Установленный срок

Глава IV. Джек Невербенд

Прошло шесть месяцев, которые, должен признаться, были для меня периодом больших сомнений и несчастий, хотя и сменялись определенными моментами триумфа. Конечно, по мере приближения времени вопрос о проводах в колледж Красвеллера стал широко обсуждаться общественностью Гладстонополиса. То же самое произошло и с любовью Абрахама Граундла и Евы Красвеллер. В общине были "еваиты" и "авраамиты"; ибо, хотя брак еще не был окончательно разорван, было известно, что два молодых человека совершенно разошлись во мнениях по вопросу о проводах старика. Защитники Граундла, которых можно было найти по большей части среди молодых мужчин и молодых женщин, утверждали, что Абрахам просто стремился выполнять законы своей страны. Случилось так, что в этот период он был избран на вакантное место в Ассамблее, так что, когда вопрос был вынесен на обсуждение, он смог публично объяснить свои мотивы, и надо признать, что он сделал это добрыми словами и с определенной долей юношеского красноречия. Что касается Евы, то она просто стремилась сохранить оставшиеся годы жизни своего отца, и было слышно, как она высказывала мнение, что колледж был "сплошным надувательством" и что людям должно быть позволено жить столько, сколько угодно Богу. Конечно, с ней были пожилые дамы из общины, и среди них моя собственная жена, как самая старшая. Миссис Невербенд никогда раньше не занимала видного места ни в одном общественном вопросе, но по этому поводу она, казалось, придерживалась очень теплого мнения. Было ли это вызвано исключительно ее желанием способствовать благополучию Джека или размышлениями о том, что ее собственный срок проводов постепенно приближался, я так и не смог до конца определиться. Во всяком случае, ей оставалось десять лет, и я никогда не слышал от нее никаких выраженных опасений перед уходом. Она была, и остается, храброй, хорошей женщиной, привязанной к своим домашним обязанностям, заботящейся о комфорте своего мужа, но сверх всякой меры заботящейся о том, чтобы все хорошее выпало на долю этого козла отпущения Джека Невербенда, для которого, по ее мнению, нет кого достаточно богатого или достаточно величественного. Джек красивый мальчик, я согласен, но это почти все, что можно о нем сказать, и в этом вопросе он был диаметральной противоположностью своему отцу с самого начала и до конца.

Очевидно, что при таких обстоятельствах ни один из этих моментов триумфа, о которых я упоминал, не мог прийти ко мне в моем собственном доме. Там миссис Невербенд, Джек, а через некоторое время и Ева заседали вместе в вечном совете против меня. Когда эти встречи только начались, Ева все еще признавала себя обещанной невестой Абрахама Граундла. В этом было и ее собственные клятвы, и согласие ее родителей, и, возможно, что-то от оставшейся любви. Но вскоре она прошептала моей жене, что не может не испытывать ужаса к человеку, который стремился убить ее отца, и мало-помалу она начала признаваться, что считает Джека прекрасным парнем. У нас был замечательный крикетный клуб в Гладстонополисе, и Британула пригласила английских игроков в крикет приехать и поиграть на Литтл-Крайстчерч-граунд, который они объявили единственным на сегодняшний день подготовленным полем для крикета на земле, обладающим всеми возможными достижениями для надлежащего проведения игры. Теперь Джек, хотя и был очень молод, был капитаном клуба и посвящал этому занятию гораздо больше своего времени, чем своему более необходимому торговому бизнесу. Ева, которая до сих пор не обращала особого внимания на крикет, внезапно стала страстно предана ему, в то время как Абрахам Граундл, с рвением не по годам, больше, чем когда-либо, отдался делам Ассамблеи и выразил некоторое презрение к игре, хотя он был неплохим игроком.

В этот период стало необходимым вынести на обсуждение Ассамблеи вопрос о Установленном сроке, так как считалось, что при нынешнем состоянии общественного мнения было бы нецелесообразно выполнять установленный закон без силовых санкций, которые дало бы ему дополнительное голосование в Палате. Общественное мнение запретило бы нам проводить Красвеллера без дополнительных полномочий. Поэтому было сочтено необходимым задать вопрос, в котором имя Красвеллера не упоминалось бы, но который мог бы быть вынесен на общественные дебаты. Однажды утром молодой Граундл спросил, намерено ли правительство проследить за тем, чтобы различные положения нового закона о препровождении в колледж были немедленно приведены в исполнение.

– Палате известно, я полагаю, – сказал он, – что скоро должен быть создан первый прецедент.

Я могу в этом месте также отметить, что про это было сказано, в который раз, Еве, и она притворилась, что ей не по себе от такого вопроса ее молодого человека. По ее словам, это было очень неприятно, и после таких слов она должна была бросить его навсегда. Только через несколько месяцев после этого она позволила упоминать имя Джека вместе со своим собственным, но мне было известно, что между ней, Джеком и миссис Невербенд все было почти улажено. Граундл заявил о своем намерении действовать против старого Красвеллера в связи с нарушением контракта, согласно законам Британулы, но сторона Джека полностью пренебрегла этим. Рассказывая об этом, я, однако, продвинулся немного дальше того места в моей истории, до которого я уже довел читателя.

Затем возникли дебаты по всему принципу этой меры, которые проходили с большой теплотой. Я, как президент, конечно же, не принимал в них никакого участия, но, в соответствии с нашей конституцией, я все слышал с кресла, которое обычно занимал по правую руку от спикера. Аргументы, на которых делался наибольший акцент, были направлены на то, чтобы показать, что Установленный срок был выдвинут к рассмотрению в основном с целью облегчить страдания стариков. И было убедительно показано, что в подавляющем большинстве случаев жизнь после шестидесяти восьми лет – это суета и томление духа. Другие аргументы касаемо дороговизны содержания стариков за счет государства на данный момент отброшены. Если бы вы послушали молодого Граундля, со всей пылкостью юности настаивающего на абсолютной нищете, на которую обречены старики из-за отсутствия такого закона, если бы вы услышали о страданиях от ревматизма, подагры, камней и общей слабости, изображенные в красноречивых словах двадцатипятилетнего юноши, вы бы почувствовали, что все, кто захочет способствовать увековечению такого положения вещей, должны быть обвинены в дьявольской жестокости. Он действительно поднялся на большую высоту парламентского мастерства, и в целом увлек за собой молодую и, к счастью, большую часть палаты. Оппозиции, по сути, нечего было сказать, кроме повторения предрассудков Старого Света. Но, увы, так сильны слабости мира, что предрассудки всегда могут победить истину одной лишь силой своих батальонов. Только после того, как это было доказано и передоказано десять раз, стало ясно, что солнце не могло спокойно стоять над Гидеоном. Красвеллер, который был членом парламента и занимал свое место во время дебатов, не решаясь говорить, лишь шепнул своему соседу, что бессердечный жадина не желает ждать шерсти из Литтл-Крайстчерча.

В ходе дебатов было проведено три голосования, и трижды сторонники Установленного срока побеждали старую партию большинством в пятнадцать голосов в палате, состоящей из восьмидесяти пяти членов. Настолько сильны были чувства в республике, что только два члена отсутствовали, и это число оставалось неизменным в течение всей недели дебатов. Я считал это триумфом и чувствовал, что старая страна, не имеющая никакого отношения к этому вопросу, не может вмешиваться в мнение, выраженное столь решительно. Мое сердце заколотилось от приятного волнения, когда я услышал, что старость, к которой я сам приближался, изображена в терминах, которые делали ее бессилие действительно ярко выраженным, – до тех пор, пока я не почувствовал, что, если бы было предложено сдать на хранение всех нас, достигших пятидесяти восьми лет, я думаю, что с радостью дал бы свое согласие на такую меру, сразу же ушел бы и сдал себя на хранение в колледж.

Но только в такие моменты мне позволялось испытать это чувство триумфа. Не только у себя дома, но и в обществе в целом, и на улицах Гладстонополиса я сталкивался с выражением мнения, что Красвеллера не заставят уйти в колледж в его установленный срок.

– Что может помешать этому?– сказал я однажды своему старому другу Рагглсу.

Рагглсу было уже немного за шестьдесят, и он был городским агентом сельских шерстяников. Он не принимал никакого участия в политике, и хотя он никогда не соглашался с принципом Установленного срока, он не был заинтересован в оппозиции к нему. Он был человеком, которого я считал безразличным к продолжительности жизни, но который в целом предпочел бы смириться с тем жребием, который предназначила ему природа, чем пытаться улучшить его какими-либо новыми реформами.

– Ева Красвеллер помешает этому, – сказал Рагглс.

– Ева еще ребенок. Неужели вы полагаете, что ее мнению позволят нарушить законы всего общества и воспрепятствовать прогрессу цивилизации?

– Ее чувствам будут сочувствовать, – сказал Рагглс. – Кто сможет противостоять дочери, ходатайствующей за жизнь своего отца?

– Один человек не сможет, но восемьдесят пять смогут это сделать.

– Восемьдесят пять будут для общества тем же, что и один будет для восьмидесяти пяти. Я ничего не говорю о вашем законе. Я не высказываю мнения, будет ли он хорошим или плохим. Я хотел бы дожить свой срок, хотя признаю, что на ваших плечах, люди из Ассамблеи, лежит ответственность решать, сделаю я это или нет. Вы могли бы выпроводить меня и сдать на хранение без всяких проблем, потому что я не пользуюсь популярностью. Но люди начинают говорить о Еве Красвеллер и Абрахаме Граундле, и я говорю вам, что всех ваших сторонников, которые есть в Британуле, не хватит, чтобы доставить старика в колледж и держать его там, пока вы его полируете. Он с триумфом вернется в Литтл-Крайстчерч, а колледж станет после этого развалинами.

Такой взгляд на дело меня особенно огорчил. Как главному судье общины, ничто не вызывает у меня такого отвращения, как бунт. Населению, которое не соблюдает законы, ничего нельзя предречь, кроме зла, в то время как народ, который будет соблюдать законы, не может не стать процветающим. Меня очень огорчало, когда мне говорили, что жители Гладстонополиса поднимут бунт и разрушат колледж только ради того, чтобы поддержать взгляды хорошенькой девушки. Есть ли честь, или, что еще хуже, есть ли польза в том, чтобы быть президентом страны, в которой могут происходить подобные вещи? Я оставил моего друга Рагглса на улице и в очень тяжелом состоянии духа направился в исполнительный зал.

Там меня настигли вести гораздо более печального характера. В тот самый момент, когда я разговаривал с Рагглсом на улице на эту тему, на рыночной площади состоялось собрание с явной целью свернуть закон о Установленном сроке, и кто был главным оратором на нем, как не Джек Невербенд! Мой собственный сын взял на себя эту новую работу публичного оратора в прямой оппозиции к своему собственному отцу! И у меня были основания полагать, что его подстрекала к этому моя собственная жена!