Altera fabula

1. Страшная сказка для кузена

Гарри замер, сливаясь со стеной в полутемном коридоре. Короткий испуганный вскрик Дадли и его шумное прерывистое пыхтение ясно выдавали, какое кино он смотрит, пока родителей нет дома. Кузен обожал ужастики. А потом обожал пугать Гарри. Переняв свежий опыт, так сказать. Так что решение заглянуть немного в будущее, возможно, свое собственное, было для Гарри отнюдь не простым любопытством.

Он сделал еще пару шагов на цыпочках и одним пальцем осторожно ткнул в дверь. Та легко поддалась, медленно и бесшумно приоткрываясь. Ему не нужно было много — взглянуть хотя бы одним глазком, чего так боится Дадли.

Не то чтобы ему тоже хотелось острых ощущений — ему их, вообще-то, и так хватало. Просто знать, что может грозить ему самому, всегда было полезно. И как раз помогало уменьшить если не количество, то интенсивность собственных переживаний уж точно. А то и противопоставить что, например, самому потрястись, поорать и повращать глазами, мол, страшно-страшно. Дадли с компанией, как правило, после этого довольно быстро отступали. Еще бы, столько шума.

И вот он всеми фибрами души внимал страху кузена. Фильм про удивительных, нечеловеческих существ, питающихся кровью и способных на кое-что особенное… Вот один из них взлетел по вертикальной стене на какой-то балкон, и у Гарри внутри что-то екнуло. Наверное, когда он оказался на крыше школьного пристроя, он прыгнул так же, как эти вампиры. Ему бы еще клыки… Внезапно его словно холодной волной окатило: а что если он такой же? Вдруг он… вампир? Наверное, у них тоже бывают детеныши? Может быть, потому его и называют уродом и ненормальным — он не просто не такой, как все?

Интересно, Дадли так же заверещит, когда Гарри ему улыбнется настоящей вампирской улыбкой? А клыки у него еще могут вырасти, или уже все, зубы сменились окончательно? А может, они у него уже есть, ведь у этих вроде как втягиваются, как когти у кошек мисс Фигг, просто он не научился, как их, того, доставать?

Жалко, фильм не удалось досмотреть— вернулись Дурсли-старшие, потом был скандал, но Гарри вовремя успел нырнуть в любимый чулан. Ну конечно, любимый — кроме него туда никто обычно не заходил. Тетка брезговала, дядя не помещался, Дадли… о, от него он всегда вовремя успевал закрыть дверь.

Он улегся на старый скрипучий диван и принялся фантазировать, трогая языком самую капельку выступающие зубы справа и слева от верхних резцов.

Вот если бы он лежал в гробу… Утро, тетка стучит, а он лежит себе. Она открывает дверь, а он из гроба встает и улыбается. И красиво клацает зубами! А в темноте его клыки блестят, прямо как в фильме!

Нет. Она позовет дядю, он вытряхнет Гарри из гробика и наподдаст так, что мало не покажется. И гробик разломает. А в школе сидеть надо, между прочим, почти целый день. Нетушки.

Интересно, дядя Вернон вампиров боится? А если… если бы у Гарри были такие клыки по-настоящему, чтобы тот боялся к нему руку протянуть? Чтобы если что — клац! — и нет руки! Хотя на дядину руку не клыки нужны, а безнопила, точно...

Так он и заснул, вместе со своими опасениями и мечтами о невозможном.

Утром он почувствовал, что нижнюю губу сильно саднит… а после умывания бегло посмотрел на себя в зеркало и обнаружил на ней две ранки — аккурат там, где воображал себе красивые и острые клыки.

Что бы про него ни говорили, дурачком Гарри не был. Он сразу вспомнил про то, как у него однажды отросли волосы. Значит, он может и… зубы? Он уставился в зеркало, оскалился и сосредоточился, но в это время в дверь заколотили. Начинался новый день.

В школе он был слишком рассеян — все время трогал свои клычки и не мог думать ни о чем другом, и то, что учителя его не особо замечали, наконец оказалось на руку. Выходить из класса, когда закончился последний урок, Гарри не торопился — он только-только почувствовал, как немного приподнимается верхняя губа, и не хотел, чтобы это заметил еще кто-то. В раздевалке он оказался последним, быстро схватил вещи, переобулся, благо в старые кроссовки достаточно было всунуть ногу, а потом подтянуть и крепко завязать шнурки, и, прикрываясь курточкой, выскочил на улицу мимо наблюдавшей за ними учительницы.

* * *

Гарри давно научился делать вид, что ему больно, гораздо раньше, чем ему действительно становилось невтерпеж, так что теперь никто не пытался ругать его за крики, а пару раз Дадли с компанией даже досталось от учителей за «плохое поведение». Первый раз после полученной ими выволочки парни его снова отловили, но Гарри ухмыльнулся и просто спросил, не поорать ли еще. И, к его огромному удивлению, Полкисс, быстро оглядевшись, тоже увидел пару учителей, идущих в их сторону, и оттащил своих приятелей.

Так что в школе постепенно его имидж сменился: хулиганом его считать перестали, но зато он стал обиженным и слабаком. На этом можно было сыграть, что Гарри не раз и проделывал, особенно когда кузен портил его тетради, однако, было обидно и противно. Хотелось стать сильнее, но как?

Он, конечно, понимал, что надо хорошо питаться, заниматься спортом, но что делать, если он физически не смог бы съесть даже половину того, что сжирал Дадли, даже если бы ему столько дали? Недокормленный организм привык и попросту не мог справляться с большими порциями. По крайней мере, не сразу. А о спортивных секциях нечего было и мечтать — все они были платными.

Последний год тетка почему-то начала от души потчевать его овсянкой, безвкусной, совсем без сахара, но Гарри догадался ее подсаливать — тут его не ограничивали, после чего рубал любо-дорого, но корм, видимо, все еще шел «не в коня», да и побегать приходилось. Ну хоть живот от голода больше не бурчал, если, конечно, за его хозяином не находили какой-либо новой провинности.

Кстати, сахаром он тоже научился запасаться: тетка не дошла еще до такого маразма, как пересчитывание кусков в сахарнице. Теперь на полке за учебниками Гарри прятал коробку с едой. Небольшую, но все время пополняемую то сухарями, то хлебом, то куском сахара. Того, что еда испортится, Гарри не боялся — запасец он обновлял почти ежедневно. И совесть его совершенно не мучила — летом он совершенно случайно узнал, сколько получает садовый рабочий у миссис Фигг. А он еще и по дому, и на кухне, между прочим. С ним по-честному не хотят, а он что, должен? Вот еще!

Гарри продолжал с каждым днем умнеть, так что находить его провинности становилось все трудней. Дурсли его, конечно, терпеть не могли, но в целом все же были достаточно адекватными, чтобы, например, не давать ему совсем уж непосильных заданий или ожидать, что он одновременно справится со всеми делами. Да и садистами не были, разве что у самого младшего проявлялись такие наклонности. А главное, общественное мнение довольно быстро оказывалось на стороне Гарри, стоило ему сделать жалобное лицо и подпустить слез. Хоть об этом все довольно быстро забывали, но использовать момент он научился по максимуму.

* * *

В самом начале учебного года Гарри получил один удивительный и немного жутковатый урок. Конечно же, в школе, точнее, на задворках ее. От одного новичка, жаль, тот не попал в его класс, уж Гарри бы постарался с ним сойтись. Увы, не успел — мешали и слишком короткие перемены, и компания кузена, и собственная робость. Теперь вот жалел, но толку-то — мальчишку, которого с первых дней дразнили гордым шотландцем, наверняка перевели в ту самую школу Святого Брутуса, которой Дурсли все время пугали Гарри.

Теперь он и сам понимал, что там, наверное, есть чего бояться, точнее, кого. Но этот новенький там, скорее всего, не пропадет. И Гарри понял, что он тоже так хочет. Точнее, совсем не так, но… Не в школу Святого Брутуса, а не пропасть, вот. Тот случай не раз вставал перед глазами, так что Гарри чего только не передумал об этом.

* * *

Из-за коробок с макулатурой под навесом на заднем дворе, где ему частенько раньше приходилось прятаться от Дадли с компанией, он видел, как двое парней классом старше зажали «шотландца». Удобное место, если знать что тут и как. А еще, если не успеваешь удрать, можно столкнуть коробку-другую, они гарантированно задержат преследователей. Гарри дернулся было, чтобы утащить новичка в узкий проход — в нем за ними едва ли угонятся, но тут весь вид ему загородила чья-то спина. Гарри осадил назад и забрался повыше, прячась за коробками.

Новичок, почти такой же мелкий и щуплый, как Гарри, убегать не собирался. Гарри уже сам приготовился дать деру — так, на всякий случай, но пацан что-то вытащил из кармана и взвился тоненькой пружиной прямо в ближайшего вымогателя, а тот вдруг всхлипнул и упал, его напарник заорал, отскакивая, кто-то побежал за взрослыми… чужая спина сползла куда-то вниз, и Гарри увидел много, очень много крови. И лежащего на боку трясущегося и хрипящего парня, обеими руками держащегося за шею.

Он смотрел со стороны и не мог оторваться, хотя вкус в рту стал неприятно-металлическим. Бежать теперь не имело смысла, лучше всего было спрятаться. А светловолосый новичок преспокойно стоял в луже крови своего врага и… у Гарри расширились глаза и его едва не стошнило: ухмыляясь, медленно облизывал окровавленную ручку. Или это был карандаш? Хотя какая разница!

Набежавшие зрители шаг за шагом начали отодвигаться. Девчонки завизжали, и даже одна из учительниц, прибежавшая первой, побледнела и ахнула, прикрывая рот руками. У кого-то началась истерика.

— Псих!

— Бешеный!

— Ненормальный…

— А может, он вампир?

Мальчишка расхохотался. Его так и увезли — смеющимся, потому что ни на полицейских, ни на учителей он не реагировал. Уроков в тот день больше не было.

* * *

В память Гарри это все врезалось намертво. Он даже однажды расковырял ссадину на коленке и слизывал свою кровь, пока та не прекратила течь. И сам удивился, поняв, что в этом нет совершенно ничего противного. Соленая и соленая. Не сказать, что вкусно, но по сравнению с теткиной овсянкой… Нормально.

Нет, поражать людей такими выходками, как тот парень, Гарри не хотел — ему хватало ума представить, что его ждет, вздумай он последовать его примеру. Психбольница или тюрьма, или одно за другим. Вот Дурсли-то обрадуются. Нетушки.

Поэтому он пока потихоньку тренировался «на вампира». Будь он старше, начитаннее и романтичнее, то, наверное, придумал бы что-то вроде «пробуждения своей природы», но Гарри был всего лишь десятилетним мальчишкой, хоть и видавшим виды. Сами тренировки проходили обычно на заднем дворе школы и изредка в парке. И в чулане, конечно — то, что касалось зубов. С каждым разом выходило все лучше.

Главные же тренировки заключались в том, что он вспоминал во всех подробностях, как тогда очутился на крыше школьного пристроя, и старался переместиться, но, конечно, не на крышу, а в то место, которое выбирал заранее, видимо, чутьем определив, что пробовать лучше когда цель недалеко. Он падал, обдирал колени, но однажды у него скрутило все внутренности, и он оказался ровно в той точке, что запланировал, ярдах в десяти от места, где стоял, возле старого раскидистого дерева.

Его долго рвало, но на следующий день он пришел и повторил все снова. Однажды ему пришла мысль о том, что, возможно, ему так плохо при перемещениях из-за того, что не хватает крови. Недолго думая, он сам цапнул себя за руку и, шипя от боли, зализал ранку.