Целитель-9

* * *

Склон, полого упадавший от «запретки» к лесу, покрывала заиндевевшая трава, хрустевшая под ногами. Неплохое место для укрепления, все подходы можно держать под обстрелом.

Сам дот выглядел невысоким холмиком — старый бетон заплыл глиной, зарос травой. Лишь промоина с южной стороны пропускала к входному проему. Согнувшись в три погибели, я пролез под холодные своды. Цементные стены, разделенные ржавыми швеллерами, ощутимо давили, угнетая сознание, но не до того.

Я искал улики. Следов не было. Грязь под ногами давно смерзлась, и не приняла бы новых отпечатков.

— А ведь тут кто-то был… — пробормотал я. — Ромуальдыч, глянь на этот болт!

— Етта… — выдохнул Вайткус. — Ага-а…

Шляпка ржавого болта, ввинченного в стальной двутавр, блестела свежими царапинами.

— Ключ на сорок два!

Звякнув инструментами, технический директор протянул мне искомое. Болт поддался моим усилиям. Провернулся раз, провернулся два — и дрогнула бетонная плита. Я потянул прямо за метиз, как за ручку, и толстенная панель провернулась на шипах, роняя чешуйки ржавчины.

Передо мной открылась чернота подземного хода, старой зарытой траншеи. Оттуда несло морозной затхлостью.

— Фонарь! — засуетился Иванов. — Где фонарь?

Ромуальдыч молча сунул ему в руку «Турист», похожий на опрокинутый термос. Голубоватый луч пробурил темноту, чиркая по грубым стенам со следами опалубки.

— Замок, как замок, — хмыкнул я, ударяя в первый слог.

Под ногами хрустел тонкий ледок, из трещин потолка свисали свежемороженные корни. Бывшая траншея тянулась прямо, лишь в одном месте выгибаясь нишей пулеметного гнезда, заложенного поверху досками и залитого раствором.

Электрический свет дрогнул, упираясь в тупик.

— Тут засов!

Ромуальдыч двумя руками сдвинул скрежещущий запор, и уперся в стену. Поднатужился… Огромный бетонный блок, весом в пару тонн, повернулся вокруг центральной оси, открывая два узких прохода. На меня повеяло слабым теплом — мы вышли на второй уровень подвала.

— Не хреново девки пляшут… — выдохнул Борис Семенович, шалея. — По четыре сразу в ряд!

Четверг, 29 ноября. День

Зеленоград, площадь Юности

Я глянул в зеркальце заднего вида, и усмехнулся — прикрепленные из «девятки» разве что в «коробочку» не брали мой «Иж». Неприметный «Москвич» катил следом, а примелькавшийся желтый «Жигуль» лидировал.

Ладно, пускай… Чувствую, взялись за нас всерьез. Видать, насели на Форда, теребят не по-детски, а тот волшебные пендели раздает цэрэушникам. Иначе не объяснить тот грубый, непрофессиональный налет на объект «В». Шпионаж и штурмовщина несовместны. Кого ж так закусило?

Покрутившись в узком кругу Рокфеллеров и прочих Барухов, я начал понимать, что вовсе не они владыки Запада. Уж слишком всё явно — интересы, цели, рычаги влияния… Даже сборища Бильдербергского клуба несколько демонстративны, что ли. Человечеству тычут под нос — глядите, вот они, истинные земшарные правители! Не верю, как Станиславский говорил.

Истинные властелины всегда в тени, их не знает никто, но именно они подчинили себе Европу и Америку, высасывая соки из глобального Юга, а нынче облизываются на Север. На СССР.

Не удивлюсь, если на самой верхушке засели всего несколько человек, этакая мировая гопа, что держит трансатлантическую зону. Иначе не объяснить ту согласованность, с которой восемьдесят богатейших семей распоряжаются награбленным добром. Кто-то ж рулит банками, ловко направляя финансовые потоки, чтобы те вливались, куда надо…

— Хлеба нету, — глубокомысленно вывела Рита, ломая мои мудрствования. — Купишь? Свеженького.

— Слушаюсь и повинуюсь, — улыбнулся я, выворачивая на площадь Юности.

— А они надолго?

— Да нет… На недельку, где-то. Надо ж новые лыжи опробовать…

— Ну, ехали бы на Кавказ! — пожала плечиком спутница. — А то — Карелия. Там же холодно!

— Хех! — развеселился я. — Да они вообще на Хибины подались!

— Ты что?! — Рита изумленно захлопала ресницами. — Это ж вообще… Заполярье!

— Зато снегу навалом.

— Да уж…

Я заехал на стоянку, мимолетно отмечая зеленые «Жигули», припарковавшиеся чуть раньше.

— Рит, ты иди пока, а я в булочную заскочу.

— Ладно! — оставив у меня на щеке след горячих губ, девушка гибко выскользнула из машины.

Мои пальцы, следуя вредной привычке, потянулись к голове. Шрам едва выделялся под подушечками, и уже не болел. Целительские способности угасли не совсем…

Больше всего раздражала не рана, а собственная беспомощность. Сиволапость. Как можно было не почуять угрозу? Опасность я ощутил в самый последний момент, избежав гибели, но не дав сдачи! Даже той морды, по которой полагается съездить кулаком, а лучше локтем, не увидал! Позорище…

Тут меня отвлек Костя Валиев, Настин бойфренд. Он шагал навстречу, понурый и угнетенный невеселыми мыслями.

— Привет, Костян! О чем задумался, детина?

— Привет! — Валиев крепко пожал мою руку, но голос выдавал, что бодрость — поддельная. — Да я так, по работе…

— С Настей поругался? — понимающе молвил я.

— Да не… Не ругались мы… — промямлил Костя, глядя вбок, и неожиданно выпалил: — Она с кем-то еще встречается!

— О, как! — поразился я. — Интересненько… И кто же этот негодяй?

— Не знаю… Журналист, вроде… Я их видел издали, только не слышал. Он, там, рассказывает что-то, Настя смеется…

— Хм. А ты с нею говорил?

— Ну, да… С кем это ты гуляешь, спрашиваю? А она мне, спокойно так: «А что, нельзя?»

— И ты сказал: «Нельзя!», — дополнил я признание.

— Ну, да… — сник Валиев. — Настя фыркнула, и резко так: «С кем хочу, с тем и гуляю!» И ушла…

— А ты обиделся.

Костя длинно и тоскливо вздохнул.

— Ладно… — потер я щеку. — Разберемся. Девушки иногда как дети, непредсказуемы…

— Ага… — кивнул отверженный, и поплелся к остановке.

«Влюбленный болен, он неисцелим, — вспомнил я одну цитатку, сразу же переходя к другой: — И тебя вылечим!»