Ищу хорошую ведьму

— Не знаю что?

— Ты новости, что ли, не смотришь?

Лиза подняла взгляд на телевизор — там бодро вещали про погоду.

— Нет.

— Ритка призналась. Её сейчас допрашивают.

— Рита? Погоди, эта которая твоя младшая сестрёнка? А она тут причём?

— Её нашли на месте и она сама начала вещать, даже родителей не дождалась.

— Не может быть! А что Саша?

— Его тоже допрашивают. Мы тут все на ушах. Вся семья в сборе.

— Они же не серьёзно, правда? Она же ребёнок!

— Поверь, тут все в курсе её возраста.

— Но она же не могла! Это бред!

— Представь себе, я тоже в этом уверен, поэтому нам надо встретиться. Немедленно. Меня пока отпустили, я за тобой заеду? Ты дома?

— Да, но… у меня тут кое-что случилось.

— Что ещё?

— Мама пропала.

Глеб так долго переваривал, что Лиза услышала обрывки разговоров где-то на заднем фоне.

— Ушла погулять? Она же вроде лежачая, нет?

— Сегодня утром она сама приготовила нам завтрак, а потом исчезла, пока я отвлеклась.

— И что это значит?

— Без понятия, но не думаю, что она вернётся.

— Вещи, документы?

— Я не проверяла, — Лиза сунулась в ящик письменного стола, где хранился паспорт, — сейчас. Всё на месте. Она ушла без ничего.

Глеб задал ещё несколько вопросов и резко оборвал разговор, велев ждать на месте, никому не звонить и не выходить из квартиры. Лиза для порядка заглянула в шкафы — все мамины вещи на местах, ровными стопками после глажки, как положено. Если старуха и взяла что-то с собой, то теперь пропажу не обнаружить — страсти обзаводиться мало-мальски ценными предметами или драгоценностями за ней не водилось, вот и осталась лишь кое-какая одежда да обувь. Вся тут.

Мать ушла в халате и тапках. В дождь. Без денег и документов. И как сквозь землю провалилась. Молодая и здоровая Лиза всю округу оббегала, но ещё вчера лежачую беглянку не догнала.

Лиза мрачно заглянула за дверь, куда ставили швабру и пылесос, и истерично расхохоталась — во всяком случае, на метле ведьма не улетела, хотя кухонное окно выходит на другую сторону от балкона — кто знает, кто знает? Нет, нельзя так, совсем уже дикие идеи в голову лезут — укорила себя Лиза и плеснула в лицо холодной водой, чтобы прийти в себя.

И вспомнила — надо ещё раз проверить чердак.

Юркнула на этаж вверх и поддела затвор — снаружи замок заржавел, но на особым образом сложенную проволоку поддался охотно. Лиза давно сюда не ходила, хотя раньше, в детстве, ей жутко нравились чердаки и мансарды. Там всегда было тихо и никто не нарушал уединение, кроме редких пташек и пауков. После последнего переезда она по привычке ходила и сюда — поглазеть на двор с высоты, но потом, когда мать слегла, забросила традицию — не до того стало.

У полукруглого окна остался сколоченный из чего попало табурет, прикрытый газетой. Лиза аккуратно сняла пожелтевшие листы, стараясь не растрясти слой пыли с передовицы, и уселась на изъеденный ожогами квадрат фанеры. От пыли захотелось чихать, но Лиза задержала дыхание и наклонилась над выступом стены под глухой оконной рамой.

Отсюда двор казался игрушечным, но Лизе был нужен не вид — она отогнула кусок штукатурки и ногтем подцепила сложенную пополам фотографию. Изрядно исцарапанная с тыльной стороны, внутри она вполне уцелела, грех жаловаться. С глянцевой картинки на Лизу смотрел младенец, уютно устроенный на чьих-то заботливых руках. Судя по розовым носочкам и хорошенькому цветастому платью, младенец был девочкой, а вот обладательница чуть полных женских рук оставалась загадкой. Фотография оставляла за пределами даже ладони, так что узнать женщину по ней было бы невозможно. Через столько лет — уж подавно.

Лиза таскала эту фотографию с собой при всех переездах, хотя мама строго-настрого запрещала вести семейные альбомы. Она никогда не фотографировалась с классом, никогда не делала снимки дома, за праздничным столом, избегала всех групповых фото и уж точно не печатала случайные изображения на бумагу. Мать всё равно не позволила бы, так какой смысл?

Но это единственная фотография неведомым образом уцелела и тщательно пряталась от бдительного материнского надзора. Собственно, не было никакой уверенности, что здесь запечатлели саму Лизу во младенчестве, ведь если спросить, снимок тут же был бы отобран, изрезан на клочки и торжественно сожжён, но многие годы Лиза откуда-то черпала неистребимую веру, что на картинке именно она и никто другой. Таинственные руки она приписывала матери, конечно — а кому ещё? Никаких возражений этому факту она не нашла, зато фотограф до сих пор оставался темой для раздумий.

Был ли это отец или ещё кто-то? Вопрос хоть какого-то мужчины в жизни матери ни разу не поднимался, даже в роли отца дочери.

Лиза ещё раз оглядела чердак — он был пуст, не считая мешков со строительным мусором, и вернулась в квартиру, крепко сжимая трофейную фотографию. Теперь нет резона скрывать от ведьмы свои тайны, вот она и не будет. Расправленная картинка со следом от сгиба водрузилась на полку над кухонным столом, а Лиза почувствовала себя немного свободнее и, кажется, немного счастливее.

Дверной звонок вывел её из шаткого равновесия — Лиза позабыла про Глеба и недоуменно уставилась на гостя у порога. Он был один и хмуро бросил:

— Могу я зайти?

— Да, конечно. Если не боишься.

Глеб не оценил сарказм и ввалился в прихожую, сразу ставшую слишком тесной для них двоих.

Лиза ожидала, что мужчина скажет ещё хоть что-то, но он просто стоял и сверлил её сверху вниз таким взглядом, будто еле сдерживался, чтобы не влепить хозяйке пощёчину. Она отступила к кухне и жестом показала, куда сесть, но сама осталась у окна и с неприкрытой враждебностью скрестила перед собой руки. Если он рассчитывал на вежливое приглашение выпить чаю, то зря — Лиза демонстративно молчала.

Впрочем, на кухне Глеб без стеснения повертел головой, оценивая скромную обстановку, а потом поставил чайник с таким видом, словно находился на своей собственной кухне. Лиза фыркнула, но спорить не стала.

— Так что, ведьма сбежала? — Глеб ополоснул заварочный чайник кипятком и зачем-то понюхал рассыпчатый чай в заурядной магазинной упаковке. Судя по лицу, он реально допускал, что ведьминское отродье способно на всякие проделки, но всё же рискнул. И заодно достал две чистые кружки. — Будешь?

— Валяй, — согласно кивнула она и всё-таки села напротив. — И — да, мама ушла. Куда — без понятия.

— Ушла пешком или улетела на метле? — Глеб без тени улыбки сыпал заварку в ситечко, но Лиза уловила издёвку и многозначительно поджала губы — просто чтобы его подразнить.

— Ты серьёзно сейчас? — он замер.

— А ты за дверью проверь, — ядовито посоветовала Лиза, — я вот проверила.

Глеб недоверчиво проследил её взгляд.

— И что? Здесь только швабра. У меня дома такая же. Или это не та, на которой…

— Расслабься, я пошутила, — Лиза закатила глаза.

— Прекрасно, а теперь к сути. Ставлю девяносто девять из ста, что твоя мать шарлатанка, и ещё одну сотую на сумасшествие вроде мы-сами-верим-в-эту-чушь, но из уважения к тонкой и ранимой натуре моего брата я пытаюсь общаться цивилизованно. Боюсь, всё вышло за рамки. Что бы вы не творили, прекратите немедленно. Ей четырнадцать лет! Четырнадцать! До тебя доходит?

— Глеб, ты что, считаешь, что я или моя мама уговорили Риту дать показания?

— Возможно, заставили угрозами. Или обманули.

— Но я была здесь и отсыпалась после смены, а моя мать вообще не вставала с кровати полгода!

— И где она теперь? Встала и пошла? И кто подтвердит, что ты была здесь безвылазно? Твоя мама?

— Хорошо, если это сложная подстава, зачем оно мне? Или маме?

— Пока не знаю, но выясню, — Глеб отхлебнул чай, — сцена с возвратом кольца несостоявшемуся жениху впечатлила, не отрицаю, но это явно не финал, так ведь? Я не позволю раздавить мою сестру, да и родителей тоже, — сдержанно произнёс он, а Лиза сделала вид, что не распознала плохо замаскированную угрозу.

— Мне жаль Риту. Правда. Но почему это было в новостях?

— Подозрительный несчастный случай с дочерью крупного чиновника, получившего жирный контракт? Да пресса слетелась мгновенно. И журналисты как-то пронюхали, что с Галей была малолетняя Ритка и что она винит себя. Так или иначе.

— Что конкретно она сказала?

— С ней мать, а больше никого не пускают. Глупая девчонка явно покрывает идиота-брата и к тому же убеждена, что из-за возраста всё спишут, но…

— Прости, но я спрошу. Ты думаешь, Сашка виноват?

— Нет, — и секундной заминки не было, — но его могут несправедливо обвинить.

— Почему?

— Лиза, я тебе не доверяю, забыла, так с чего мне откровенничать?

— Тогда зачем ты тут? Угрозы уже были озвучены, я их услышала. Что ещё надо?

— Знаешь, где ведьма?

— Нет. Если найдёшь, сообщи адрес. Я немного зла на маму, что меня вот так бросили.

— Так помоги мне! Куда она могла пойти? К кому?

— Друзей у неё нет.

— Ни одного?

— Ни одного. Ведьм не очень жалуют соседи, а просители ещё меньше.

— Старые адреса?

— Сгорели дотла. Вместе с мебелью.

— Все?

— Все.

— А где ты родилась?

— В Москве. Так в паспорте написано.

— И нет ни одного уцелевшего места, где вы бывали? Хотя бы в детстве? — Глеб наугад ткнул в детскую фотографию. — Где это снято?

— Нет, я не помню. И не факт, что это вообще я. Мама не любит альбомы, а это случайный трофей. Может, от старых хозяев осталось.

— Давно здесь живёшь?

— Лет десять.

— А до этого где?

— Мы… Помню, там был третий этаж. И окно с деревом.

— Погоди, а адрес? Хотя бы район какой? Москва?

Лиза хотела ответить, но в памяти всплывали только обрывки. Скрипучая деревянная рама белого цвета. Толстые ветки дерева. Шуршание листьев. Стеллаж со старыми журналами. Тахта с бело-зелёным пледом. Старинный кожаный чемодан с ремнём поперёк боков.

— Я не помню.

— Как это?

— Не знаю. Пытаюсь вспомнить, но не могу. Только отдельные картинки, да и то вперемешку.

— Так ты вообще помнишь себя в детстве? Подростком?

— Мы часто переезжали. Но я не помню, куда и откуда. Какой-то бред…

— Тогда что самое ранее ты помнишь твёрдо?

— Как мы… как мы убираемся в этой квартире. С мамой.

Глеб подумал, что ослышался, настолько невероятны были её слова. Он стремительно подался вперёд, выискивая на отрешённом лице девушки признаки наглого вранья, но наткнулся лишь на стеклянные, до странного равнодушные глаза, ещё недавно полыхающие неприязнью. Эти глаза пугали.

Щелчок пальцев прямо перед её носом не вызвал эффекта — Лиза погружалась куда-то, теряя связь с реальностью. Глеб до боли сжал её руки, покоящиеся на столе, но податливые суставы до противного напоминали сочленения куклы. Послушные, но ватные. Хрупкое тело Лизы неожиданно грузно подалось навстречу мужчине и Глебу пришлось ловить её, чтобы осколки неминуемо разбившейся бы кружки не впились в полупрозрачную девичью кожу на шее и красивом лице.

Изловчившись, Глеб обогнул разделявший их стол и подхватил девушку на руки — ведьмина дочка с широко распахнутыми глазами покорно прильнула к нему, вызывая смутные ощущения чего-то тёплого и уютного. Он перенёс Лизу на диван и подложил подушки под голову, так и оставшись стоять на одном колене, чтобы проверить пульс.