Феникс. Начало

Глава 2. Неожиданный сосед.

Пройдя по короткому коридору, со стенами, отделанных блестящим полированным камнем, я, или не я, подошел к узкому проему, вход в который перегораживала глухая двухстворчатая дверь Тонкая рука нажала на большую блестящую кнопку права, что-то зажужжало, створки дверей разъехались в стороны, и я шагнул в оббитую блестящей жестью маленькую кабинку, в которой я с трудом опознал лифт. Мне посчастливилось, в бытности проездом через Москву, пару раз проехаться в нем в здании одного из наркоматов. Множество кнопок украшали серый, матовый пульт. Самой большим номером было «двадцать четыре». Внизу я с удивлением рассмотрел кнопки с отрицательными значениями «минус один», «Минус два» и «минус три». Палец с неровно остриженным ногтем уверенно ткнулся в кнопку с цифрой «восемнадцать», в середине ее вспыхнула маленькая синяя точка, на экране в верхней части пульта с большой скоростью стали сменятся цифры — лифт легко взлетел вверх, без грохота и рывков троса. Когда кабина закончила свое движение вверх, двери с грохотом разъехались в стороны, мое тело вышло в длинный коридор, окрашенный светло — зеленой краской с множеством одинаковых дверей, покрытых удивительно ровно наложенной краской. Я двинулся к одной из них, с номером «четыреста пятьдесят шесть», открыл ее забавным маленьким ключом со множеством сложных вырезов и пазов. Скинув странные ботинки, похожие на обувь индейцев Северной Америки, по названию мокасины, я сделал всего пару шагов в маленькой квадратной прихожей, где на вешалке висели куртки и плащи необычно ярких расцветок, и шустро шмыгнул в небольшую уборную комнату, защелкнув на щеколду дверь за собой. Мое тело шагнуло к удивительно белому умывальнику, сделанному из массивного куска фарфора, с большим зеркалом над ним. Над зеркалом висела удивительный светильник, освещавший уборную ярким светом десятка маленьких электрических лампочек. Каждый фонарик был раз в пятьдесят меньше размера привычных мне электрических лампочек, но ровного, теплого счета давал примерно столько-же. Из гладкого, без искажений, зеркала меня смотрело отражение худого пацана лет четырнадцати, рост около метра шестидесяти пяти — семидесяти сантиметров, с четко очерченным пятиугольным лицом, волос темно-русый, волосы по бокам коротко выстрижены, на лоб спадает длинная челка, зачесанная вправо. Глаза темно-карие, нос прямой, губы средние, без особенностей. Подбородок с ямочкой, щеки впалые. Под носом густые следы засохшей крови, на левой скуле наливалась синевой большая ссадина. Словесный портрет фигуранта сложился в голове практически мгновенно, и это явно был не я. Одновременно с этим у отражения в зеркале удивленно расширились глаза, и в голове прозвучал вопрос: «Это кто говорит?». Пока я соображал, что мне делать, в дверь уборной постучали и женский голос спросил:

— Саша, это ты? С тобой все в порядке?

Парень в зеркале в панике обернулся и абсолютно незнакомым, ломающимся, подростковым баском ответил:

— Да, мама, у меня все в порядке!

Постояв несколько секунд, женщина под дверью, судя по шагам, отошла, а парень уставился в зеркало, стал оттягивать веки, касаться носа пальцами, предварительно закрыв глаза, в общем, успешно изображал психиатра.

— Ты тоже это заметил? — спросил я, после чего мальчишка подпрыгнул от неожиданности, на мгновенье застыл, а потом вытащил из кармана пиджака отвёртку с яркой текстолитовый ручкой и двумя маленькими лампочками, после чего начал водить жалом инструмента вокруг себя. Зелёная лампочка горела ровным светом, но в паре мест отвертка громко затрещала, свет лампочки сменялся с зеленого на красный. Очевидно, это был не тот результат, на который надеялся паренек. Он размашисто начал водить жалом отвёртки по всем углам уборной, что-то неразборчиво бормоча.

— Что ты ищешь? — снова спросил я с любопытством.

— Тебя, придурок — сердито ответил паренью.

— А! Так ты не там ищешь!

— А где искать?

— В голову себе ткани!

— Да пошел ты! Говори, куда камеру спрятали, пранкеры хреновы! Если сам найду — все в унитазе утоплю.

— Я ничего не понял из того, что ты сказал. Давай ты ответишь на мои вопросы, а то мне кажется, что с ума сошел я.

Пацан снова внимательно вгляделся в свое отражение в зеркале, а потом ткнулся лбом в прохладную поверхность стекла и тихонечко заскулил:

— Мамочка, мамочка, я сошел с ума! Я перезанимался и сошел с ума. Мамочка, что мне делать? Что делать? Теперь только вспомогательная школа? Всю жизнь грузчиком?

Я подождал пару минут, но мальчонка не унимался, а методично запугивал себя безрадостным будущим учебы в какой-то шараге и работе сантехником до конца жизни.

— Ты закончил?

Паренек взвизгнул, по пытался опереться на раковину, но его руки безвольно соскользнули с гладкой поверхности, он неловко шлепнулся костлявым задом на выложенный красивой плиткой прохладный пол, закрыл лицо руками и медленно раскачиваясь, очень тихо завыл.

За дверью вновь раздались торопливые шаги, блестящая позолотой ручка нетерпеливо задергалась:

— Саша, тебе плохо, открой дверь немедленно.

Парень собравшись с силами, почти бесшумно вскочил на ноги и притворно-бодрым голосом ответил:

— Мамочка, у меня все в порядке! Я просто…пою!

Искреннее недоумение женщины за дверью чувствовалось даже сквозь глухую преграду:

— Саша, пожалуйста, не пугай так больше, не пой. У тебя очень тоскливая песня. У меня на кухне чуть сердце не остановилось.

— Ладно, мама, я больше не буду.

Парень снова стал вглядываться в зеркало, потом повернул какой-то тумблер на светильнике, и лампочки загорелись ярче.

Мальчишка долго глядел в самого себя, потом я уловил его мысли — полуразрушенные двухэтажные здания, худые люди в коричневых, засаленных халатах, вид на город с высоты птичьего полета, и мгновенно рванувшая навстречу земля. От мыслей парня я вздрогнул всем, что там у меня оставалось, и снова попутался достучаться до своего соседа:

— Если ты закончил думать о прыжке с крыше, то я все-таки задам свои вопросы…. И прошу, прекращай ныть, как девка. У меня от твоего нытья голова начинает болеть.

— Это моя голова, что хочу, то и делаю. Хочу ныть и буду ныть. А у тебя, наверное, вообще головы нет. Ты, вероятно, опухоль, какая ни будь в моих мозгах. Я про такое читал.

— А, точно, я опухоль. Сейчас разберемся, кто из нас опухоль. Расслабься и ни о чем не думай, просто постарайся полностью расслабится.

Я почти достал пальцем до кончика носа, но в последний момент мой сосед в испуге напряг руку, и она со стуком упала в раковину, так, что мальчишка сильно отбыл косточку на запястье.

Взвыли мы оба.

— Ты что творишь, больно же! Ну что, убедился?

— В чем?

— В том, что я не опухоль.

— Нет.

— То есть, ты допускаешь, что твоей рукой управляет разумная опухоль?

— Да ты пойми, механизм, воздействия метастаз на клетки мозга….

— Ты сейчас с кем разговариваешь? С метастазами?

—………

— Тебя, когда те гаврики колошматить начали, им потом тоже опухоль наваляла?

— Я им сам навалял, я каратист!

— Кто?

— Каратист, у меня синий пояс.

— Не знаю, кто такой каратист, но подозреваю, когда я их буцкал, ты был в отключке, иначе я бы с ними не справился.

— Да я пять лет карате занимаюсь!

— Что такое карате?

— Ты что с Тикси, что о карате не знаешь? Старинной боевое японское искусство.

— Нет, о таком не слышал. А когда ты на земле лежал, это на боевое искусство не очень походило.

Парень задумался, пытаясь вспомнить тот момент, но вспоминалось все плохо.

— Ты на вопросы отвечать можешь?

— Наверное.

— Сейчас год какой?

— Две тысячи двадцать первый.

— О, как! В коммунизм попал!

— Чего? Куда попал?

— В коммунизм.

Паренек обхватил голову руками и снова закачался, как малахольный:

— Я точно сошел с ума, в коммунизм угодил…

— Погоди, не ной. Меня убили в сорок втором году, вы за восемьдесят лет должны были коммунизм построить, или как?

— У нас общество всеобщей справедливости, а социализм закончился в девяносто пятом году.

— Ну, коммунизм и есть справедливость. Каждому по потребностям, от каждого по способностям.

— Ну, у нас как-то не совсем то.

В это время в дверь застучали:

— Саша, открывай дверь. Ты сидишь там уже полчаса.

Сосед мысленно шепнул «мама», быстро сполоснул кровавые разводы под носом и щелкнул защелкой двери. Прежде чем мой сосед виновато опустил голову, маму я успел рассмотреть. Ну что сказать, дамочка приятная во всех отношениях. Среднего роста, стройная, но не худая, как говорится все при ней. Светлые волосы, заплетенные в косу, зеленые глаза с тревогой всматривались в лицо сына. Тонкая рука с ярко накрашенными длинными ногтями нежно коснулись лицо ребенка:

— С кем опять подрался?

— Ни с кем. Упал.

— Саша, ну ты же знаешь….

— Мама, не я первым начал!

— Кого это волнует? Поставят на учет и все, потом до конца жизни будет пониженный социальный статус.

— Мама!

— Саша, сынок, ты знаешь, мы всегда будем на твоей стороне, но прошу тебя, будь осторожен.

— Ладно, мама, я буду осторожен — подросток клюнул губами в нежную щечку женщины и с облегчением зашел в небольшую комнату, осторожно закрыв за собой дверь.

— Слушай, неплохо ты живешь при обществе справедливости, или как там его……

— Ты издеваешься, что ли? Две комнаты на троих….

— Я не издеваюсь, мы похуже жили….

— Ты извини, не знаю как тебя….

— Я Саша……

— Прикалываешься?

— Нет, когда был жив, звали Александр.

— О, прикольно, тезка. Ладно, я тут в интернете пошарю и спать лягу, утомило меня знакомство с тобой. Надеюсь, завтра тебя уже не будет.

Было обидно и страшно. После сотен лет мертвой пустоты, даже такая, не совсем полноценная жизнь, казалась царски подарком. А тут сопляк, который, скорее всего, без моего вмешательства в драку, валялся бы за сараями в лучшем случае без сознания, а в худшем… Не хочется даже думать, как бы кричала бы его мама, когда бы его, наконец то, нашли. Сосед тем временем достал их кармана плоскую коробочку с темно-серой поверхностью, которая внезапно окрасилась яркими красками, затем появились какие-то надписи. Я не успевал ничего прочитать, парень быстро гладил пальцем по поверхности, надписи сменялись картинками, затем пошли какие-то короткие фильмы, цветные, со звуком и исключительного качества изображения. Как я понимаю, это были короткие комедии. Какие-то люди обнимались, дрались, танцевали, пели и громко матерились. Некоторые фильмы парень смотрел пару секунд, некоторые до конца. Особенно нам понравились сценки с девушками. Таких облегающих нарядов на девицах я не видел даже в иностранных журналах, которые нам показывали на занятиях. А некоторых барышень назвать одетыми было нельзя, скорее наоборот. Актеры говорили на разных языках, от китайского до русского, но вот с пониманием русской речи у меня были проблемы. Неожиданно, я не мог понять половину слов, смысл ускользал от меня, а часть были явно не русского происхождения. Внезапно мой сосед выключил устройство, и в хорошем темпе посетив уборную, старательно вычистил хорошие, крупные зубы приятно пахнущим кремом и вернулся в свою комнату крикнул в пустоту: