10000 лет во льдах

Я, из-за волнения, несколько вышел из себя, произнося тираду, но был сразу же возвращен в себя моим странным собеседником, который протянул руку через стол, горячо схватил мою и воскликнул:

– Это мои собственные чувства. Вы правы, этого нельзя допустить. Я рад, что встретил нужного человека, я уверен, что вы мне поможете.

– В чем? – спросил я.

– В победе над махинациями группы лиц, которая в настоящее время занимается изготовлением золота, в спасении мира от огромного кризиса, который вот-вот разразится.

Я пристально посмотрел на своего собеседника, чтобы увидеть, могу ли я обнаружить какие-либо признаки сумасшествия в его взгляде или манере поведения. Мне это не удалось, так как он выглядел совершенно спокойным и полным самообладания и пил свое пиво с явным наслаждением – как здравомыслящий человек. Он не был похож на сумасшедшего, его речь точно не была языком дурака. Может ли он быть мошенником? Я решил подождать развития событий, а потом решить.

– Сэр, – сказал я, – я не понимаю, как я могу вам помочь, даже если бы у меня было желание. Я не человек со средствами, и мое время, хотя оно, конечно, принадлежит мне, должно быть использовано привычным образом и для моих обычных целей. Боюсь, что в таком деле я буду плохим помощником.

– Вы ошибаетесь, – сказал он, – то, в чем мне нужна ваша помощь, принесет вам реальную пользу. Вы ведь писатель, не так ли? Так вот, у вас должно быть что-то, о чем можно писать, и я готов вам это предоставить.

Я был вынужден признать, что это был разумный аргумент, обладающий определенным весом.

– Не возражаете ли вы, – сказал я, – раз уж вы предлагаете мне такое соглашение, познакомить меня с вашим именем и родом занятий?

– Меня зовут, – сказал он, – Филипп Холл. Я приехал из штата Нью-Йорк и по профессии инженер-строитель. Я провел много лет на этом побережье, и последние три года экспериментировал с другой группой в истинном методе добычи золота.

– Значит, вы действительно верите в возможность трансмутации металлов?

– Простите меня. Но я ничего не говорил о трансмутации металлов. Я не верю ни во что столь глупое – по крайней мере, при нашем нынешнем слабом владении силами природы.

– Что! – воскликнул я и мой разум вернулся к первоначальной идее сумасшествия. – Вы не верите в трансмутацию металлов, и все же уверяете меня, что можете сделать золото! Ах! Я вижу, что вы все это время шутили.

– Нет, – сказал он серьезно и очень нарочито подчеркнутым тоном, – я не шутил. Я повторяю, что я ничего не говорил о трансмутации металлов, и я не говорил, что могу сделать золото.

– Пожалуйста, объяснитесь, – сказал я.

– Факты таковы, – ответил он, – нет никаких сомнений в том, что золото может быть получено естественным путем без преобразования или трансмутации других металлов. Результат этого процесса я наблюдал своими глазами, однако он был осуществлен не мной, а той стороной, чьим замыслам я хочу помешать.

– Я так понимаю, вы хотите сказать, что он был вашим партнером?

– Так и есть.

– Как же так получается, что если вы действительно сделали важное открытие, о котором вы говорите, разве вы не должны приложить все усилия, чтобы сохранить его в тайне и наслаждаться его плодами? Так поступило бы большинство людей. Мне кажется, что вы поступаете так, что мир назвал бы очень глупым, раскрывая эту тему вообще – если, конечно, вы не просто человек науки, работающий только ради науки, а не ради себя, а вы, простите меня за откровенность, таковым не являетесь; или филантроп, работающий на благо своих собратьев и решительно настроенный на то, чтобы у всех было достаточно золота, чтобы гарантировать, что они не будут больше работать до конца своих дней. В таком случае я прощаюсь и имею честь пожелать вам доброго вечера, – и я встал и, взяв шляпу, приготовился уходить.

– Остановитесь, – сказал мой спутник, – подождите несколько минут, и я все объясню.

Какая-то серьезность в его взгляде, какая-то внушительность жеста вернули меня в сидячее положение, и он продолжил.

– Я признаю, что это кажется странным – расстаться с таким огромным секретом. Я признаю, что это более чем странно – это кажется невероятно глупым. Я признаю, что публикация этой тайны погубит интересы горнодобывающей промышленности этого побережья и на время парализует промышленность и торговлю всего мира. Есть только одна причина, которая может побудить меня к столь странному решению, но, когда я назову ее, вы поймете ее силу.

– Назовите ее, – сказал я.

– Месть! – крикнул он, обрушивая свой сжатый кулак на стол с энергией, которая заставила все стаканы на столах в пределах обширной территории подпрыгнуть и зазвенеть, и внезапно остановила трех официантов в их беспрерывном движении.

Я пристально посмотрел на него и сказал:

– Продолжайте.

– Тот, кого я назвал своим партнером, предал доверие, которое я ему оказал, или, если говорить точнее, не сообщил мне то, что должен был сообщить. В течение трех лет мы экспериментировали вместе. Я дал ему возможность воспользоваться моим теоретическим и механическим опытом. Я планировал и конструировал орудия, которые мы использовали. Я предоставил умение и мозги, он – деньги. По одной из тех счастливых случайностей, которые часто открывают принципы или естественные комбинации, ошибочно называемые изобретениями, однажды он наткнулся на последний шаг процесса, который мы вместе старались довести до совершенства. Я случайно отсутствовал в это время в нашей мастерской и когда я вернулся, я увидел результат. Я увидел улыбку триумфа, озарившую его лицо, но я также увидел дьявольскую и сардоническую ухмылку злобы, скрывавшуюся под ней. Я сразу же потребовал от него объяснить суть этого процесса и повторить его в моем присутствии. Он просто стоял со сложенными руками и улыбался. Я призвал его к мужественности, к его представлениям о справедливости и добросовестности, чтобы он не позорил себя, поступая так подло по отношению к тому, кто столько лет работал рядом с ним. Я видел по его суровому, непримиримому лицу и твердой решимости в его глазах, что жадность и эгоизм за несколько коротких мгновений изменили всю суть этого человека, или, возможно, правильнее сказать, развили в его характере черты, которые всегда были скрыты в нем и лишь требовали обстоятельств и случая для их проявления. В ответ он сказал, что последний шаг в процессе был его открытием, а не совместным, что я не могу претендовать на него ни по закону, ни по справедливости, и взял кусок кварца, который, когда я вышел из комнаты несколько часов назад, был девственно белым и чистым; он с триумфом указал на крупные вкрапления чистого золота, которым он был испещрен, и сказал мне, что если я могу его изготовить, то должен пойти и сделать это. Мой гнев разгорелся. Я бы бросился на него, если бы осмелился, но он был физически гораздо сильнее меня, и я хорошо знал, чем закончится такой конфликт. Он тоже это знал и улыбался с еще более невозмутимым хладнокровием. Если бы у меня было хоть какое-нибудь оружие, я бы, возможно, воспользовался им, но я знал, что применение силы не принесет ничего хорошего, и что мои истинные цели будут исковерканы любым таким действием – ведь я никогда не позволяю даже гневу поколебать мой разум. Тогда я сказал ему, что, прежде чем он будет пользоваться преимуществами открытия, я опубликую все факты всему миру и только он подтолкнул меня к этому. Он сказал мне, что вначале меня сочтут лишь дураком или сумасшедшим, а когда я не добьюсь никакого результата, что, несомненно и произойдет, я только усугублю впечатление, которое произвел вначале. Я закричал в бессильной ярости, что буду продолжать эксперименты один. Он рассмеялся низким, довольным смехом и сообщил, что у меня больше нет его денег. В порыве страсти я воздел руки к небу и поклялся, что осуществлю свою месть, даже если на это уйдут годы, и, потрясая кулаком перед его лицом, покинул это место. Вечером я вернулся, готовый выполнить часть своей программы. Он был слишком быстр и, разгадав мои намерения, убрал всю свою аппаратуру, и не осталось ни следа, ни знака. Сбитый с толку, я несколько дней наводил справки не появлялись ли в окрестности грузовые фургоны, так как знал, что несколько из них он должен был задействовать для столь быстрого перемещения аппаратуры, но он либо подкупил их, чтобы они молчали, либо привлек их из какого-то отдаленного пункта. До вчерашнего дня я не мог получить никакой подсказки. Вчера, когда я с любопытством бродил по улицам, пытаясь по каким-нибудь признакам обнаружить присутствие того, что я искал, мои уши уловили звук из подвала здания на Бродвее возле Стоктона, которое когда-то было занято под китайскую прачечную, (но, судя по всему, которая теперь не работает), который заставил мое сердце подпрыгнуть от радости; это был низкий, ритмичный, приглушенный стук паровой машины, и как жена узнает шаги своего мужа ночью в квартале от дома, так и я узнал стук этой паровой машины – разве я не жил и не работал с ней в течение трех лет? Я остановился, и как только я замер, звук прекратился. Мог ли я ошибиться? Я внимательно посмотрел на подвал, но только на мгновение, и продолжил свою прогулку в расслабленной манере. Если остановка двигателя, рассуждал я, была следствием моей остановки на улице, то за мной наблюдали изнутри, и выдать своими действиями знание этого факта означало бы просто потревожить бдительность другой стороны и отдалить ту самую цель, которую я стремился достичь. То, что подвал на такой людной улице, как эта, оказался незанятым, само по себе было подозрительно. Двери и окна были надежно заколочены досками и заперты засовами. Ничто не указывало на присутствие жизни или деятельности внутри. То, что мой старый партнер выбрал для своей мастерской такое публичное место, не показалось мне странным. Я знал, что у него достаточно ума, чтобы понять, что аксиома о том, что человек никогда не бывает так одинок, как в густонаселенных городах, имеет широкое применение, а поскольку в этом районе живут почти одни южные европейцы, я знал, что деятельность, которая в другом месте привлекла бы внимание, здесь останется незамеченной.

– Когда над городом сгустились сумерки, и я успокоил себя тем, что не стал объектом слежки, я снова подошел к этому месту, но уже с противоположной стороны улицы. Я вошел в небольшой салун или бакалейную лавку, откуда мог наблюдать за обстановкой, и около семи часов заметил, как из узкого переулка со стороны дома, за которым я наблюдал, появилась фигура человека, скрытая плащом и шляпой, так что его невозможно было узнать ни по фигуре, ни по чертам лица. Но я сразу узнал его по походке – это был он, это был Хансдеккер! Он настороженно огляделся вокруг, а затем медленно пошел в сторону Дюпона. Я последовал за ним незаметно и на расстоянии, увидел, как он вошел во французский ресторан на некотором расстоянии вниз по улице, и, увидев его сидящим за ужином через дверь, когда я проходил по другой стороне улицы, я понял, что у меня в запасе по крайней мере четверть часа для скрытного наблюдения, и поэтому вернулся так быстро, как только мог, к дому, за которым я наблюдал. В магазине, расположенном выше по улице, работал итальянский торговец хламом, который был необщителен и делал вид, что не понимает, когда его спрашивали о подвале. Я поднялся по переулку сбоку от дома к задней части и увидел дверь, сообщающуюся с подвалом. Я вычислил свою жертву; следующим моим шагом было найти средства, чтобы осуществить задуманное – а именно, незаметно наблюдать за его действиями. Дом был каркасный, и я сразу понял, что, проделав шнеком отверстие от аллеи в диагональном направлении через боковую часть дома, я смогу получить сносный обзор того, что происходит в подвале. Но поскольку я не был уверен, с какого места лучше всего будет виден аппарат, я решил, что сначала нужно проделать пробное отверстие, чтобы точно сориентироваться. Я боялся возвращения Хансдеккера, так зовут моего старого партнера, и поэтому отступил, решив вернуться сегодня вечером со всем необходимым для моих исследований. Это я и сделал, пока он отсутствовал ужиная в тот же час, и за время его отсутствия мне удалось не только просверлить отверстие, но и два других отверстия возле аппаратом. По огромной глыбе кварца, лежавшей на столе и в непосредственной близости от отверстия, я понял, что он намеревался применить свое открытие этим вечером в более амбициозных масштабах, чем ранее. И, под предлогом покупки чего-то ненужного мне у итальянского торговца хламом, который почти живет в магазине, этот человек неохотно признался, когда убедился, что я знаю о существовании двигателя в подвале, что, по его мнению, машинист, которому он принадлежит, зарабатывает на жизнь ночной работой, поскольку он обычно слышал, как он работает между одиннадцатью и двенадцатью. Сегодня в одиннадцать вечера я собираюсь быть в этом доме и выяснить путем фактического наблюдения природу последнего этапа процесса, который он использует – то есть, если я смогу сделать это путем простого осмотра, в чем я ни в коем случае не уверен, поскольку склоняюсь к мысли, что он использует что-то, что может потребовать анализа для определения его природы, и если это так, поскольку я твердо решил докопаться до сути дела, я должен использовать другие средства. Я в отчаянии. Мне не для чего жить сейчас, кроме как для того, чтобы узнать это. Я уже немолод. Неужели жадность этого негодяя, этого мерзавца, этого низкого, беспринципного негодяя помешает мне получить желаемые знания? Сэр, я твердо решил скорее умереть, но добиться своего. Может статься, что я потерплю неудачу в своих попытках. Может статься, что мой противник, хитрый, как Люцифер, окажется более чем сильным противником для меня, если случится худшее, и поэтому я решил отправиться в сопровождении кого-нибудь, связанного с прессой, кто сможет помешать осуществлению замыслов этого негодяя, если со мной произойдет какой-нибудь несчастный случай, опубликовав все подробности и сообщив их всему миру. У вас, господ журналистов, обычно хватает ума оценить все, что происходит, и, как правило, вы достаточно научно подкованы, чтобы понять это. Вы или кто-то из вашей профессии – единственные люди в мире, кому я мог бы доверить подобное дело, поскольку необходимые знания, такт, любовь к приключениям и смелость, чтобы пойти на них, есть только у вас. Вы пойдете со мной?