Объективная реальность

Глава шестая. Заложник

Москва

11 июля 1932 года

Бывали у меня времена и похуже… А вот это вряд ли. Ладно, рассказываю, как всё было. Вчера, примерно в полдень, мне позвонили в редакцию «Крокодила», куда я перебрался из своего огонькового пристанища. Едва, как только успел выйти на улицу, как мне какой-то мальчишка сунул в руки конверт и умчался. Как вы понимаете, никаких денег в конверте не было. Эх, люблю получать взятки, вот только никто мне их не даёт! Так что этот предмет мне душу никак не грел. Наоборот, появилось ощущение смертельной опасности. В записке, которую я извлек из конверта, мне было назначено свидание. И место выбрано более чем интересное: в самом начале Пресненского вала, там, где сходилось несколько улиц: Красная Пресня, Пресненский вал, Звенигородское шоссе, улица 1905 года, какой-то Внутренний проезд, то, что именуется Пресненской заставой. В общем, адрес рандеву для конспиративной встречи более чем удачное: есть масса вариантов отхода, да и оцепить тут всё очень проблематично. Так что если я засланный казачок, то перспективы для меня хреноватенькие. А я как раз именно тот казачок. Я позвонил Артуру из редакции, намекнул на записку, оставил ее в условленном месте: ящике стола, который закрывался на ключ. А вот то, что Артузов у меня не появится, я знал точно — была уверенность, что меня сегодня будут очень тщательно «пасти». Вообще, с того дня, когда состоялась моя встреча с их агентом на Патриарших прудах, меня не покидало ощущение того, что за мной «присматривают». Я старался обнаружить слежку, останавливался у витрин магазинов, иногда резко менял маршрут, несколько раз оборачивался, но так никого и не заметил. Следовательно, меня вели очень профессионально. Или же это мое подсознание дает такие странные выверты. Вот уж не знаю. Мне обещали, что подстрахуют. Вот только в таком деле отсутствие страховки — это лучшая страховка. И меня совершенно не грело сказанное недавно Куниным, что они могут меня найти в любое время. Могут, ну и что с того? Если я проколюсь и ОНИ, те, кто готовят мятеж против Сталина, решат, что я им уже не нужен, то пуля или нож окажутся всяко быстрее двух гипнотизеров…

Ночка у меня была паршивенькая. Вроде бы все продумал, но всё-таки трусило. Нервы. И выпить нельзя. И не выпить, не гут — никак не успокоиться. В общем, посидел в позе йога, медитации не вышло, не мог очистить мысли и выкинуть их из головы, так что йог из меня тоже паршивенький, как и киллер. Оружие решил с собой не брать. Артузов мне приволок ручку. Одноразовый девайс. В смысле там всего один патрон, мощность его слабенькая. Чтобы вывести человека из строя надо стараться попасть в морду лица, лучше всего в глаз. Но, на худой конец, сгодится. Почувствовал себя Джеймсом Бондом. Вот только если мои оппоненты могут получать оружие в тех же мастерских, что и Артузов, то я их не удивлю. А в том, что у заговорщиков должны быть завязки с ОГПУ, теперь уже НКВД — я не сомневаюсь. Была у меня мысль, что на эту папочку захочет посмотреть кто-то из настоящего руководства заговором, может быть, даже их лидер, кто его знает, как карта разложится. Выпил чашку пережаренного кофе, это я от тех же нервов, будь они неладны, такой хороший напиток запорол. Вкус булочки даже не почувствовал. В девять часов я был на месте. Утро было пасмурным и относительно холодным. Наверное, сегодня будет дождь. «Дождь смоет все следы»[6] — почему-то вспомнилось, вот откуда эта фраза, кажется, песня? Всё, как мы договаривались. Я стою на месте, в моих руках ярко-желтого цвета портфель, он у меня еще со времени моих одесских скитаний остался. Около меня останавливается легковой автомобиль черного цвета.

— Кольцов, я приглашаю вас на свидание! — О! Да это моя киевская знакомая. Поэтому мне сказали, что пароль не понадобиться. Сажусь в машину на заднее сидение, ровно через пару секунд оказываюсь зажат двумя мужчинами, которые совершенно незаметно подтянулись и заскочили в авто.

— О! Мадам, я так надеялся на нашу встречу, но не думал, что она будет групповой!

— Ничего, Миша, вы несколько неудобный собеседник, а я девушка нервная, и вас побаиваюсь, так что ничего, потерпите…

Её тон настолько издевательский, что я понимаю, она мне сейчас старается отомстить за вытрепанные в славном городе Киеве нервы. Нет, я понимаю, что Кольцов мужчина хоть и мелкий, но хоть куда мелкий, вот, но всё-таки столь пристальное женское внимание меня озадачило. Тем более, понимаю, что от этой дамочки можно ожидать всего, в том числе пулю заполучить. Мой портфель передают дамочке на переднее сиденье. Она поворачивается ко мне разочарованно произнося:

— Миша, а где же папочка?

— Ой, таки не держите меня за идиёта, а где мои деньги? Хотели получить всё, и ничего не заплатить? А холодный труп выбросить на обочину? Утром деньги — вечером стулья. Вечером деньги — утром стулья. В этом деле торговаться уже не надо, крошка моя.

— Кто из нас идиёт, ты сейчас узнаешь, Миша. Завяжите ему глаза. — Последнюю фразу дамочка уже прошипела. Если бы я увидел, то наверняка в этот момент язык у нее раздваивался… Сути своей не спрячешь, да-с…

А потом мы кружили по Москве. Я был уверен, что меня везут не за город. Скорее, на какую-то окраину, может быть, что и от самой Красной Пресни мы не сильно-то уехали, но сказать этого не мог. По всей видимости, проверяли наличие слежки. Если Артур меня не подвел, то и слежки не должно было быть, если же хвост за мной был, то мне, скорее всего, конец. Сердце стучало, стараясь пробить грудную клетку, наверное, пульс был за сто, если не за двести[7]. Совершенно потерялось чувство времени. Я не мог определить, сколько мы ехали, по моим ощущениям, не менее часа. Но что там на самом деле?

Потом мы остановились. Скрипели какие-то ворота. Но где мы оказались, я опять был в неведении. Мы куда-то шли, поднимались по лестнице, потом пошли вниз, еще ниже, скорее всего, это было подвальное помещение. Во всяком случае, скрип дверей, или вот этот звук, скрежет металлической решетки, это ни на что хорошее меня не наводило, какая-то тюрьма? Я терялся в догадках. А потом мне развязали глаза. Я очутился в небольшой комнате, точнее, всё-таки камере, в которой не было даже намека на окна, с тяжелой металлической дверью. Из обстановки: стол с лампой под зеленым абажуром, два стула, табурет, на столе — пепельница и несколько листов бумаги. На одном из стульев сидел молодой человек в командирской форме, впрочем, мне он почему-то напомнил какого-то врача, а не военного, было в нем что-то неуловимо напоминающее доброго доктора Айболита, разве что бородка клинышком только намечалась, видимо, для придания солидности возрасту.

— Товарищ Кольцов, что же вы так нас разочаровываете, где же папка?

— Простите, товарищ…

Но собеседник своего имени называть не собирался.

— Товарищ Некто… Неужели вы думали, что я отдам папку каким-то дешевым исполнителям, которые могут просто из жадности, забрать себе мой гонорар?

— То есть, вы решили перестраховаться?

— Конечно же. Но сначала я хотел бы видеть свои деньги.

Доктор Пилюлькин[8] (назову его так, чтобы легче было ориентироваться в пространстве) посмотрел на меня неодобрительно. Очень неодобрительно.

— Миша, вы до сих пор нам не доверяете? Как же это скучно, на самом-то деле… Хорошо, одну минуту.

Он встал, постучал в дверь, открылось неприметное окошко. Я не слышал, что он там шептал, но примерно через пять минут дверь открылась и в неё вошёл человек в форме красноармейца, который внёс тяжёлый кожаный портфель. Там были деньги. Часть, как я и просил, царскими золотыми пятирублевками и нашими червонцами, часть — бумажными деньгами. А ещё там была выписка из банка о зачислении на мой счёт в швейцарском банке суммы в английских фунтах стерлингов.

— Наслаждайтесь! — не без какой-то брезгливости в голосе произнёс Пилюлькин. Я изобразил широкую улыбку человека, который получил желанное, вышло что-то подобное тому типу, что схватил колечко и шептал «Моя прелесть»[9]. Моего визави передернуло еще раз. Я же произнёс.

— Ровно в полдень в депутатском зале Киевского вокзала будет сидеть мой человек. Узнать его просто: невысокого роста плотный товарищ, в сером костюме-тройке, с пенсне, у которого левое стекло будет треснутым. Спросите его, Михаил Михайлович, вы привезли документацию по славянскому гарнитуру? Он скажет, что привёз, но ему не дали ни копейки командировочных. Вы дадите ему деньги.

При этих словах Пилюлькин еще больше скривился, решил, что я от жадности хочу поиметь с них еще немного, жмоты хреновы. Я им такой компромат. А они над каждой копейкой трясутся! Ладно, хрен с вами. Из моих уже денег достаю пять сотенных купюр, протягиваю их собеседнику, спрашиваю:

— Закурить не найдётся? Вы же мой портфель реквизировали?

Тот достает мой портфель и протягивает из него пачку папирос. Я затягиваюсь и продолжаю:

— В портфеле бланк командировочного удостоверения. Дадите ему расписаться, отдадите деньги, забираете папку с документами. Всё.

— Надеюсь, вы пока побудите с нами? — подозрительно вежливо интересуется Пилюлькин.

— Конечно, пока вы не удостоверитесь, что документы подлинные. Как мы и договаривались.

— Отлично.

Ряженый краском вышел из комнаты, оставив меня в допросной наедине с деньгами. Я очень бережно стал перекладывать пачки с деньгами и столбики с золотыми монетами к себе в жёлтый портфель. Опять-таки старательно корчил умилительные гримасы, а вдруг как-то за мной наблюдают? Вскоре мой собеседник появился опять.

— Вы не откажетесь со мной побеседовать, пока суть да дело? — почти елейным голосом проворковал он.

— Отчего же? Время-то надо как-то убить, простите за столь смелый каламбур.

Впрочем, Пилюлькин не растерялся. А чуть кривовато усмехнувшись, вытащил из кармана золотую монету на цепочке. И тут же стал оной медленно раскачивать перед моими глазами.

— Вы знаете, что простейший маятник, который я вам демонстрирую, прекрасно успокаивает нервную систему. Смотрите внимательно, сейчас на счет пять… Один, два, три, четыре…

Бля… что это за хрень творится в этой Москве, куда ни ткнись, на гипнотизеров наткнешься! Что за мать вашу так очередной последыш Бехтерева нарисовался? Хорошо, что Смирнов с Куниным помогли мне в гипнозе разобраться и научили, как ему противостоять. Еще лучше было то, что я был где-то готов к тому, что могу на такую бяку напороться. В МОЕМ времени и самоубийство Аллилуевой, и убийство Кирова имели очень странные моменты. Казалось, что кто-то настойчиво нашептывал Надежде идею самоубийства, а вот поведение того же Николаева, убийцы Мироныча, так вообще очень походило на поведение человека, находившегося под гипнозом. Мог ли с ними кто-то работать? А почему бы не тот же доктор Пилюлькин? Блин! Что я раздумываю, мне надо какой-то бок поставить!

— Пять! Ваши веки становятся тяжёлыми, вам хорошо, вам спокойной, вы спите, вы спите на море. Пляж, солнце. Вам хорошо, вы будете отвечать на мои вопросы, а потом забудете о нашем разговоре.

Чёрт возьми! Моё сознание как будто погрузилось в какое-то густое желе. И всё-таки видел его, этого доморощенного мозголома, но видел не отчётливо, мозг мой всё больше погружался в сон, но вот этого допустить никак нельзя! Я старался как-то смыть с себя его слова, которые… Смыть! Вот оно! Вспомнил… Это всплыло, как всплывает аварийный буек с тонущего корабля.

В ту ночь, когда Москву обшарил первый ливень,Я, брошенный к столу предчувствием беды,В дрожащей полутьме рукой дрожащей вывел:«Дождь смоет все следы, дождь смоет все следы».