Засекреченный полюс

Виталий Волович
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: В апреле 1950 года в районе Полюса относительной недоступности начала работу отечественная дрейфующая научная станция "Северный полюс-2". Шли годы "холодной войны", поэтому исследования в Арктике были строго засекречены. В тяжелых условиях полярных зим коллектив станции мужественно выполнял сложнейшие научные задачи. Об этих событиях рассказывает участник экспедиции, автор книги Виталий Георгиевич Волович.

0
279
76
Засекреченный полюс

Читать книгу "Засекреченный полюс"




Наконец под вечер 12 октября автобус и грузовик, загруженные "под завязку", прибыли в Захарково. Первым делом я помчался в первый отдел (так именовался секретный отдел во многих учреждениях) узнать, как обстоят дела с моими кольтами.

-  Привет, доктор, - сказал начальник отдела, сухощавый, с бесцветным лицом и зализанными назад редкими темными волосами, одетый в принятую для сотрудников спецчасти в полувоенную форму. - Твой груз уже третий день как доставили.

Он поставил на тумбочку аккуратно сбитый зеленый ящик, вооружился отверткой и ловким движением сорвал пломбы.

-  Любуйся своим хозяйством, - сказал он, освобождая от промасленной бумаги лежавший сверху пистолет.

Я так и ахнул: Вместо предмета моих романтических грез, сверкающего вороненой сталью и отливающего чернью барабана револьвера, в руках у начальника спецотдела оказался пистолет, похожий на обыкновенный армейский ТТ. Не заметив моего разочарования, начальник тщательно обтер пистолет ветошью и, примерив по руке, уважительно сказал:

-  Хорошая машина. С такой не только на медведя, на мамонта можно ходить. А вот в этой "цинке" - две сотни патронов. Вот только с кобурами промашка вышла. Не подвезли. Но ты не беспокойся. Я по нашей линии уже дал команду в Тикси. Там пошьют кобуры. Ну, до завтра, - добавил он. - Все это хозяйство загрузим на борт Титлову. И вдруг, вот чего я не ожидал, он подошел ко мне, обнял и сказал: - Желаю удачи, доктор. Чтобы льдина не лопалась и больных было поменьше.

Теперь оставалось только получить полярные шмотки. Я отправился на вещевой склад, и скоро облезший брезентовый мешок заполнился пахнувшим нафталином обмундированием. И чего там только не было: начиная с шерстяных носков, свитера, перчаток, длиннющего шарфа, костюма спецпошива из толстого черного сукна, мехового жилета, шапки из пыжика, унтят и унтов из черного собачьего меха, кожаных сапог на меху и меховых брюк и кончая тяжелым спальным мешком с пуховым вкладышем и огромными рукавицами-грелками.

Я сменил модные полуботинки на меховые сапоги, нахлобучил пыжиковую шапку, набросил на плечи меховой реглан цвета разведенного какао, называвшийся почему-то "француженкой", и поволок полученное добро в "красный уголок". Устроившись в кресле, я извлек из кармана после долгих поисков трубку. Набил ее пахнувшим медом табаком "Золотое руно"{5} и закурил. Синие кольца дыма поплыли к потолку. До отлета оставалось еще часов десять, так что надо было набраться терпения, которое, по словам великого Нансена, является "величайшей добродетелью полярника". Устроившись на диване, я накрылся "француженкой" и задремал.

Ночью я несколько раз подбегал к окну: как там погода. Ведь понедельник, да еще тринадцатое число, по мнению многих летчиков, не самый удачный день для вылета. Но в Арктике, видимо, жили по другим законам, и мы, невзирая на столь неблагоприятное сочетание, покинули без помех московский аэродром, а через шесть часов благополучно приземлились в Архангельске на Кег-острове. Переночевав, самолеты взяли курс на восток: Амдерма, Косистый, Хатанга, Тикси. Здесь мы задержались на двое суток: надо было получить продовольствие. Вскоре грузовые кабины заполнили десятки оленьих туш, банки с пельменями, изготовленными руками жен тиксинских старожилов. Перед самым отлетом на собачьей упряжке подкатил укутанный до бровей красный молодец и обрадовал нас несколькими мешками свежего картофеля, тщательно укутанными в старые ватные одеяла, и ящиком репчатого лука.

Местный "особист" вручил мне пакет с одиннадцатью брезентовыми кобурами, одну из которых я мигом приобщил к делу, запихнув в нее кольт и привесив к поясу. Еще одна посадка в Певеке, беспокойная ночь, проведенная в борьбе с голодными клопами. Последний перелет, и вот самолетные лыжи уже скользят по обледенелому полю аэродрома на мысе Шмидта. Здесь царит настоящая зима. Одноэтажные домики поселка до самых крыш заметены снегом. По широким улицам гуляет поземка. Двадцатиградусный мороз с непривычки безжалостно кусает щеки и нос, заставляя кутаться в шарф. Чувствуется приближение полярной ночи, уже окутавшей поселок серыми сумерками.

Разместившись в скромном домике аэродромной гостиницы, все, наскоро пообедав, собрались на командном пункте аэродрома.

-  Работать будем по следующему плану, - сказал Водопьянов. - Первыми к Сомову Осипов с Титловым. С ними полечу я, Алексей Федорович (Трешников. - В. В.) и Миляев. Обратным рейсом захватим зимовщиков, завершивших работы на станции. Доктор остается на Шмидте и проследит за сохранностью грузов. Завтра вторым рейсом отправим его тоже на льдину. Как только машины будут готовы - вылетаем немедленно.

25 октября в 11 часов по МСК все, и улетающие и провожающие собрались на аэродромном поле. Перед самой посадкой в самолет Трешников вдруг отозвал меня в сторону и, закрываясь от пронизывающего ветра, сказал:

-  Вот что, Виталий, хочу с тобой посоветоваться, как с врачом, по одному деликатному вопросу.

-  Слушаю вас внимательно, Алексей Федорович.

Трешников на минуту задумался.

-  Дело вот ведь какое. У Михал Михалыча незадолго до нашего отлета умер отец. У меня в кармане письмо Серафимы Григорьевны (жена Сомова. - В. В.) с этим печальным известием. Я вот все голову ломаю - отдать письмо или не отдавать. Зимовать в полярную ночь с такой тяжестью на сердце - это такое тяжкое испытание.

-  Сказать честно, - сказал я, подумав, - лучше не отдавать. Как он его перенесет не сорвется ли?

-  Да нет, не сорвется. Я Михал Михалыча давно и хорошо знаю. Человек он крепкий. Выдюжит. Но я все же еще подумаю. А за совет спасибо.

Трешников натянул поглубже капюшон меховой куртки, и его грузная фигура исчезла в просвете самолетной дверцы.

Ровно в 12 часов самолеты один за другим поднялись в воздух и вскоре растворились в сумерках наступающей полярной ночи. Я медленно поплелся в аэродромную гостиницу, закрываясь от резких порывов ветра. Значит, еще одна ночь ожидания.

Но ни я, ни оставшийся экипаж Пе-8 и предположить не могли, сколь горький сюрприз преподнесет нам судьба.

Время шло к ужину, когда дверь моей комнаты распахнулась и на пороге возникла заснеженная фигура штурмана Николая Зубова.

Запыхавшись от быстрого бега, он, едва переведя дыхание, выпалил охрипшим от мороза и волнения голосом:

-  Беда приключилась, доктор!! Давай скорей на КП. От Бармалея (Титлова. - В. В.) радиограмма. Леша Челышев (радист Титлова) отстучал 25-25 - имею на борту раненых и больных. Видимо, Осипов разбился.

Одеваясь на ходу, я помчался на командный пункт аэродрома. Там уже собрался весь экипаж Задкова. Они стояли тесной кучкой, вполголоса обсуждая происшествие. Завидев меня, начальник авиапорта сказал, не скрывая беспокойства:

-  Произошло несчастье: Осипов разбился. Как это случилось - пока не известно. Очень опасаюсь, что он захватил с собою зимовщиков, которых решено было заменить на станции. Если мое предположение подтвердится - тогда полный п...ц. Лазарет у нас маленький, человек на пять, не больше. Где раненых размещать - ума не приложу! Вы до прилета Титлова сходите в лазарет стройбата, и чтоб подготовили все к приему пострадавших, команду я уже дал. Но врач у нас молодой, только недавно окончил Военно-медицинскую академию. Сами понимаете, какой из него помощник.

На пороге лазарета меня уже ждал его начальник - лейтенант медицинской службы с юным, немного испуганным лицом. Однако парень он оказался расторопным. В автоклаве уже стерилизовалось белье. В двух больших электрических стерилизаторах, заполненных хирургическими инструментами, кипела вода. Ампулы с кровью, извлеченные из холодильника, лежали на тумбочке, отогревались, обернутые одеялами. Хирургический стол и кушетка были застелены чистыми простынями. Бывших обитателей лазарета выписали и отправили долечиваться в казарму.

Оставалось только ждать. Но каким мучительным было это ожидание. Я не выдержал и отправился на аэродром встречать самолет. Было морозно. Ветер гнал по аэродромному полю потоки снежной пыли. Я отмерил не одну тысячу шагов, когда наконец на северо-востоке послышался гул моторов. Титлов с ходу направил машину на летную полосу и мастерски посадил ее прямо у "Т". Винты еще крутились, когда я подбежал к самолету. Распахнулась дверца, и на снег выпрыгнул механик Володя Водопьянов - сын Михаила Васильевича. Задыхаясь от быстрого бега, я только и смог спросить: "Сколько и кто?"

Володя понял меня с полуслова и коротко бросил:

- Отец и Коля Коровин.

Слава богу, мелькнуло в голове, что только двое. Подтянувшись на руках, я забрался в кабину и сразу увидел Водопьянова, притулившегося у большого свертка оленьих шкур. Он тихо раскачивался, поддерживая руками голову, замотанную бинтами, на которых алели пятна крови. Неумело наложенная повязка сползла на самые брови.

-  Михаил Васильевич, дорогой, что случилось, как вы себя чувствуете?

-  Не волнуйся, доктор. Ну царапнуло немного голову, - успокоил он меня. - Вот Коле Коровину здорово досталось. Ты его осмотри скорее, а я и подождать могу.

Коровин лежал рядом на чехлах, поверх которых набросили оленьи шкуры. Он был без сознания и тихо стонал. Я опустился рядом на колени. Рукав его кожаной куртки был разорван в нескольких местах и покрыт пятнами запекшейся крови.

-  Его винтом задело, - сказал Аккуратов. - Еще бы чуток, и руку бы напрочь отрубило.

У самолета послышались громкие голоса.

-  Носилки давай, - крикнул кто-то.

Коровина быстро уложили на носилки и, завернув в меховое одеяло, понесли через сугробы в медпункт. Но Водопьянов, несмотря на все мои настойчивые уговоры, от носилок отказался.

Положение Коровина оказалось серьезнее, чем я предполагал сначала. Плечевая кость была раздроблена и поврежден локтевой сустав. Тут нужна была помощь специалистов и операция в условиях настоящей больницы. Только где взять эту самую больницу? Ведь до ближайшей километров шестьсот, если не больше.

Пока я осматривал Коровина, мой молодой коллега уже помог Водопьянову раздеться, забраться на операционный стол и ввел противостолбнячную сыворотку.

Я разрезал бинты и снял повязку. Ну и ну. От левой брови через лоб, пересекая голову почти до самого затылка, зияла рваными краями широкая рана. Кожа до самой кости была сорвана напрочь. Но кровотечение прекратилось. Однако серьезно встревожили темные, почти черные кровоподтеки вокруг глаз, так называемые "очки", которые нередко являются признаками внутренней травмы черепа. Я аккуратно промыл рану перекисью водорода и, к своей радости, при самом тщательном осмотре не обнаружил никаких повреждений костей черепа. Успокаивало также отсутствие следов кровотечения из ушей и носа, а главное, что мой пациент ни, разу не терял сознания.

-  Ты чего это примолк, доктор, - буркнул Водопьянов. - Говори, что там у меня, не темни.

-  Думаю, Михаил Васильич, ничего серьезного. Кости целы, только кожу сорвало. Счас наложу пару швов - и хоть завтра в самолет, - сказал я, стараясь придать голосу спокойную уверенность, хотя на душе у меня скребли кошки.

-  Только, доктор, не очень старайся, волосы не шибко выстригай. А то изуродуешь меня, как бог черепаху. Мне ведь скоро в Москву возвращаться.

Скачать книгу "Засекреченный полюс" бесплатно

100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Комментариев еще нет. Вы можете стать первым!
КнигоДром » Путешествия и география » Засекреченный полюс
Внимание