Жизнь и смерть поэта Шварца

Шварц. Шварц слушает… Почему "Ночная"? Сейчас же утро… Круглосуточно? "Круглосуточная Москва"?.. Вам в любое время. Я ваше радио выделяю за смелость и талант, мы с женой ваши слушатели… Да что вы! Пришлете недельную программу? Что ж, благодарствуйте… Да. Если у вас все готово, можно начинать… Раз-два-три, раз-два-три — хорошо? Начали. Добрый день, слушатели радиостанции "Ночная дева"!.. Сотрите и перепишите. Добрый день, слушатели радиостанции "Ночная Москва". Для меня большая честь оказаться в одном списке с самыми выдающимися поэтами сегодняшнего дня. Во-первых, молодой Умелин. Это золотое сечение современной поэзии. Меньшее в его стихах так относится к большему, как большее к целому. Разнообразие рифмы, богатая строфика, вся сложность русского синтаксиса. У него многообещающее будущее, и если он не получит премии в этом году — ничего, в его жизни будет еще много высших наград. Поэт из Улан-Удэ… Простите, никакой памяти на фамилии… Хансараев? Спасибо. Хансараев — это свежая, настроенная на диких провинциальных травах струя, так нам здесь в столицах необходимая. Теперь этот, нефтедоллары, короткая фамилия… Как? Ким, да. Про нефтедоллары, естественно, вырежьте. Открытие поэта состоялось несколько лет назад, и тогда награждение премией было бы гораздо уместнее, но следить за его развитием нам, читателям и почитателям, доставляет неподдельное удовольствие. Появление среди соискателей нашей старейшей поэтессы должно в какой-то мере уравновесить забвение ее имени в последние годы. Мы давно не видим, не слышим ее новых стихов, а жаль — по совокупности творчества она заслужила не только наше почтение, но и искреннее восхищение… Багров? А что Багров? Ах да, Багров! Мы вместе начинали, были самыми близкими друзьями, поэтому Багров для меня — второе я. Чеканные стихи, честное служение музе, не раз уже отмеченная скромность. Именно поэтому меня смутило то, что он пишет о Бродском. Ячество не украшает. Я навещал Бродского в ссылке тайно, репрессивные органы дышали тогда мне в спину, это знали только я и безвременно ушедший. Однажды он был заключен в местную тюрьму, по приказу из центра, разумеется. Я добился свидания с ним. Когда поднимался на крыльцо, он вышел из дверей под конвоем с двумя стальными баллонами — немыслимой силы был человек. На одном написано "кислород", на другом "выхлопные газы". Да, что было, то было… О себе? О себе предпочел бы не распространяться. О лире, которую я передал Бродскому, широкая публика знает не хуже нас с вами. А как я получал эту лиру из рук Пастернака и Ахматовой, уже слишком много сказано, чтобы повторять еще раз. Выражаю признательность жюри: столь точно и незашоренно выбирать кандидатов на Государственную премию! Благодарю за незаслуженно высокую оценку и моих трудов… Не за что… Присылайте, присылайте. (Опускает трубку.)

Таисья (восхищенно поднимает большой палец вверх). Вот почему я тогда в тебя вцепилась! Стихи, конечно, твой поэтический дар — но стихи стихами, а вот так умно все выложить… Мне не снилось. Тоже вроде не последний человек по этой линии, а так — знаю, что не смогу никогда. Я твой ум даже ставлю наравне с твоим талантом. А талант, поэтический дар считаю огромным — я так и в статье написала, помнишь, с которой к тебе пришла? (Подходит к зеркалу, имитирует специфические жесты и гримасы Шварца.) "Столь точно и незашоренно". "Настоянная на диких провинциальных травах".

Шварц. Статью написала, чтобы прийти, а пришла, чтобы захомутать.

Таисья. Ну, и да, и что? Написала-то про талант, пришла-то к огромному таланту, быть рядом-то хотела с явлением русской поэзии, а не с алюминиевым олигархом.

Шварц. И дура.

Таисья. И чего ждала, то получила. И тысячу раз уже тебе говорила. А что ты и так вот можешь — разобраться, обставить, пройти впритирку — этого не ждала. Как слалом. Этим ты меня и взял. (Прижимается к Шварцу, ласкается.)

Шварц. Таська, ты чего так жиреешь? Вон смотри. (Показывает ей, захватывая в ладонь, складки на животе, с боков.)

Таисья (кокетничая). Не щекотись.

Шварц. Ты ведь когда в меня вцеплялась, половиной была. Модель. Лапландско-украинская модель. И точно под мою половину укладывалась. Тамарка под одну, ты под другую.

Таисья. Конституция такая. Тамарка и сейчас стиральная доска. (Отстраняется.) Не можешь не испортить настроение.

Шварц. Маслом кашу не испортишь.

Таисья (отходит к книжным полкам, начинает делать упражнения аэробики, достает скакалку, пытается через нее прыгать. В промежутках говорит по фразе). Тамарка — бэ… Моя подруга, потому… не говорю полностью… Путана… Тамарка в одно время с тобой… еще пятерых пробовала…

Шварц. Маслом кашу не испортишь.

Таисья. А я тебя увидела… и у меня Олега больше не стало…

Шварц. Зато у Тамарки стало.

Таисья. Тамарка — моя подруга, поэтому…

Шварц. А Олег — моя. Поэтому позвони-ка ему, не забудь.

Таисья. Она пусть и звонит… Я жирная… Я твоей матери… земно кланялась… тебе ноги мыла, воду пила… Как болото, чавкаю… Тебя пошлостью засосала… Тебя со свету сживаю… А позвони тому, съезди к этому — я!.. (Останавливается, набирает по телефону номер.) Олег, это Тася. Не забыл свою бывшую жену, товарищ адмирал?.. До малейшей черточки… Постоянно задаю себе этот вопрос. Может быть, и ошибка. Иногда нет сомнений — ошибка. Иногда думаю: все-таки я была балласт — у него свое плаванье… Как с тобой, никогда ни с кем… Вот потому и звоню. Он сейчас у врача, а мне врач уже все сказал. В общем, кранты. Речь идет о неделях, ну месяцах. (Всхлипывает.) Не обращай внимания. Вдруг сегодня позвонили, что выдвигают на Госпремию. Ну погремушка для младенца, но он и есть младенец. Засуетился, запыхтел: ладно, пойду к врачу, а то год уже из дому не выходит. Олег, я чего звоню. Ты никого из этого мира не знаешь — а вдруг? Ты заметный военачальник… А кого ты знаешь?.. Щельцо-ова?! Водку с ним пьешь? Так это же в десятку! Накрыл цель с первого залпа! Олежек, ты же рыцарь, ты лежачих не топчешь. Шварц повержен, не своди с ним счеты. Наоборот, покажи великодушие. Скажи Щельцову, что Шварц гений, что умирает. Что, между прочим, входит в жюри премии "Карнавал". У Щельцова есть эта Зоя, секретарша. Она пишет стихи… (Посмеивается.) Мы всё знаем. И про секретаршу, и про хозяина. Замнем для ясности. Премия Шварцу — акт человеколюбия, внуши этому Щельцову. Шварц отзывчив, он может ответить, к примеру, "Карнавалом"… Поверь, не грубо. Поверь, не грубо: Щельцов поймет с полуслова — что я его, не знаю?.. При чем тут "лично"? При чем тут "лично"?! У всех у вас мужиков одно в башке, без исключения. Я что, по-твоему, путана? Я его видела по телеку — поверь, он поймет с полуслова… Ой, что ты, я растолстела! Две таких, как была. Тебе, тебе досталась лучшая моя пора… Шварцу немножко, самый конец, не ревнуй… И я… Так точно, мой адмирал… И я… Так точно… Абсолютно. Сто футов под килем! Целую. (Кладет трубку.)

Шварц. Ну это был сеанс! Флагман дал течь, голову на отсечение.

Таисья. Опустошена. Не ревнуй. (Идет к буфету, вынимает кусок торта и жадно ест.) Ты меня хоть раз в жизни ревновал?

Шварц. Таська, откуда ревности-то взяться?

Таисья. Потому что ни разу не любил!

Шварц. Ну уж ни разу! Я и сейчас тебя как-то такое люблю. А когда ты ко мне пришла, так, насколько помню, очень даже. Ты, конечно, была волчица, но ведь и дворняжка тоже. Нет, чего-то меня тронуло, насколько помню. Такая дворняжечка тепленькая, ушки прижаты, и зубки скалит. Везде носик сует и все боится, что не туда. Нет, я нежность чувствовал, определенно. Очень нравилось, как зубки скалила, — ждал, чтобы пришла и скалила. И при этом ушки прижимала. Вообще — ждал. Представь себе. Чтобы пришла.

Таисья. А Тамарку?

Шварц. Тамарку по-другому. Я человек долга. Назначена встреча — я жду. Но ты была дворняжечка, тепленькая. Я тебя ждал и не в назначенное время. Насколько помню.

Таисья (подходит к нему, ласкает). Плохо, что жиреют, дряхлеют. Не хватают, не тискают, не слюнявят. Не вопят стихи почем зря.

Шварц. Двух строчек придумать не могут.

Таисья. Не женят на себе. Не гоняются. Не лезут, когда их не звали. Не назначают время, не ждут в неназначенное. Не приходят, не становятся перед матерью на колени.

Шварц. Становятся полудохлой историей.

Таисья. Не скалятся, не лижутся, не хватают, не тискают.

Шварц. Это тело, Таисья. А есть дух! Пневма.

Таисья. Не задыхаются в пароксизме страсти.

Шварц. Спят, сопят… Это, впрочем, как раз неплохо.

Таисья. Не хотят поменять фамилию на Шварц.

Шварц. Выбивают себе премию.

Таисья. Монету.

Шварц. Зубы. Кишки. Пыль. Дух.

Звонит телефон.

Таисья. Давай, Шварц, получим тридцать тысяч уе и уедем на Кипр.

Шварц. "Эй, люди Кипра, поклонитесь леди!" И там ты меня зарежешь, как Дездемона Отелу.

Таисья (берет трубку). Таисья Шварц слушает… Он сейчас работает… "Золотое сечение"? Сейчас передам ему телефон. (Зажимает трубку.) Главный редактор. "Сечения".

Шварц. Как его зовут-то? Мы же знакомы.

Таисья. Кузьма Аркадьич.

Шварц (снимает трубку). Кузьма, ты куда пропал? Слушай, вы тут толкового паренька откопали, Умельцева, он мне звонил… Умелина. Я его отметил в интервью. Пять минут назад. Ты насчет него?.. Насчет и не насчет?.. Ты в жюри Госпремии?! Председатель жюри?! Ты? А Целищев?

Таисья (зажимая свою трубку, выразительным шепотом). Щельцов!

Шварц. Щельцов, Щельцов. Целищев — это мой друг, олимпийский чемпион… По стрельбе из лука… По стрельбе из лука по летающим тарелочкам. Что ты пристал? Он — чемпион, ты — председатель, а Щельцов — замминистра. Он и распоряжается, правильно? А жюри жюрит. Я сам в жюри "Купола"…

Таисья (так же). "Карнавала"!

Шварц. Тьфу ты, "Карнавала"… Потому и звонишь?.. Ты мне "честно говоря" — и я тебе "честно говоря": золотые твои слова! Умелин твой жидковат. На гос. Вы его раскручиваете, но сколько? Полгода? Я про него даже не слыхал. А на "Карнавал" может потянуть. А "Купол" бы даже и выиграл… Нет, "Купола" нет, но если бы был, он бы выиграл… И я серьезно. В общем, Кузьма, я тебя понял. Называется — "методом подстановки и замещения". Он парень перспективный: разнообразие рифмы, богатая строфика, вся сложность русского синтаксиса. "А" относится к "б", как "б" к "а плюс б" — шестой класс, задачник Ларичева. Далеко не пойдет, а статейка тут, премия там (на мотив арии Фигаро) — премия, премия, премия… "Карнавал" — уе немного, тыща. Не все, Кузьма, на деньги меряется, в "Карнавале" главное — престижность. Из рук самого Шварца. Лира… Раз слыхал, повторять не буду. Всё, заметано. У меня заметано, а у тебя-то схвачено?.. Как говорит моя жена — абсолютно… Так точно.

Шварц и Таисья опускают трубки.

Кузьма, Кузьма, не быть тебе говновозом, так и останешься весь век черпалой.