Алесия, барышня в бегах

1. Помолвка.

— Алесия, вы согласны стать мой женой?

— Да! — радостно сказала я.

Ответ дался мне легко. Бэзил Бибиан, представительный молодой человек, протягивал мне коробочку с обручальным кольцом. Кольцо было красивым, оно сияло бриллиантами и сапфирами. Бэзил тоже был красивым, у него было правильное лицо с тонким носом, и густая волна кудрей. И красотой достоинства Бэзила не исчерпывались. Бэзил Бибиан был серьёзный, ответственный, умный молодой человек, он трудился в сфере разработки двигателей для космических кораблей. В этой же отрасли работал и его отец. И дед — что было особенно важно, так как дед Бэзила отметился целым рядом весьма полезных изобретений, буквально озолотивших семью Бибиан. И, глядя на Бэзила, я мысленно видела за его спиной два золотых крыла, под названием «большие деньги» и «положение в обществе».

— Да, я согласна, Бэзил! — повторила я.

Бэзил победно улыбнулся, вытащил перстень из бархатной коробочки и надел мне его на палец. Надел — и потянулся меня поцеловать.

— Скорее, объявим всем! — отклонилась я от его поцелуя.

Мне так не терпелось поделиться своей радостью! И этой радости действительно ждали. Мать Бэзила, достойная дама, в длинной лиловом платье, с пышной причёской, и расписным веером в руках, его отец в парадном мундире, родственники, гости, и моя мачеха, Каренза Уителл, все они праздно ходили по соседней зале, обмениваясь последними сплетнями и любуясь наряженной ёлочкой — официальной причиной этого сборища были новогодние праздники. Но, на самом деле, все они ждали объявления помолвки Бэзила со мной. Под руку с Бэзилом, я ступила в этот зал.

— Госпожа Уителл, ваша дочь согласилась стать моей женой, — торжественно объявил Бэзил моей мачехе.

Каренза утёрла слезу радости маленьким кружевным платочком. Она тоже была торжественно одета: трен на её багровом платье стелился по полу на целый метр, обнажённые руки были все в браслетах, пышная причёска ощетинилась драгоценными черепаховыми шпильками. Каренза блистала, как и положено вдове видного учёного. И только мы двое — я и она, знали, каких лишений нам это стоило.

— Дорогая, я так рада! — сказала мне госпожа Бибиан.

— Рад, что в нашу семью войдёт столь преданная дочь, — сказал мне господин Бибиан.

Общество, бывает, приклеивает ярлыки. Я половину своей жизни ухаживала за больной матерью, потом мирно уживалась с мачехой. Когда хотели похвалить лично меня, (а не всю мою семью) то всегда говорили — «преданная дочь». Подозреваю, что больше хвалить было не за что.

— А я как рад! — улыбнулся родителям Бэзил.

Мать Бэзила посмотрела на музыкантов, сидевших в пышно украшенном углу, дирижёр ответил ей улыбкой, поднял смычок — и зазвучала нежная музыка. Гости расступились, образовывая пустой круг. Бэзил повёл меня танцевать. Это был первый танец жениха и невесты.

— Любимая моя! — шепнул Бэзил, кладя руку мне на талию.

Бэзил был абсолютно счастлив. А я смотрела на гостей, на сияние их драгоценностей, на расшитые туфли, на фраки-мундиры, на весь этот мир, частью которого я буду теперь навечно. Я смотрела на Карензу — она стояла между отцом и матерью Бэзила, и за их головами виднелась дверь в ту самую маленькую, отделанную вишнёвым деревом комнату, в которой я только что сказала Бэзилу «да».

— Я хочу самую, самую пышную свадьбу! — сказала я Бэзилу.

— Да, — улыбнулся он мне.

— Медовый месяц мы проведём в «Филимоне»!

— Сначала нам придётся посетить Землю.

— Земля — это так скучно!

— Поверь мне, там есть на что посмотреть. Где будешь заказывать свадебное платье?

— Каренза предлагает у Лилит.

— Лилит… Это та, которая шила свадебные наряды Друцким?

— Да.

— Хороший выбор, — похвалил меня Бэзил.

Пары одна за другой присоединялись к танцу. Первым пошёл господин Бибиан с Карензой, потом незамужняя сестра Бэзила, научное светило, посвятившая жизнь, кажется химии, властно повела танцевать какого-то немолодого господина в очках. Через пару минут танцевали почти все. У стен остались стоять лишь самые пожилые.

— Мы будем очень счастливы, — сказал мне Бэзил.

И музыка кончилась. Роботы-лакеи в ливреях распахнули двери в столовую, где в свете тысячи канделябров стоял длинный стол, ломившийся от еды. Можно было бы сказать «ломившийся от яств» или «ломившийся от изысканных кушаний». Но нет, для меня, уже примерно месяц не евшей мяса и сахара это была просто «нормальная еда». Наконец-то нормальная еда!

— Как вкусно пахнет! — сказала я Бэзилу, галантно подвинувшему мне стул.

Я готова была съесть всё. Мысленно. А телом — увы нет, потому что желудок ссохшийся от долго поста еду принимал не охотно. Я поймала взгляд Карензы, тоскливо оглядывавшей огромный окорок, стоявший за вереницей хрустальных бокалов.

— Как же я люблю тебя! — шепнул мне Бэзил, — хочешь винограда?

Бэзил уже второй раз признался мне в любви. Или в третий? Мне надо было ответить ему встречным признанием, надо было сказать, хотя бы «и я тоже!», но, к счастью, в тот момент мне делать этого не пришлось. Потому что господин Бибиан, отец Бэзила, поднялся, чтобы сказать тост.

— Дорогие гости! Друзья! Сегодня знаменательный день, день помолвки моего сына!

И все захлопали. Господин Бибиан вежливо улыбнулся, и продолжил:

— Алесия Уителл, дорогая моя, я так рад, что в нашу семью войдёшь именно ты! Я много лет проработал с твоим отцом, Джуэном Уителлом, правда, я не успел узнать твою мать…

Я не смогла сдержать вздоха. Я всегда терялась и смущалась, когда посторонние говорили про мою мать. Со дня её смерти прошло уже семь лет, срок приличный, и я не могу сказать, что ежесекундно по ней тосковала, совсем нет. Но слышать о ней от посторонних мне всё ещё было тяжело. Однако, винить господина Бибиана мне было не в чем. Я понимала, что невозможно было рассказать гостям о невесте сына, и не упомянуть, при этом, что она дочь той самой Анны Норовой, невероятно умной и образованной женщины, уже к двадцати годам совершившей ряд фундаментальных открытий.

– Я не имел чести узнать твою мать, Анну Норову… — продолжил господин Бибиан, (и гости одобрительно загудели) но я наслышан о её работах.

– Я хорошо знал Анну! — подал голос старик Бибиан, дед моего жениха.

Гости почтительно замерли. Но патриарх семьи, человек, которому все Бибианы были обязаны своим благополучием, больше ничего не сказал.

– К сожалению Анна так рано покинула науку, и так трагично… — продолжал говорить господин Бибиан.

Если вам кажется, что на моей помолвке было как от слишком много учёных и разговоров о науке, то вам не кажется. Учёными, были не только мой покойный отец, моя покойная мать, будущий муж, будущий тесть и будущая золовка, но и подавляющее большинство гостей. На орбите Урана, в этом фешенебельном, дорогом, уединённом уголке космоса, других людей не проживало. Это было общество умных, проводивших свои дни в лабораториях и лекториумах, закрытый клуб по интересам, где всё мерилось научными степенями и количеством научных достижений. Всё — даже качество невесты. Нет, сама будущая супруга не обязательно должна была иметь научную степень, но она обязана была быть дочерью учёного, или хотя бы внучкой, и, желательно не простого, а именитого. Потому что никому не нужны глупые дети, ведь правда? А умные дети, такие, которые способны чего-то достичь в науке, рождаются от девочек из умных семей. Ни у какой другой невесты, будь она хоть трижды раскрасавица не было шансов в этом закрытом мирке. Даже деньги были не так важны, как генетика.

– Хватит, папа, я полюбил Алесию не за это! — громко сказал Бэзил.

Но по голосу его было явственно слышно, что он очень польщен. Ещё бы, его невеста дочь самой Анны Норовой!

– Выпьем за здоровье жениха и невесты!