Одного поля ягоды

В «Нижнем мире», как и в любую пятницу, было как минимум весело. Музыка сотрясала пол так, что в такт битам дрожали внутренности. Алкоголь стекал реками в стаканы людей, которые смеялись, танцевали, курили, запуская под потолок клубы дыма. Кто-то тайком, будто боясь быть пойманным, передавал из рук в руки мешочки с экстази, что способно было подарить эйфорию, но потом принести и муку. Страдание.

Желание рвать на себе волосы, чтобы ещё хоть раз испытать.

Арес наблюдал за пришедшими людьми издалека. Бог войны сидел в стороне, размешивал в стакане квадратном виски, что ему, как бессмертному, точно вреда не приносило, и «любовался» человеческими пороками, что сейчас проявлялись столь явно. Вокруг него царили похоть, алчность, чревоугодие и, наверное, главный грех — глупость.

Смертные пришли в клуб, ставший собственностью младшего Ньюмана, и так беспечно прожигали свои и без того короткие жизни… Словно люди, эти молодые юноши и девушки вокруг него, не думали даже, что жить им чуть больше шестидесяти. Что треть срока, данного судьбой, уже за их спинами, но, несмотря ни на что, тратили, тратили время своё.

Арес им даже чуть завидовал. Потому что хотел, наверное, избавиться от мерзкой привычки жалеть о времени и судьбе. Хотя ему точно переживать не стоило.

Заклятье спа́ло. Отныне и впредь — окончательно. Вереница бесконечных перерождений была наконец остановлена. Старые боги ощущали себя так, словно сняли с себя пояса смертников, заведённые на две недели, и теперь смешались с толпой, празднуя победу.

Вот мимо прошла Афина. Бросила на Ареса гордый взгляд, и Бог без труда его прочёл. Девушка, носившая имя «Рамона» в предыдущем жизненном цикле, приподняла подбородок, говоря, что на этот раз «её взяла». Арес не спорил: война должна кончиться или победой, всеобщим триумфом или поражением в сопровождении поглощающего хаоса. И в этот раз победила Афина, а не Эрида — Богиня раздора, что оказалась слабее цепного пса Ньюмана, разорвавшего девушку в клочья.

Арес усмехнулся собственным мыслям и отсалютовал Афине бокалом. Она презрительно поджала губы и удалилась прочь. Бог войны увидел, как Рамона обвила руку Тома, то есть Апполона, и что-то сказала ему, улыбнувшись сладко.

Возле бара стоял Ньюман. Новый глава «Нижнего Мира» во всех его проявлениях: как заведение в центре Нью-Йорка, так и самого Ада. После смерти матушки, что в битве за Олимп не выдержала напора новых богов, Эдриану пришлось перенять все её дела. Сложно сказать, нравилось ли это полукровке. Справлялся он неплохо, Арес был вынужден это признать, но держать планку, заданную ещё Аидой, Ньюману было сложно. Об этом говорила хмурость юноши. Его внезапная серьезность, что стала особенно заметной даже в будничных разговорах «ни о чём», и редкое появление на людях.

Мимо прошли Афродита с Гефестом. Они, кажется, твердили всем и каждому, что остались друзьями, но от одних их взглядов в стороны едва ли не искры летали. И это было ещё заметнее загруженности Эдриана.

Видимо, у них связь крепкая на подсознательном уровне, которую ни одно заклятье не разрушит. Бывшая Хизер глазами в Гефеста стреляла постоянно, а он ходил за богиней красоты, как привязанный, готовый защитить всегда подругу с розовыми волосами. Арес видел, как эти кудри нравились кузнецу всего Олимпа; он постоянно старался головы Афродиты коснуться, чтобы снова ощутить мягкость локонов.

Локонов, которые должны были принадлежать Аресу.

Он крепче сжал стакан, напоминая, что ему плевать. Уже плевать. Влюблённость в Афродиту прошла, как и любая другая вещь, ранее казавшаяся вечной. Осталось лишь уничтожить остатки этих чувств, что напоминали засохшие корни омертвевшего дерева.

Но вырвать их — не без потерь.

«Оставь эти обиды, Арес! Что было, то уже не повторится, Бог должен это понимать!» — раздался, будто в такт его мыслям, голос в голове. Голос, что звучал для него желаннее скрежета мечей, и говорящий слова не менее твёрдые и уверенные. Слова, соответствующие ей, как Богине.

Арес поднял взор, вгляделся в толпу, ища её.

А Артемида была неподалеку. Достаточно пьяная, расслабляющаяся после изматывающей погони за собственной жизнью, танцевала в толпе под музыку. В клубах дыма от сигарет и косяков, со смазавшейся от частого питья алкоголя помадой, она не казалась Богиней целомудрия. Напротив, в этой среде разврата девушка выглядела смело, вызывая своей отвязностью чувство лёгкого удушения, переходящего в жар.

Примерно то же самое Арес чувствовал, когда, совершая чуть ли не великую ошибку в своей жизни, номер которой уже забыл, наслал на неё чары. Колдовство, которое Андреа, ещё именно юная студентка Кэмпбелл, не могла разрушить. Она смотрела ему в глаза, утверждая, что он пожалеет. Но тогда Арес жалел только о том, что у них мало времени до ритуала осталось.

Что не успеет почувствовать губами своими рот девчонки, заткнуть её грубо — как привык получать всё — и ощутить, как попытки Артемиды прервать поцелуй переходят в борьбу за контроль над Богом войны.

Арес знал, она так поступила бы точно, будь у Андреа такая возможность. Ведь охота — обязательная часть любой войны.

Артемида заметила его взор; по всей видимости, взгляд Бога войны оказался тяжелее, чем тот мог подумать. На мгновение на лице Андреа появилась усмешка — более ядовитая, чем речи Змея-искуссителя. А потом девушка выразительно, не стесняясь движений, платья дурного, что прилегало к её телу второй кожей, продолжила танцевать.

Как в последний раз, мать твою.

Руки поднимала вверх, медленно опуская их вдоль своих изгибов. Она огладила грудь, небольшую, но упругую, спускаясь всё ниже. Рёбра, талия, бёдра… Даже на вид тело Богини крепкое, атлетическое. Пальцы Ареса напряглись в фалангах, будто вспомнили кожу Андреа, которой коснулись, когда переносили девушку в грот пещеры, чтобы скрыть от ритуала.

На ощупь она была ещё более приятной, он точно помнил.

«Играешь со мной?» — спросил мысленно Бог, смотря на извивающуюся под светом клубной аппаратуры девушку. Парни, танцующие рядом с ней, засвистели, как последние сперматоксикозники. И до уха Ареса долетели их сальные шутки.

Но Артемида рассмеялась, будто услышала мысли покровителя войн. Будто согласием ответила на его вопрос, и желание размазать похабных ублюдков по стене ушло на второй план.

Кэмпбелл запустила пальцы в волосы свои, что как ночь чёрная были, и, вспушивая кудри, ушла, бёдрами покачивая в такт музыке. Бог приподнялся с места.

Воздух «Нижнего мира» стал казаться ему отравленным.

Артемида обернулась у самой двери, уводящей в сторону подсобных помещений. Он посмотрел на лучницу и, будто провалился в Тартар, заметив, как Андреа усмехнулась.

Арес признал это за вызов, который не мог не принять.

Он выдохнул, будто собираясь с мыслями, и уже через миг на столике, рассчитанном на троих, остался лишь стакан с недопитым виски.

Череда однотипных пустых коридоров напоминала Аресу лабиринт Минотавра. Но вёл его не клубок, а запах девушки, которую он слышал, чувствовал, но не видел. Сердце стучало так, что перебивало вибрацию музыки в зале. Да что там, мир его в тот миг сузился до грёбаной подсобки «Нижнего мира».

Он ступал по коридорам, как по минному полю — казалось, что если не туда завернёт, то сразу же взлетит на небеса. Но и ждать, долго раздумывать Арес не мог, ведь даже секунда бездействия бесила, выводила из себя.

Бог чувствовал, как кровь закипала, взрывала капилляры в глазах, делая их красными.

Найти девчонку, найти её…

Очередной шаг — вдруг Арес почувствовал руку на своём локте. Осознание, что Кэмпбелл поджидала за углом, пришло ровно в тот же миг, что Богиня прижалась губами к его рту.

Он позволил ей каплю инициативы лишь на секунду. Дыхание сбилось, когда Артемида нагло, чересчур самоуверенно даже для Богини, раздвинула его губы языком. Но Арес не позволил прижать себя к стене. Его рука упала, слегка придушивая, на шею Андреа, которую мог свернуть ещё тогда, в адской пещере, а сам Бог сильнее прижался к девушке.

Всё было, как он и думал: не поцелуй, а один долгий укус, больше напоминающий попытку полностью подчинить себе другого.

Но им так и надо. Какая охота без азарта? Какая война без подчинения?

Они одинаковые. И связь у них тоже есть. Такая же сильная, но осознанная и понятая только сейчас.

Артемида вцепилась ногтями в запястье Ареса, думая отбросить. Но ей не больно: Бог чувствовал, что все силы Андреа брошены лишь на то, чтобы сильнее сцепиться языками. Мокрый звук разорвавшихся на миг губ прозвучал почти оглушающе. Грудь Богини поднялась от учащённого дыхания и соприкоснулась с телом Ареса.

Вниз, к солнечному сплетению, прибила волна жара, способного сжечь заживо.

Но Боги продолжали гореть. Друг для друга.

— Так и знал, что тебе непросто жить со своим целомудрием, — шепнул Арес и крепче сжал шею девушки. Посмотрел на её лицо: помимо помады смазалась и тушь. Из-под прикрытых век на него смотрели чёрные, как смоль, глаза, и искры в них летали такие же мрачные.

Воин такого за все жизни свои не видел.

— Замолчи, — приказала ему Артемида и притянула к себе снова. Двумя руками схватила лицо Ареса и с жадностью, будто задыхалась без его губ на своих, впилась снова. Бог прижался ближе, сталкиваясь с ней бедренными косточками; Кэмпбелл соприкоснулась ягодицами со стеной.

Пальцы скользнули по скулистым щекам Бога, прошлись по шраму, уродующему левую половину лица. И Ареса будто ледяной водой окатили. Прикосновение к шершавой коже, которая всегда одним даже присутствием будет напоминать об его предназначении, оказалось слишком личным. Намного интимнее поцелуя их, напоминал своей отчаянностью животный, и всех последующих действий в перспективе.

Он хотел оттолкнуться, но Артемида оказалась проворнее. Руки её сжали шею Ареса в действии, зеркальном касанию Бога, а сама Кэмпбелл прошептала, от губ жёстких не отсоединяясь:

— Не смей… стесняться. Шрамы тебя украшают.

Чёрт возьми…

Арес чувствовал, что начинает уступать ей. Что равный их поединок за контроль друг над другом становится совсем неравным. А допустить он этого не мог, даже если бы Артемида только на его лицо, изуродованное собственным предназначением, смотрела.

Арес заткнул ей рот, обхватив подбородок ладонью. Сам, наоборот, спустился ниже, обхватил губами венку, колышащуюся на шее Богини. Прижался к ней, втянул тонкую кожу, чуть перекатывая её между зубами.

Она такая терпкая… Её кожа. И сама Артемида такая: как самое лучшее вино Диониса, сносящее голову. Андреа заскулила ему в ладонь, но всхлип Богини оказался заглушен, больше напомнил стон.

Арес понимал, что подходит к грани собственного контроля, за которой его ждало бы полное безумие. Такое, с каким не справиться, какому можно лишь поддаться.

Артемида попыталась уцепиться за выступ на стене, чтобы не сползти на пол, но на ровной поверхности ничего не нашла. Так и царапала бетонную стену, проверяя на прочность чёрные ногти, и пыталась укусить пальцы Ареса.