Безликий

Мирон Варламов

1 часть

Безликий

1

Небольшое помещение, находившееся на первом этаже многоэтажного дома в центральной части города С., было наполнено различными запахами, которые на протяжении многих лет пропитывали собой старинную мебель, выкрашенные в светло-бежевый цвет стены, скрипучие, деревянные полы и оконные рамы художественной лавки «Эрнест», названной в честь ее скромного владельца Эрнеста Рудольфовича. Аромат деревянных мольбертов, отсыревших холстов, масляных красок, приятно сладкой гуаши и медовой акварели, еле слышимый аромат новых кисточек, который могли обонять немногие посетители художественной лавки, и запах плотной бумаги придавали этому месту творческую атмосферу. За прямоугольным прилавком, который представлял собой миниатюрную копию магазина, стоял Макс и смотрел в окно, через которое открывался динамичная картина оживленной улицы города. По магазину вальяжно ходило несколько человек. Они внимательно рассматривали баночки с красками, различные по форме и длине кисти, холсты и иногда останавливались перед натюрмортами и пейзажами, которые Эрнест Рудольфович никак не мог продать на выставках и аукционах. Макс привык не обращать внимания на посетителей; он был погружен как, впрочем, и всегда в свои собственные размышления. Было около трех часов дня и солнце на небосводе с минуты на минуту должно было принять особое положение, которое Макс на протяжении нескольких дней наблюдал с интересом, сменявшийся тихим восторгом. Лучи небесного светила в определенный момент просачивались сквозь помутневшие окна в помещение лавки под таким углом, что можно было наблюдать свет в чистом виде – ту полосу, которую он создает, пронзая невесомый воздух и хаотично кружащиеся в нем частицы пыли, наделяя потускневшие предметы и вещи новой цветовой гаммой. Когда это мгновение в очередной раз настало, Макс незаметно улыбнулся. Он видел нечто притягательное и загадочное в природе света. Макс с удивлением подумал, что весь многочисленный цветовой спектр, известный человеческому глазу, может потерять свои краски, если поместить его в темноту, и будь то ультрамарин, аделаида, вермильон, маренго, либо бардовый или винный оттенок – он станет черным. «Свет дает способность всему на земле обретать цвет. – Сказал сам себе Макс, искреннее поражаясь новому открытию. – Вот, чего мне не хватало…».

– Маааакс! – Как обычно протянул нараспев гласную «а» Эрнест Рудольфович, мелкими шагами подходя к прилавку. – Ты снова витаешь в своем мире и никому не улыбаешься? Я тебе выплачиваю деньги за то, чтобы ты иногда говорил с людьми, и показывал им ряд своих белоснежных зубов, которые они так хотят увидеть, потому что потом эти люди принесут свои деньги прямиком мне в кассу.

Еврейская натура владельца художественной давки была одной из доминирующих натур, которые соединились в нечто единое после его рождения. Эрнест Рудольфович был настолько евреем, настолько и русским, в меньшей мере немцем и немного англичанином. Его родословная могла бы стать предметом для исследования западного этнолога, настолько в ней было все запутанно, но тяга к деньгам и безобидной хитрости были ярко в нем выражены, что позволило ему извлекать неплохой доход из своей художественной лавки и спекуляциями с объектами творчества. Наняв несколько лет назад на работу Макса в качестве продавца, Эрнест Рудольфович руководствовался в своем выборе исключительно предпринимательскими целями. Он понимал, что такой молодой человек как Макс, обладавший потрясающей природной красотой, которая была заключена в каждой черте его лица, сухого и жилистого тела, смуглом оттенке кожи и длинных черных волосах, способен увеличить продажи только за счет того, что люди неосознанно будут ходить к нему в лавку, чтобы незаметно и тайно посмотреть на анфас и профиль продавца, имеющий отрешенный, печальный, но ужасно притягательный взгляд. Ожидания и расчеты Эрнеста Рудольфовича оправдались. После того, как Макс приступил к работе – объемы продаж несколько вырос, и владелец лавки связывал увеличение выручки со своим умным и оправданным нововведением, о чем не стеснялся хвастаться своим коллегам и приятелям, которые в свою очередь не посчитали затруднительным зайти в магазин «Эрнест» и посмотреть на красавца воочию.

С течением времени, когда Эрнесту Рудольфовичу удалось несколько ближе узнать Макса, который был по своей натуре человеком неразговорчивым и скрытым, он иногда начал брать своего работника на аукционы либо переговоры с людьми, вращающимися в области искусства, по поводу купли или продажи картин, скульптур, полотен и многих других вещей из области искусства. Владелец лавки рассчитывал, что Макс своей красотой сможет очаровывать акул этого бизнеса, и, тем самым предоставить возможность заключить выгодную сделку. Однако Эрнест Рудольфович допустил ошибку в своих ожиданиях. Макс неохотно шел на контакт и бестолковую, переполненную лицемерной вежливостью болтовню со стареющими дамами, в чьих глаз читалась неприкрытое желание денежной наживы, и с седеющими мужчинами, которые говорили о вещах, которые для него были непонятными, странными и пошлыми. После нескольких попыток использовать Макса в качестве своего тайного орудия в коммерческом мире искусства, Эрнест Рудольфович отказался от этой мысли и оставил своего подчиненного в покое.

Максу пришлось оторваться от своих мыслей, в которых он обдумывал скрытую сущность и значение света, словно высекал его понятие из бесформенного мраморного монолита. Он перевел задумчивый взгляд голубых глаз на Эрнеста Рудольфовича.

– Люди отдают свои деньги за товар, а не за мои зубы. – Шутливо ответил Макс.

– Ошибаешься, друг мой, ты не представляешь, насколько ты ошибаешься. Тебе с твоей внешностью нужно идти в актеры, в театральную труппу или модели. Люди готовы обогатить тебя за твою красоту. Жаль, что ты этого не понимаешь и уже третий год торчишь в моей лавке. – Разоткровенничался Эрнест Рудольфович.

– Вы знаете, что мне это неинтересно. – Ответил Макс.

Эрнест Рудольфович пожал плечами, как он обычно делает, когда ему не хватает слов, чтобы выразить свои чувства. При этом у владельца лавки было предостаточно мыслей, которыми он мог бы поделиться со своим работником, но все они уже когда-то были высказаны ему в виде откровения и напутствия от старшего поколения младшему. Эрнест Рудольфович считал дурным тоном повторяться, поэтому тактично молчал. Макс в свою очередь внимательно выслушивал его, не перебивая, однако оставался верен своим непонятным и странным идеалам.

Со своей внешностью Макс смог бы добиться больших высот на любом поприще, где ценилась природная красота и эстетика, но он выбрал в своей жизни другой путь. Его характер и темперамент были настолько не сочетаемы с изящной внешностью, что знавшие его люди удивлялись, как человек обладая такими располагающими к общению чертами и вежливыми манерами, может быть настолько нелюдим и замкнут в своем собственном мире. Макс был одинок, поэтому у него было предостаточно времени, чтобы изучить себя, и в какой-то момент он понял, что не хочет ломать свою натуру; публичный мир, наполненный непрекращающимся движением и взаимодействием с людьми, был не для него. Таким образом, он нашел свой погост в художественной лавке, где мог зарабатывать неплохие для него деньги, которых хватало на аренду квартиры, находившеюся на окраине города, и удовлетворения первоочередных потребностей. Макс вел – по современным меркам – аскетический образ жизни: он не позволял себе излишеств в пище, ограничиваясь скромным рационом из нескольких видов круп, говядины и овощей, иногда позволял себе покупать сыр и красное вино; в одежде он также придерживался целомудрия и с равнодушием относился к культу потребления. Макс всегда ходил в светло-синих джинсах, однотонной футболке и кроссовках; исключение составляли переходные времена года и зима, когда он прибавлял к своему образу теплую куртку, шапку, перчатки и ботинки.

Большую часть заработанных денег Макс тратил на самое важное занятие в его жизни, которому он посвящал все свободное время. Его страстью была скульптура. Он занимался созданием портретов людей из мрамора и бетона, а также лепкой из глины. Макс создавал исключительно человеческие анфасы и профили. Форма лица для него являлось объектом вдохновения и созерцания, которым он мог восхищаться каждый день своей жизни. Человеческое лицо для Макса было высшим проявлением чуда на земле – откровением самого Бога; в лицах он наблюдал подлинную красоту и совершенство акта земного творения. Каждый свободный день Макс выходил после работы на многолюдные улицы города С., искал себе укромное место, чтобы скрыться от взора людей, и начинал наблюдать за перемещающимися лицами в пространстве, отыскивая в каждом что-то новое и неизвестное ему дотоле, будь то разрез женских глаз, овал лица, очертание губ, угол приподнятых тонких или широких бровей, длину ресниц или форму надбровных дуг. За несколько лет он выработал особое восприятие эстетики: он смотрел на лица как на структурную систему, состоящую из отдельных элементов, которые в своей неповторимой сумме создавали нечто завершенное и единственное в своем роде. Макс получал истинное наслаждение от своей способности воспринимать красоту человеческих лиц. Его пугали страшные, изуродованные, увечные люди: в них он видел нечто противоречащее, отталкивающее и пугающее, словно сама природа и жизнь поставила на них черную метку. Макс с большим трудом мог смотреть на обезображенные и некрасивые лица. Самым ужасным кошмаром для него были сны, в которых ему снились уроды или изувеченные люди, их несуразные, перекошенные черты и линии лиц, которые подобно калейдоскопу сменяли друг друга. Макс просыпался с громко бьющимся сердцем и ощущал, как холодный пот стекал по его гладкому лбу и мускулистой спине. Чтобы снова заснуть и обрести покой ему приходилось либо воссоздавать в памяти самые прекрасные лица, которые он когда-либо видел, либо же он уходил в свою мастерскую, которая располагалась в просторном зале его квартиры; он смотрел на красивые скульптуры и вылепленные им портреты, и постепенно к нему возвращалось утраченное спокойствие.

Макс обладал феноменальной памятью на лица: в его голове хранились тысячи прекрасных экземпляров, которые он когда-либо встречал в своей жизни. Он изобрел собственную эстетическую систему, чтобы упростить процесс поиска нужных ему овалов, очертаний, разрезов глаз, линий губ, положение и форму носа, ушей, высоту лба, остроту скул и округлость подбородка: все это каким-то необычайным образом складывалась в его сознании в единый и четко отработанный механизм. Также в этом механизме, помимо самих лиц, их форм и структуры, присутствовала топографическая составляющая: Макс часто подмечал особенности лиц в зависимости от их географического местонахождения. Он заметил, что на окраине города он чаще встречал среднюю типологию лиц, ближе к центру они обретали более изысканную и подчеркнутую выразительность; через окна дорогих ресторанов он видел красивые и ухоженные формы, в дешевых забегаловках – уставшие и понурые выражения, искаженные и отупевшие; в общедоступных местах он замечал как красоту, так и внешнее уродство. Иногда он позволял себе извлекать из своей памяти самые красивые экземпляры лиц; Макс испытывал глубокое удовольствие, представляя их в своем воображении. Впрочем, воображение не было способно передать каждую деталь лица, которую он желал увидеть и, как следствие, он не мог испытать те же чувства и эмоции, которые он получал при реальной встрече, поэтому Макс занялся созданием их копий – лепкой и скульптурой. Ему было необходимо материализовывать красоту, хранившуюся в его сознании. Каждое его творение было лицом наделенного природной красотой человека, которого он когда-либо видел и сохранил в своей памяти. Сотворив очередное лицо, он мог часами смотреть на него, созерцая каждой детали, черте и линии, которую он скрупулезно высекал из бетона или лепил из мягкой глины. Макс растворялся в красоте; он терял человеческий и земной облик. Его сознание в такие моменты переносилось в известный только ему и никому больше мир.