Жизнь и смерть поэта Шварца

Таисья делает знаки.

Анфоченетли, онли виз вумен. Мит фрау. Уй, уй, уй, авэк фам. Си же морте, эль донато таблеторе… Йес. Таисса Шварцкоф. Шварц, Шварц. Май грэнд-фаза Шварцкоф, конфузиале. Аугустус, фестивальрюх поэтизмо, цвай персона, индид. Фэнк ю вери-вери, иф ю андестэнд вот ай мин. (Кладет трубку.) В августе едем на фестиваль в Роттердаме Эразмском. Кончил шикарно — "иф ю андестэнд вот ай мин".

Таисья. Это я тебя научила. Чего ты язык-то выучить не можешь?

Шварц. Язык, Таиссо Шварцкоф, не учат, а сосут. Высовывают и прикусывают.

Телефонный звонок.

Ты еще научи меня сну! И как потеть. И вдыхать-выдыхать. Меня — языку.

Таисья (берет трубку). Приемная поэта Шварца… Даю. (Шварцу.) "Для тех, кто в море".

Шварц. Раз-два-три, раз-два-три, проверка микрофона… Прямой эфир? Отлично… Сто футов вам под килем, те, кто в море. У нас на суше атмосферное давление в норме, единственный шторм, который прошел, — это выдвижение поэтической элиты страны на Государственную премию. Молодая золотая фанфара Умелин, многоопытная медовоголосая виолончель Ким, тихострунные гусли нашей старейшей поэтессы. Умелин на всех парусах летит также и к премии "Карнавал", которую у него, возможно, даже больше шансов выиграть. Поклонники энергоемкой лирики Кима ждут, что если не гос, то престижный "Купол" ему, во всяком случае, обеспечен. Наша Сафо обладает несравненной, как сказали бы на флоте, остойчивостью и солидным водоизмещением. Багров, продолжу в том же духе, погрузился в настоящее время, как глубоководный батискаф, в пучину морскую, пожелаем ему благополучного всплытия. И, наконец, Валерий Шварц, ваш покорный слуга. Погиб и кормщик и гребец, лишь я, таинственный певец, на берег выброшен грозою с моею верною музо ю. Подруги поэта меняются, а муза — единственна. Мы с адмиралом Кологривовым проходили по океану жизни одними маршрутами: сперва он бросил якорь в некоей прелестной лагуне, потом я. Зато в другой я был первый, он последовал за мною. Сирены пели нам: имя одной — Тамара, другой Таисья. Пусть ни которая не обижается — своим музыкальным слухом я обязан обеим. Абсолютным, замечу, слухом — почему и сумел безошибочно настроить лиры, врученные мне Ахматовой и Пастернаком, и передать одну из них Бродскому. Попутного вам ветра, вы, кто в море!.. (Выдерживает паузу.) Ага… Прошло?.. Ну, попутного ветра. (Опускает трубку.)

Пауза продолжается.

Немного занесло. Бывает… В целом получилось. Понятно, что я хотел сказать. Поэт издалека заводит речь, поэта далеко заводит речь. Где мои голубые таблетки? (Ложится на тахту.) Я его знать не знал, помнил какого-то Хулдомуева, это ты мне брякнула — Кологривов.

Звонит телефон.

Бери трубку и расхлебывай. И не делай лица — никакой катастрофы не произошло. Ляпнул, но ничего ужасного. Поэт всегда впадает в транс, мир от него этого ждет. Вакхический транс для тех, кто в море.

Таисья (снимает трубку). Олежек? Слушал?.. Ты видишь, как он разбалансирован. Распад организма и как следствие психики… Понравилось?! Ты шутишь… Про нас с Тамаркой?.. Лагуна — красивое слово? А не повредит по службе?.. Время гуманитарное, но ведь армия, дисциплина… Армия с человеческим лицом?.. Что было, то было? Что было, то было… Да, в нашу гавань заходили корабли. В нашу с ней. Хотя для женского достоинства оскорбительно… Дело вкуса… Я говорю: публичность — дело вкуса… Время откровенное, но личного еще никто не отменял… Да, и женской скромности… Да, и стыдливости… Да, в женской природе… Да, женское достоинство…

Шварц. Проще, женщина, проще. По-военному.

Таисья (в трубку). Проще надо относиться? По-военному? Это ты говоришь?.. Потому что и он говорит… Дать ему трубку?

Шварц (снимает трубку). Эмир-аль-бахр?.. Это по-арабски. Начальник моря… Да давно уже надо познакомиться, условности мешали… Таисья — золото. Умница, энергичная, хозяйка. Золотая баба. Но баба — ты согласен?.. Да мы уже поделили. Я тебе стихами скажу: любовью дорожить умейте, с годами — вдвое дорожить… Считай, что я… Любовь легко сыграть на флейте, но нелегко в футляр вложить… А чего ж не почитать? Приходи, захвати мензурку, пройдемся по местам боевой славы. Я тебе "Амальгаму" надпишу и заодно "Избранное"… Давай, Олег, ага. Олег Кологривов — красиво. Дворянская фамилия. Не Карамазов какой-нибудь.

Опускают трубки.

Таисья (обескураженно). А это-то зачем ляпнул, объясни. Больше ничего, как человека обделать. Или я опять глубины замысла не понимаю?

Шварц. С языка сорвалось. Я же говорю, где мои голубые таблетки?

Таисья. Хотя и правда — тебе всё на пользу. А я всё ошибаюсь, тоже правда. Думаю, раз адмирал, значит, потоньше, чем мичман. Один в один, прогресс ноль. Когда мичман, еще поделикатнее был, старался. "Время откровенное". Время такое откровенное, что поэт Шварц — свой в казарме, а ротный командир — у французских символистов. А все-таки ты поаккуратнее — нарвешься, не дай бог, на кого-нибудь, кто тебя и бесстыжей, и врет отважней, и хамит веселей. И перестанет этот перстень — как его…

Шварц. Поликратов.

Таисья…на тебя ишачить.

Шварц (набирает номер). Поликратов. Я тебе книгу подарю, "Летучие слова", а то неудобно: жена Шварца как-никак. (В трубку.) Алё, Марфа? Это Шварц. (Таисье.) Забыл, зачем звоню. (В трубку.) Звоню, чтобы услышать твой голос. Таисья с тобой поговорить хотела. (Передает трубку Таисье.)

Таисья (ошеломленная и сдерживая ярость на Шварца — в трубку). Я все Марфа-Марфа, а отчества… Ну, пусть Марфа. Просто хотела сказать, какое для меня счастье, что вас выдвинули на премию… Дерьмо? Премия, может, и дерьмо, а деньги… Деньги — самое? Знаю ли я, что деньги — мифологический заместитель экскрементов?.. Шварц мог бы научить? (Прикрывая трубку рукой — Шварцу.) Злобная-я! Кобра. (Шварц делает рукой кругообразные жесты, как бы заводит машину.) Мог бы, но не стал. Решил меня поберечь… (Шварц делает одобрительный знак.) Сейчас у него узнаю. (Шварцу.) Она спрашивает, где вторая лира. Которую ты себе оставил.

Шварц (берет у Таисьи трубку). Что делать, Марфа, музыка отступила от меня. Как от Блока. (Возвращает трубку Таисье.)

Таисья. Это снова я… Ну да, брал же без расписки… И у Пастернака, и у Ахматовой… (Шварцу.) Она спрашивает: а у Блока?

Шварц. Скажи ей: та инственное брашно. Какие об этом могут быть записи?

Таисья. Он говорит: та инственное брашно, без записей… (Шварцу.) Она говорит: ну да, чтобы не было улик. Говорит: теперь понятно, почему ни у той, ни у другого ни в одном дневнике, ни в записной книжке ни разу Шварц не встречается.

Шварц (выхватывает у Таисьи трубку). Тебя больно много, змея! (Возвращает трубку Таисье.)

Таисья. Это я… (Шварцу.) Она говорит: много не много, а пять раз у него, три у нее… (В трубку.) У вас сейчас Багров? Кланяется? И от нас ему. Да, Багров встречается. Одиннадцать и двадцать три? Подумайте, сколько!

Шварц (выхватывает у Таисьи трубку и брякает в гнездо). Людей, которые меня не любят, я ненавижу. Я их обоих переживу и размажу по литературе корочки никто не сколупнет!

Таисья. Ты зачем ее мне сунул?

Шварц. Догадайся. Ну? Аэробика мозга! Не все же через скакалку прыгать.

Таисья. Однако крыса!

Шварц. Вот мой народ, вот с кем я всю жизнь прожил!

Звонит телефон.

Если она, скажи: не тяни меня, Марфа, за струну — я не арфа. Она поймет. Была у девушки слабость.

Таисья. А если Багров?

Шварц. А если Багров, дашь мне.

Таисья (берет трубку). Да… Он работает, но попробую… Что значит "ни фера он не работает"? Вы что хамите?.. Здравствуйте. У себя на буровых так выражайтесь. (Показывает Шварцу, чтобы взял трубку.)

Шварц (берет свою трубку). Ким? А голос как у Багрова… На Таисью не наезжай, Таисья золото… Всё, про буровые больше ни слова… Всё, забыли, что такое нефть, смесь углеводородов… Слушал? Ну? Энергоемкая лирика Кима. "Купол" у тебя в кармане… Как это нет никакого "Купола"?.. От кого?.. А ты больше их слушай, бензовозов!.. Всё, сорвалось с языка, про бензовозы ни-ни-ни… Вот что, Ким, "Купол" "Куполом", одни говорят — есть, другие нет, а давай сделаем премию специально под тебя. "Тюльпан"… Ничего не физжу, абсолютно серьезно — ты что, по голосу не слышишь? Премию за поэзию земли. За поэзию четырех стихий. Не "Тюльпан" — "Чабрец". "Серебряный чабрец". Ты знаешь, как чабрец выглядит?.. Называется друг природы. Ветвистый стебель, узколанцетные листья, светло-лиловые цветки, чашечка колокольчатая, венчик двугубый, тычинок четыре. Двадцать тысяч уе. Я председатель жюри. Подберем десять геологов с гитарами, я подберу — чтобы с тобой соревновались. На день МЧС вручим… Министерство по чрезвычайным ситуациям… Как кто даст?! Твои… Сам знаешь кто. Сперва на роток платок, а теперь: кто?.. Объясни, обговори кому сколько чего — по-деловому. Проблемы твои, но небольшие. Скажи, что серьезно, а не шутки юмора — госпремия царя Артемия… Да не пугай ты! Ты со мной дружи, а пугай "Бритиш петролеум"… Клянусь, без задней мысли! Скоро "бензин" нельзя будет сказать.

Шварц и Таисья опускают трубки.

Как ты говоришь? Опустошена. Больше не зови. (Пауза. Берет скакалку, приготавливается как будто для прыганья, неловко перекидывает шнур над головой, переступает через него, подносит ручку скакалки к уху, как телефонную трубку.) Але, соедините меня с промискуитетом по государственным премиям. (Таисье.) Ничего не слышу на левое ухо. Какой-то Ким, какой-то Кузьма, юноша Умелин — за всю жизнь с ними меньше разговаривал, чем за эти полчаса. Мореплавателя не забудь из Адмиралтейства! Радио га-га, радио ду-ду! Это ты меня втравила.

Таисья. Я?!

Шварц. И изобретатель телефона Александр Белл.

Таисья. Я делала только, что ты просил.

Шварц. Я просил?! Я тебя просил звонить бабам на одно лицо с тобой и замминистрам на одно лицо с военачальником Олегом?! Ты еще Пастернаку с Ахматовой звякни.

Таисья. Не знакома. Могу только Бродскому. С Бродским все знакомы.

Шварц. Бродский мне сам (показывает пальцем наверх) звонит.

Телефонный звонок.

Ты, ты, сама, сама. С Марфой ты — вполне, вполне. Если она, скажи: не дергай, Марфа, мохер из шарфа. Мохер, шерсть была такая. (Подходит к гладильной доске, начинает медленно водить утюгом по красной блузке.)

Таисья (берет трубку). Таисья Шварц… Узнала, Кузьма Аркадьич, узнала… Просто Кузьма? Тогда — Тася… Шварц отошел… Типун вам на язык: к каким праотцам? Просто вышел… Гарантии? Так вы же со Шварцем договорились… Увы, абсолютно согласна. Поэт и, как всякий поэт, ветрен. Но у него есть я… Конечно, никакого "Купола" нет, "Купол" — фрейдистские фантазии. Но "Карнавал" отходит вам, вашему Умелину — это я гарантирую. На девяносто девять процентов. Сто гарантирует не кто, как Всевышний, я на процент меньше. Займусь жюри чтобы исключить случайности. Нельзя травмировать молодое дарование. Ритмическое буйство, богатство рифм, своеобразие синтаксиса — нельзя. В общем, может открывать счет в банке…