит Розмерта, взорвав девятку Аберфорта дамой.

— И не говори.

— Профессор Лонгботтом очень разозлился. Он вообще к жабам и их родичам очень трепетно относится. Помнится, был у него питомец из их братии. Кажется, Тревором звали. Я-то знаю, каково это…

— Хагрид, если ты опять заведёшь про того паука-переростка… — грозно предупреждает Аберфорт.

Хагрид вытирает скупую слезу и со всей силы ударяет по бубновому королю тузом.

— Приободрись, — положив руку ему на локоть, говорит Розмерта. — Приходи ко мне завтра. Я уже и пирогов напекла из курятины. Фирменных. Может, даже Поттер заглянет.

— Поттера в этот день из Аврората не вытянешь, — мрачно произносит Аберфорт и раздражённо стягивает очки с крючковатого носа — эта партия проиграна. — До сих пор по друзьям горюет. Уизли погиб у него на глазах, а Грейнджер вошла в Исчезательный шкаф и пропала.