Котёнок в поисках дома. Часть 1 и 2

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Интерлюдия 1

Глава четвёртая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Часть вторая

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвёртая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Интерлюдия 1

Интерлюдия 2

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

notes

1

2

3

Котёнок в поисках дома. Часть 1 и 2

Юрий Артемьев

Часть первая

Пролог

— А мы в прошлом или в будущем? — спросила Алиса.

— Мы в жопе. — ответил ей Кролик.

Льюис Кэрролл

(чей-то вольный перевод с английского)

***

Когда же это всё закончится уже?

Боль… Снова безумная, безумная боль. Она везде, во всём теле…

Но главное то, что я не чувствую этого тела от слова «совсем»…

Что за глупый парадокс? Тела нет, а боль есть…

Раскалённые иглы боли просто ужасны. Я чувствую, как они пронзают насквозь мой воспалённый мозг.

О! У меня хоть что-то осталось…

Мозг! Если он есть, то должен же быть где-то и остальной я.

Я? Кто я? Кто я такой? И где я вообще?

А может быть даже не «Где?», а «Когда?»…

Мои мысли снова прерывает дикая боль в глубине сознания. И снова вонзаются в мозг раскалённые иглы, и снова эта боль терзает моё тело. И от этой боли никуда невозможно спрятаться, и от неё никуда не удаётся убежать. Она везде и всюду!

Кажется, что не осталось в организме такой косточки, которая бы не болела так сильно, что терпеть просто нет уже больше никаких сил… Но когда боль достигает своего пика, она растворяется в самой себе и уже не чувствуется, как боль. Просто какое-то неприятное чувство, от которого и избавиться нельзя, и терпеть уже невозможно…

Только одно бьётся в расплавленном мозгу: Боль! Боль! Боль!

А мысли…

Мысли скачут как кенгуру во время пожара в саванне…

Мысли?

Мои мысли…

Я мыслю! А значит — я существую!

Кто так сказал?

Кто-то так сказал?

Зачем так кто-то сказал?

Зачем кто-то что-то вообще говорит?

Что со мной? Что со мной творится?

Я лечу куда-то… Лечу неизвестно откуда и неизвестно куда, в густом, тёмном и липком мраке. И меня снова и снова атакует боль…

Бо-о-оль!

Странно… Чем больше боль, тем её меньше. В тот момент, когда становится так больно, что казалось бы, терпеть эту боль уже нет никаких внутренних сил, приходит полное бесчувствие.

Какой-то вакуум разливается внутри меня. Холодный и нейтральный, как абсолютный «ноль»…

Но как может быть что-то внутри меня, если меня самого нигде нет?

Кажется, что я уже думал об этом совсем недавно… Или давно? Или не думал?

Я ничего не понимаю? Я даже не понимаю, что мне надо понять? Это какой-то нескончаемый идиотизм…

В моменты, когда боль отступает, я пытаюсь заставить свой мозг работать более продуктивно. Напрягаю все электроны, электроды… или что там есть ещё в мозгах.

Нейроны? Какое глупое слово…

Слово? Слова? Кому они нужны в этом чёрном и вязком вакууме.

С кем мне тут разговаривать и на каком языке?

Язык? На каком языке я думаю?

Кажется, на русском… А какие здесь ещё бывают?

А-а-а! Меня снова корёжит, как не знаю что…

Меня, того которого нет, сворачивает в спираль, и снова пронзает насквозь…

Не спрашивайте меня, что такое спираль. Я не смогу ответить. Да и некому мне тут отвечать. И незачем…

Но вдруг неожиданно боль исчезает. Какой-то абсолютный покой, наслаиваясь на мои мысли, заполняет весь разум…

Становится тепло…

Легко…

Нет больше боли, нет страха…

Страх?

Я чего-то боюсь?

Я боялся боли. И вот теперь её нет.

Чего мне ещё бояться в этой жизни…

Жизнь?

Новое понятие и новые вопросы.

Я жив?

Я жив… Я живу… Я живой?

Или нет?

Кто я?

Там где я сейчас…

Кстати, где это я?

Там, где я сейчас больше нет ни меня, ни чего-то другого. Никого и ничего.

Абсолютное ничего.

Может это и есть смерть?… Смерть…

Я умер?

Или снова провалился в тёмную-тёмную бездну…

***

В жизни всегда есть место… Смерти.

И, как мне кажется, в жизни этой смерти гораздо больше, чем самой жизни. По крайней мере, про смерть напоминает всё кругом.

Мясо в привокзальных пирожках. Это мёртвая плоть каких-то животных после термической обработки. Этих животных сначала убили, потом разрезали на куски. После этого куски мёртвого мяса прокрутили мелко-мелко через мясорубку. И только потом варили, жарили…

Срезанные цветы для любимой девушки. Растения радовались солнцу и лёгкому дождю. Это если они росли где-то в поле, на свободе. А иногда растения сразу росли в неволе. В саду, в горшке или в оранжерее… Не важно. Но они росли, питаясь светом, водой и удобрениями. А потом их казнили, срезав под самый корень. И красивые яркие цветы медленно умирают в руках той, кому их подарили…

Яйцо разбитое рано утром на раскалённую сковороду. Может из него вылупился бы молодой петушок или курочка… Или утёнок с плоским клювом. А из большого яйца мог появиться целый гусь, или даже страус. Но яйцо было безжалостно разбито над пышущей жаром раскалённой сковородой. Эмбрион будущей птицы умер окончательно, превратившись в бело-жёлтую пищу, которую потом кто-то съел.

Комар, погибший при «исполнении задания». Он всего лишь был голоден и хотел есть. Ну и что, что питается он кровью. Диета у него такая. Что тут поделать… Но это же не повод бить его так сильно, чтобы всё его маленькое и хрупкое тельце расплющилось вдребезги вместе с украденной капелькой чужой крови.

А ещё в жизни есть всепоглощающий страх… Постоянный страх. Страх перед болью. Страх перед смертью…

Кто-то верит в смерть, кто-то нет…

«Смерти нет!» — твердил самурай, герой японского эпоса, вонзая себе в живот нож. И умирал. Ну а что ещё можно делать с ножом в животе, кроме как умереть. Особенно если при этом лучший и преданный друг, как положено, сносил мечом его голову.

«Я буду бессмертен!» — верил поэт, перед тем, как идти на дуэль, но убитый на этой самой дуэли. Бессмертными стали его произведения. А сам он, как и все остальные смертные, упокоился в земле. Пусть земля ему будет пухом! Мир его праху!

А ещё в Древнем Египте были фараоны. Фараоны — живые боги на земле! В это свято верили древние египтяне, тщательно бальзамируя своих богов, после их смерти. А потом нищие учёные из Европы грубо вспарывали хорошо забальзамированные фараоновы животы в поисках неизвестно чего. И не было там ни богов, ни фараонов… Потому что там был только прах умерших когда-то давно людей…

Да о чём говорить?… Жизнь коротка и все мы смертны. Но как же не хочется в это верить каждодневно.

Бывают же такие счастливые моменты в этой бренной жизни, когда не верится, что всё тлен, и что завтра придёт время умирать.

И это далёкое завтра всё ближе с каждым днём.

А так неохота.

Правда, ведь?

***

Тоска. Уныло. Всё постыло.

Стараюсь я не вспоминать

Про то, что не было и было.

Про то, что можно и не знать.

Про то, что жизнь короче ночи.

Про то, что смерть уже близка.

Живу я в царстве многоточий…

Их пишет вновь моя рука…

Я вижу свет в конце тоннеля,

Не видя тьмы над головой.

Осколки солнечной шрапнели

Свистят вокруг, как волчий вой.

Не зная робости и страха,

Иду по-прежнему вперёд.

Надев последнюю рубаху

Нарочно задом наперёд.

То, что горело, всё остыло.

Тоской заволокло глаза.

Всё что могло… Уже всё было.

Но отказали тормоза…

Творя добро, не видишь света.

Живя, ты губишь всё вокруг.

Жизнь коротка, почти, как лето,

Которое промчалось вдруг…

А осень плачет и тревожит.

Дожди. И жалости не жди.

И грусть тоска всё гложет, гложет…

А смерть таится впереди…

***

Значит, я всё-таки умер… Иначе откуда у меня в мыслях такой сумбур и полное безразличие ко всему происходящему…

Безразличие…

Всё…

Ничего…

Как тут тихо…

Застывшее время.

Что есть время?

Что оно значит здесь и сейчас?

Безвременье…

Глава первая

Мне снова снится странный сон.

Я уже видел этот сон раньше.

Он повторяется снова, и он продолжается снова и снова…

Мой сон реалистичен настолько, что я порою не понимаю где я на самом деле …

Я тот, кто спит и видит сон?

Или я сплю, а мне спящему снится сон, в котором я как бы…

Всё так запутано, что я даже не могу подобрать слов, чтобы всё описать подробно… Хотя именно подробностей — хоть отбавляй. А вот общей картины я никак не могу понять…

Мне кажется, что мой сон и не сон вовсе, а явь. Как будто я всё это уже видел однажды…

Нет. Не так.

Я чувствую порою, что я всё это уже пережил, а теперь мне это почему-то снится.

Но я не могу до сих пор понять и вспомнить: Кто же я на самом деле?

Я — это я, или уже кто-то другой?

***

Мне кажется, что я всё это уже где-то видел. И я знаю, что это называется дежавю. Моё восприятие окружающего как бы расстроено… Или растроено. Да, именно так. Я смотрю вокруг и понимаю, что смотрю не я один. А нас как будто бы трое.

Один из нас, это маленький мальчик. Он видит этот мир как бы снизу вверх. И всё понимает в силу своего возраста тоже снизу вверх. Для него эта комната — это и есть весь мир, а за пределами этой комнаты есть ещё больший мир. Огромный мир, который ему не доступен пока, но он обязательно туда попадёт и познает его.

А ещё всегда с нами маленькая девочка. Ну, это она так говорит, что она маленькая. Для малыша, который смотрит на мир снизу вверх, она почти как мама, взрослая и добрая. Хотя всё-таки нет, не как мама. Мама была другая… Так что она скорее всего, как сестра. Как старшая сестра. У неё очень короткие светлые волосы. Она сильная, но почему-то не любит показывать свою силу. Она сидит тихо-тихо и просто смотрит на всё вокруг удивлённо открытыми зелёными глазами. От неё исходит доброе тепло. К ней хочется прижаться, обнять её… Но она этого не любит. А имя у неё очень холодное — Ингрид. Хотя обычно её называют — Инга.

А третий рядом с нами — Кот. Нет не усатый полосатый пушистик на четырёх лапах. Человек. Он нас всех охраняет. Он уже очень старый. Намного старше Инги и много-много раз старше малыша. Кот — это не имя. Это позывной. Он так сказал. Если кому-то нужна его помощь, то они его так и зовут: Кот! Выручай!

У него много имён. Александр или Саша. Он воин. И он — убийца. Если бы всех кого он убил собрать в этой комнате, то стало бы тесно. Но он объяснил, что так надо было сделать. И он сделал. Когда он служил в армии, то носил на голове берет цвета голубого неба. Он и сейчас гордится тем, что когда-то очень давно служил в той армии. У них был девиз: «Никто кроме нас!» До сих пор он старается быть верным своему девизу.