Мефистон. Город Света

Пролог

Просперо, двор Одноглазого Короля

— Я видел звездные скопления, — говорил циклоп, что восседал на троне, глядя вдаль. — Созвездия, которые танцевали вокруг плоскости Галактики. Я узрел корону небесной сферы. Туманности омывали меня, подобно волнам, становились потоками Великого Океана, и я плыл, упиваясь течениями, пока не пробудился во сне.

Владения циклопа были безграничными и столь же переменчивыми, как и его слова. Вокруг него бушевали электрические вихри, образующие огромные шары из иератических письмен, и клетки из молний, что неистово кружились, неся его придворных магистров и демонов в ритме прекрасного гимна.

Цадкиил пробирался мимо ослепительных вспышек и рядов безмолвных рубрикантов и отталкивал изогнутым посохом исполинских воинов, спеша скорее предстать перед своим повелителем — циклопом Магнусом Красным, Алым Королем, демоническим примархом XV легиона и верховным провидцем Тысячи Сынов.

— Тьма — двигатель эволюции, — продолжал король. — Тьма, сомнения и страх. Недостаток понимания — вот что служит истинным катализатором.

Магнус воспарил на грозовой туче, поднимающейся над облаками, отчего даже рехати, его великие капитаны, отшатнулись, прикрывая глаза.

— Что же увидели первые люди, когда выбрались из-под земли и взглянули в небеса? Безумие. Как бы еще они это описали? О чем ином они могли помыслить, видя, как солнце, их покровитель, погрузилось за горизонт? Светлейший владыка отринул их, дабы никогда не вернуться. Отец предал их. То была смерть света и конец жизни. И когда на смену сумеркам пришла истинная ночь, и наши предки узрели рождение звезд, что они могли подумать при виде подобного величия? Как бы они объяснили поведение небесных тел? Постигли луну? Что они могли бы сделать?

Смеясь, примарх опустился обратно к трону, уменьшаясь на глазах, пока почти не сравнялся с советниками-астартес.

— Они задались вопросами, искали ответов. Люди испытали голод, всегда снедающий нас, жажду знаний. Человечество не могло не предчувствовать грядущий апофеоз даже тогда, когда пребывало в своем древнейшем и примитивнейшем обличье. Они знали то же, что и мы, — то, что мы понимали всегда. Нам уготовано не возиться в грязи, будучи посрамленными космосом, но завоевывать и править. Нам предначертано постигать и постичь все. Наше божественное право — освободиться от цепей невежества и купаться в свете разума. Отрицание этого — единственное истинное предательство.

— Я пересек Великий Океан за пределами звезд, проплыл по нему бессчетное количество раз, когда меня изгнали за то, для чего я был рожден, за то, что мне повелели делать. И теперь, спустя несчетные века, я наконец-то понял, в чем был мой истинный грех. Не в коварстве. Не в тяге к запретным знаниям. Не в этом был мой изъян, но в ошибочной скромности, недостатке амбиций, отрицании своей истинной природы. В том, кто я, кто все мы, нет никакого позора.

Циклоп поднялся вновь, и его кожа с прожилками, наполненными всеизменяющей мощью, побагровела еще заметнее.

— Никогда более не должны мы просить прощения за то, кто мы такие. — Его голос обратился в рев, и столь же громким стал и гимн, раскрутивший ослепительные сферы в тронном зале. Собравшиеся представители культов пошатнулись, едва устояв на ногах. — Ибо мы — начало начал!

Когда гимн перешел в крещендо, весь зал будто распался, исчез в калейдоскопе цветов. Молнии с такой яростью хлестали Цадкиила, что он едва мог поддерживать свою физическую оболочку. Ослепленный, он рухнул на колени и вцепился в крючковатый посох, будто в мачту терзаемого бурей корабля. Разум Цадкиила обратился к старым привычным ритуалам, как было всегда, когда он ощущал угрозу, к укрощенным учениям, которые он постигал до того, как вознесся и преобразился в демона. Тысячелетия назад, в дни Великого крестового похода, они называли это исчислениями. Конечно, то были лишь психологические манипуляции, призванные скрыть истинное величие человеческого потенциала. Лишь Магнус смог открыть им истину, показать, что человечеству предстоит либо самому нырнуть в глубины Великого Океана Эмпиреев, либо утонуть под бременем невежества.

Цадкиил прошептал старую мантру, выученную в Тизке. В годы, когда он был лишь помощником, эти слова помогали его разуму возвыситься над материальным миром.

— Мы грезили, грезим, будем грезить.

Циклоп вернулся на трон, и сферы замерли, вновь воплощаясь в реальности. Успокоилась буря, и даже гимн стал тише. Рубриканты опять встали на изготовку, держа болтеры так спокойно, будто ничего не произошло, а магистры продолжили обсуждать свои дела. Они все привыкли к таким страстным речам, ведь Магнус часто и подолгу спорил с кем-то, кто никогда не отвечал.

Цадкиил подобрался ближе к помосту трона и впервые ясно увидел примарха с тех пор, как пришел. В целом избранное им обличье слабо отличалось от внешности простых людей. Но почему Алый Король предпочел такую личину? Было ли дело в ностальгии или иронии? Наделенный такой невообразимой мощью демон не был скован ни законами физики, ни какими-либо другими правилами Материума. Поэтому Магнус мог принять любую форму, какую захотел бы, но решил остаться мускулистым краснокожим воителем в позолоченных доспехах. Впрочем, Алый Король не стыдился своего преображения и не пытался его скрыть, спрятать влияние Великого Океана. За спиной его трепетали огромные переливающиеся крылья с перьями цвета бирюзы и кораллов, столь яркие, что они были неразличимы для глаз смертных. Крепкие ноги заканчивались изогнутыми когтями, а суровое и благородное лицо циклопа венчали огромные рога. Каким бы ни было будущее, уготованное Императором Магнусу, примарх превзошел его, став богоподобным. Исполненным царственного достоинства. Лучащимся светом и мудростью.

— Ваше Величество! — закричал Цадкиил, проталкиваясь через последние ряды рубрикантов и приближаясь к кругу рехати.

Капитаны оглянулись на него, смотря холодно и с нескрываемым презрением. Много лет прошло с тех пор, как демон был настолько близко к своему монарху: в вечно изменяемой пактами и сделками иерархии его теперь воспринимали как неудачника, пережиток не столь надежных времен, изгнанный прочь от лика светлейшего. В отличие от рехати, облаченных в доспехи и мантии почти такие же роскошные, как и у самого Алого Короля, Цадкиил носил обыкновенную рясу нищенствующего жреца. Никто не смог бы прочитать выражение его лица, ведь под капюшоном торчал лишь длинный выбеленный клюв хищной птицы, но в голосе ясно слышалось волнение.

— Это я! — воскликнул он. — Цадкиил!

Но Магнус лишь смотрел куда-то между сфер, словно и не слыша демона. Примарх поднял клинок, ловя молнию, что разлетелась электрическими ветвями, едва он повернул древко. Форма оружия была столь же непостоянной, как и сам Алый Король, но сейчас оно напоминало глефу с длинной рукоятью, позолоченной и покрытой филигранью в таких же невероятных узорах, какие украшали доспехи циклопа. Он двигал им, будто веслом, меняя течения и поднимая рябь.

Цадкиил мог бы привлечь внимание владыки колдовством, но это сочли бы гнуснейшим из оскорблений. Мог он и подождать, пока Магнус не соизволит заметить его приход, но не хотел, желая как можно скорее открыть то, что узнал.

Он постучал скрюченным посохом по спине ближайшего рехати, и чернокнижник вновь повернулся к Цадкиилу. Колдун был облачен в прекрасную мантию и опирался на змееглавый посох. Демон сделал вид, будто хочет протолкнуться мимо него.

— Ты не появлялся здесь слишком долго, — заговорил рехати, преградив ему путь. — Все изменилось. У Красного Монарха больше нет времени на твои сумасбродные бредни.

— О, магистр Сарос, — ответил Цадкиил, заглянув сквозь золоченую маску прямо в душу чародея. Каким бы опытным ни был Сарос, он еще не сбросил узы человечности. Пока не вознесся, как это сделал Цадкиил. А потому мысли его можно было прочесть столь же легко, как и клинопись на броне. Паранойя сочилась из него, будто гной из зараженной раны. — Уверен, мне хватит времени… А вот тебе, наверное, нет. Тебе стоило бы поспешить домой и поздравить своего ученика.

— О чем ты лепечешь? — Сарос пытался говорить пренебрежительно, но тревогу из голоса скрыть не получилось.

Прошли века с тех пор, как Цадкиил утратил расположение Магнуса и вследствие интриг был изгнан из рядов рехати, но все это время он наблюдал за ними издалека, отслеживая их победы и поражения, желая узнать все что можно об их слабостях и мечтах. Конечно, все они хотели одного — власти, чтобы править во имя Магнуса, и истинного могущества, вытягиваемого из течений Великого Океана, но вот слабости у каждого были, напротив, совершенно уникальными.

— Магистр Лирэ занят великим трудом в твое отсутствие, магистр Сарос. — Что-то зарябило под рясой Цадкиила, когда он пожал острыми, словно ножи, плечами. — Пока ты находился здесь, на Просперо, он неустанно трудился в Тизке. Твой ученик нашел библиотеку Азарии. И, не теряя времени, начал расшифровывать самый прославленный текст, Гимны Аримана. Насколько я слышал, он уже постиг двенадцатый гимн и приступил к работе над тринадцатым.

Он протянул руку и похлопал извивающимся клубком пальцев по плечу Сароса:

— Тебе следует им гордиться, действительно гордиться. Даже с теми крохами познаний, которые ты передал ему, магистр Лирэ смог всерьез приняться за более возвышенные дела. Уверен, он будет рад поделиться с тобой открытиями… — Цадкиил снова пожал плечами. — А может быть, если он зашел в те области, которые ты и осознать не в состоянии, ему придется обратиться напрямую к Красному Монарху.

Сарос покачал головой, а затем подался вперед и зашипел сквозь ротовую решетку шлема:

— Лжец. С твоих губ никогда не срывалось ни слова правды. Как Лирэ мог найти Гимны Аримана? Как ему удалось понять то, что оказалось не под силу самому Ариману?

Когда чернокнижник плотнее вцепился в одежду Цадкиила, цвета в тронном зале будто вскипели, отвечая на ярость Сароса. Магистр вышел из круга, и дрогнул гимн, музыка утратила лад.

— Возможно, мне стоило переговорить с тобой, прежде чем помогать ему? — тихо заговорил Цадкиил так, будто действительно сожалел. — Надеюсь, я не совершил никакого преступления, разделив с ним мои знания? Магистр Лирэ ведь трудится для тебя. Если он сможет обратить Рубрику Аримана, то это прекрасно отразится и на тебе. Магистр Лирэ хочет лишь приумножить славу учителя.

Цадкиил знал, что это неправда. На самом деле ученик Сароса воспользовался бы любой возможностью узурпировать позицию господина, и эта угроза была идеальной наживкой для магистра. В конце концов, каждый придворный мечтал каким-нибудь способом обратить чары, что превратили легион Магнуса в автоматонов. Это стало бы идеальным даром. Но Цадкиил знал, что этот труд напрасен. Никому не развеять Рубрику. Добиться расположения Алого Короля можно, лишь создав ему новую, еще более грозную армию.

Буря вокруг Сароса вспыхнула белым цветом паники, отчего остальные рехати пошатнулись. Один за другим они опускали посохи и оглядывались, ища причину возмущения.