Тверской Баскак. Том Второй

Глава 1

В большой княжей палате Твери сегодня жарко. Полный состав боярской городской думы гудит, как растревоженный улей. Ждем доверенного человека от Великого князя. Он прибыл вчера, и до меня уже долетели слухи по какому поводу. Новость не то, чтобы совсем плохая, но и хорошей ее не назовешь. Прямо скажу, она застала меня врасплох.

Непроизвольно морщу лоб, последняя неделя и прям была богата на неприятные вести. На днях напомнил о себе Турслан Хаши. Сейчас он вместе со всем войском Батыя движется в сторону Киева, но тем не менее нашел возможность отправить ко мне гонца. Его беспокойство читалось между строк послания, где он в довольно завуалированной форме извещал о том, что из Каракорума назначен во Владимир новый баскак. Не кто-нибудь, а приближенный самого хана Угедея, бек битигчи Ярмага с полномочиями сбора дани по всему Русскому улусу. Назначен в обход Батыя, а стало быть, он, Турслан Хаши, никакой протекции мне больше составить не сможет и просит меня быть с этим человеком крайне осторожным.

Самое же главное было в конце. Как я понял, ради этой концовки письмо и было отправлено, там он просил меня ни в коем случае не ссылаться на наш уговор и при новом битигчи вообще о нем не упоминать.

Вспомнив про нойона, не могу удержаться от иронии.

«Наш бесстрашный Турслан не так уж и бесстрашен!» — Сдержав это восклицание, обвожу взглядом собравшихся бояр.

На дворе конец августа, и их красные лица в купе с собольими шубами вновь заставляют меня ерничать.

«Охота пуще неволи! — Не меняясь в лице, мысленно язвлю я. — За восемьсот лет ничего не изменилось! Что в наше время, что в это! Ради понтов люди готовы вытерпеть что угодно».

Дабы отвлечься, встаю и подхожу к окошку. Глоток свежего воздуха мне не помешает. Через узкую, как бойница, прорезь виден противоположный берег Волги и стены моего острога. Сами стены еще деревянные, а вот четыре башни вдоль крутого берега уже обложены красным глиняным кирпичом и смотрятся весьма внушительно. Их островерхие крыши отливают матовостью керамической черепицы, а на шпиле центральной красуется позолоченный двуглавый орел.

«А что, — в очередной раз оправдываю свой плагиат, — хорошая птица, со значением! Надо брать, пока еще свободна!»

Отсюда не видно, но я и без этого знаю, что еще шесть таких же красавиц башен выходят и на три другие стороны, делая острог неприступной твердыней, контролирующей как подходы к Твери с севера, так и речную стрелку реки Тверцы и Волги.

Шорох распахнувшейся двери отвлекает меня от умиротворяющего созерцания и заставляет обернуться.

Боярин Роман Радимич застыл в проеме своей дородной фигурой. Как ключник княжьего дома в Твери, он встречал почетного гостя и сейчас, поклонившись уважаемому собранию, провозгласил.

— Посол Великого Князя Владимирского, боярин Акинфий Ворон

Пройдя в палату, он отошел в сторону, пропуская именитого гостя. Княжий боярин ждать себя не заставил и вошел сразу же, громко топая подбитыми сапогами.

Чуть склонив голову в мою сторону, он также в рамках минимальной вежливости поприветствовал и сидящую вдоль стен тверскую господу. Затем вскинув голову и изредка оглаживая ухоженную бородку, он начал говорить:

— Великий князь Владимирский Ярослав Всеволодович волею своей снимает со стола Тверского свого старшего сына Александра и дает городу другого князя. — Тут он сделал театральную паузу и, вызывающе задрав подбородок, прошелся взглядом по напрягшимся лицам бояр.

Многие отвели глаза в сторону, не желая связываться со столичным гостем, но Лугота прятаться не стал и встретил пронизывающий взгляд вопросом.

— А что же Александр? У нас со старшим Ярославичем вроде бы никакой при не было, и ему и нам тока польза.

Не выказав ни удивления, ни раздражения, посол ответил все в том же степенно-торжественном тоне.

— Великий князь сажает на Тверской стол другого сына своего Ярослава, а за Александром оставляет вотчину его, град Переяславль Залеский, и велит тому оставаться в Новагороде, да княжить там.

Со своего места так, словно бы рассуждая с самим собой, подал голос Острата.

— Младшему-то, Ярославу Ярославичу, сейчас поди и десяти годков нету. Какую же такой малолетний князь защиту нам даст? Может торопится Великий князь?

В ответ его тут же ожег гневный взгляд.

— Не тебе, боярин, судить о делах Великокняжеских! Кого и куда сажать из детей своих, Ярослав Всеволодович сам решит, а вам, господа тверская, следует знать, что за любым из сыновей княжих стоит грозная тень отца его. Она вам и защита, и суд праведный.

Я стою у окна и слушаю бояр лишь краем уха. Со вчерашнего дня, с той самой минуты, как мне донесли зачем приехал посол, я так и не смог ответить себе на самый главный вопрос. Мне-то что делать? Коли Александра с Твери убирают, то и наместника его тоже терпеть не будут. Я, конечно, еще и ханский баскак, но и этот трон уже зашатался подо мной.

«Надо срочно менять свой статус в этом городе, но как⁈ — В моей голове начался очередной мозговой штурм. — Я здесь почти полтора года и точно уже не чужой. Может даже поближе к народу, чем иные местные бояре, но что это меняет… Стоит лишиться звания княжего наместника, как меня тут же попрут из городской думы».

Словно прочитав мои мысли, Якун глянул на меня с откровенным торжеством. Неторопливо поднявшись, он расправил полы шубы.

— О чем мы тут спорим⁈ — Его прищуренный взгляд прошелся по лицам сотоварищей. — Великий князь Ярослав Всеволодович дает нам князем сына своего, и это уже великая честь. А уж старшего или среднего, взрослого мужа или недоросля, то нам без разницы. Как справедливо сказал наш Владимирский гость, за всеми ими стоит отец со своей дружиной. — Чуть помедлив, он поднял на меня свои маленькие злые глазки. — Так что надо нам не чиниться, а с радостью принимать нового князя, да готовиться к встрече. — Тут он вновь бросил в мою сторону многозначительный взгляд. — А наместника Александрова пора уж со всеми почестям проводить в путь дорогу.

Это его напутствие вызвало активное перешептывание в рядах остальных бояр, и мне стало понятно, что до сего момента никто вариант с моим изгнанием не рассматривал. Я даже с легкостью могу назвать причину этого. Ведь добрая треть из сидящих здесь бояр являются пайщиками моего «открытого акционерного общества», а без меня оно стоит недорого.

Великокняжеский посол, не разбираясь в местных нюансах, с недоумением забегал глазами по боярским лицам. Излишне бурная реакция, на казалось бы вполне обычную речь, его сильно заинтриговала.

Посвящать чужака в наши разборки было уже лишним, и, подняв руку, я подал знак стоящему у входа гридню, мол выводи.

Охранники подошли к Акинфию и встали с обеих сторон. Тот, повертев головой, поначалу даже не понял, что его вежливо выпроваживают. Ему до жути захотелось узнать в чем тут дело, и в меня уперся его вопросительный взгляд.

'Даже не проси, дружище! — Съехидничал я про себя, а вслух произнес более корректно, но не менее безапелляционно.

— Ты, Акинфий, дело свое сделал справно, волю великокняжескую донес. За то тебе честь и хвала, а теперь, уж извиняй, нам потолковать надо без чужих ушей.

В полной тишине посол одарил меня недовольным взглядом и, больше не переча, двинулся к двери. Все молча проводили его глазами, но тишина продлилась недолго. Лишь только сомкнулись тяжелые дубовые створки, как начался гвалт. Я едва успеваю засекать, кто на чью сторону встал.

— Что нам с малого князя! — Закричал зло Острата. — Не он за нас стоять будет, а нам еще за ним сопли подтирать придется!

Его тут же срезал Якун.

— Ты на кого рот раззявил⁈ С Великим князем тягаться задумал!

В царящем гомоне нахожу только одного человека пытающегося сохранить нейтральную позицию.

— Малой, али старый! — Гундит Роман Радимич — Кака нам разница, ежели отец един!

Смотрю на эту орущую публику и мне вдруг приходит в голову мысль.

«А может приезд малолетнего князя — это не так уж и плохо⁈ Может, это сама судьба подталкивает меня к более решительным шагам. А что⁈ Александр далеко, ему от Твери только одно нужно — чтобы выход с города вовремя поступал. А Ярослав если приедет, так это его город будет, его вотчина. Он за нее радеть должен. — Тут я сам свой же энтузиазм и остужаю. — Он и бояре его в первую очередь за власть княжескую радеть будут и любого, в ком угрозу ей увидят, постараются убрать с дороги. А ты-то как раз угроза и есть! — Задумываюсь, и моя мысль вновь меняет направление на противоположное. — Я и для Александра угроза, просто он еще этого не понял, но скоро поймет, и тогда все станет куда сложнее. Если уж выбирать с кем меряться силами, то лучше с Ярославом, чем с Александром. С младшим еще неизвестно как пойдет, может и договоримся о мирном сосуществовании, а со старшим Ярославичем компромисса не найти, это уж точно. Недаром же его через год из Новгорода попрут. Идеально было бы вообще без князя, но, к сожалению, в нынешней ситуации это невозможно. Рюриковичи без борьбы город не уступят, а начинать распрю сейчас — это лить воду на мельницу всех врагов России».

Тяжело вздохнув, прихожу к однозначному решению, было бы лучше отложить вопрос с государственным устройством на годик-другой, но не во всем человек властен, и раз судьба говорит сейчас, то с ней не поспоришь.

Поднимаю руку, призывая почтенное собрание к тишине, и, выждав паузу, начинаю мягко и примирительно.

— Друзья мои, не стоит нам так горячиться. Вот вы сейчас спорите, кто сможет вас защитить, а кто нет, а я вам вот что скажу. Никто нас не спасет, ежели мы сами не сможем за себя постоять. Нужно самим быть такими сильными, чтобы и враги нас боялись, и князья слушали.

— И где же нам эту силушку-то взять? — Прерывая меня, смешливо фыркнул кто-то из доброхотов Якуна. — Может баб в лес послать пособирать, авось и наскребут туесок другой.

На это даже мои сторонники заулыбались, и я подумал, что подобное спускать нельзя. Выцепив взглядом любителя позубоскалить, выдаю ему жестко, почти на грани фола.

— Ежели ты, Еремей, привык от беды за бабами прятаться, то можешь и сам с ними в лесок сбегать, да смелости там пошукать, а те, кто на поле под Ржевой против Литвы, стояли, знают откуда сила и решимость берется.

— Да, ты…! — Боярин было вскочил, но Лугота придержал его за рука.

— Погодь! — Глаза тысяцкого уперлись мне в лицо. — Ты что же, наместник, хочешь с Великим князем силой померяться?

Вижу, Лугота еще сдержался и не врезал мне всю правду матку. В его взлетевших бровях явно читается предупреждение:

«Ты в своем уме! Учти, в таком деле я тебе не подмога!»

Бояре все как один уставились на меня и, выдержав затяжную паузу, я снимаю повисшее в воздухе напряжение.

— Не о том ты, Лугота Истомич, подумал. Не о войне я говорю, а об устройстве государственном.

Напряжение на лицах бояр сменяется недоумением, но я не даю никому высказаться и продолжаю.

— У нас ведь как, каждый на свою сторону тянет. Тысяцкий токмо обороной города занимается, бояре о своих дворах больше пекутся, а князя лишь дружина интересует, и весь налог, что с города собирается, он своей личной казной считает. Неправильно это! Князья меняются, а городу одни убытки. Надо самим своими доходами распоряжаться, а князю его долю оговоренную платить и не больше.