Шофер. Назад в СССР. Том 2

Глава 3

Троица приблизилась. Трактористы стали напротив нас с Казачком. Генка, хоть поначалу и трясся, но увидев, как бесстрашно виду троицу взглядом, стал рядом и подрагивая, все же приосанился.

— Ну что, — белобрысый заговорил первым, неприятно искривил пухлые свои губы, — ну что, шоферок, не хочешь повтарить, чего ты нам там покрикивал?

Я хмыкнул. Обвел всех троих трактористов взглядом. Этот, белобрысый, был широк в плечах, но невысок. По щербатому его рту и крепким сбитым кулакам, видно было, что он тут главный задира.

Другой, высокий и лысоватый, возрастом годам к двадцати пяти подходил. Его вытянутое как бы по-лошадиному лицо застыло в одном неприязненном выражении. Третьим был худощавый словно пацан. На лбу его тонкокостного лица слиплись от пота редкие от природы темные волосенки.

— Будем, — сглотнул Казачок, — драться?

— А не знаю, — сказал я, глядя в глаза белобрысому исподлобья, — будем ли драться?

Белобрысый выдержал мой взгляд, однако в следующее мгновение его зрачки скакнули вправо. Проследив за его взглядом, я понял куда он глядел. Там, у зава болтавший с электриком завтоком, смотрел прямо на нас. Оба они: и завтоком, и электрик замерли. Ждали, что будет дальше. Причем завтоком строго нахмурил лицо. Электрик же смотрел с удивлением и опаской. Пришел завтоком, видимо, посмотреть, что тут, на заву так грохнуло, когда машина Казачка сорвалась.

Потом белобрысый глянул на меня и на Белку, что в холостую порыкивала мотором за моей спиной.

— Это ж та машина. Порченая, — сказал белобрысый тракторист.

— Я слышал, — начал худой, — что тот, кто на ней ездит, и сам несчастный и другим несчастье приносит.

— И тогда лучше его даже не трогать, — опасливо сказал высокий.

— Эт вы верно подметили, — улыбнулся я, а потом по дружески хлопнул белобрысого по плечу, — лучше меня не трогать. Ни то будет вам неудача.

Белобрысый аж в лице переменился. Резкий, словно боксер он отпрыгнул назад, как от удара. Уставился на меня ошалелыми своими глазами. Его дружки вздрогнули, удивленно обернулись. Я рассмеялся.

— Ну все, брат! — Крикнул я ему, — теперь моя неудачливость на тебя перекинулась!

— Тьфу-тьфу! — Поплевал тракторист, — ай, что б тебя!

— Да ты че Игнат? — Удивился долговязый, — веришь в это все дело? По-серьезному?

— Да ничего я не верю! Просто…

— А зря не веришь, — я хмыкнул, — вот недавно ездил я с мужиком в город, за запчастями. Так его, после того как я с ним поговорил, жена с дома выгнала. Живет теперь на гараже.

— Боевой, что ли? — Расширил глаза долговязый, — а ведь я его знаю! Он и правда на гараже живет!

Вся троица как бы несознательно отступила на шаг.

— А я вообще с ним дружу, — вклинился Казачок, подмигивая мне хитрым глазом, — и видишь, че выходит? То машиной на зав не попадаю, то ломаюсь! А недавно угодил прямо в озеро! Ни жисть, а одна неудача!

— Да ну, глупости, — потемнел лицом белобрысый, — че плетете?

— Ну-ну, — хмыкнул я, — не верь. А сам и не заметишь, как у тебя все наперекосяк пойдет. И прибежишь ко мне как миленький проклятье снимать. Потому как только я знаю, как это делается.

— Пойдем уж работать! Хватит слушать энти их шутейки, — опасливо косясь на меня, сказал долговязый.

Троица потопала к тракторам. Ускорила шаг, как только увидела, что к нам идет завтоком.

— Чего у вас тут творится? — Сприсил он, осматривая задний мост казачковского газона и эстакаду.

— Да вот, — замялся Казачок, — что-то незадача вышла. Промазал малость.

— Хорошо что цело все, — сказал Пётр Герасимович, — а вот пшено придется тебе, Гена замести в яму.

Казачок вздохнул.

— Вы б хоть кого к нему приставили, — сказал я, — кто помог ему на эстакаду попасть. Сзади посигналил, куда рулить.

— Да некогда мне тут со всеми нянчится, — нахмурил брови завтоком, — у меня еще в конторе учетные документы надо готовить к началу страды. Еще и с колхозу комиссии наседают, как взбесились. То то им не так, то это. Вот, — завтоком поднял глаза к заву, — в этом году вытребовал я в колхозе новый сепаратор на зав. Старый уж свое открутил. Петрович его запарился починять. Так я бился за него, за этот сепаратор год почти! Только потом в колхозе признали, что он надобен. И вот, теперь еще и за него мне душу трепют.

— А чего треплют-то? — Спросил я.

— Да вот, — вздохнул завтоком, — мол, модель им не такая. Мол, дорого купил на заводе. Надо было дешевше брать. Другой, послобее. А с нашими объемами зерновых послабее нам не годится. В общем, — махнул он рукой, — не до вас мне!

— Ладно, дядь Петь, — пожал я плечами, — иди. Делай свои дела. Мы тут сами справимся.

Завтоком поворчал еще намного себе под нос. Снова оглядел задний мост Генкиного газона и пошел в контору.

— Ладно, — сказал я, — давай, Казачок, — прыгай в газон, а я тебе посигналю, как заезжать на эстакаду.

Казачок помялся. Посмотрел на меня так, будто хочет чего-то сказать, но стесняется.

— Ну чего ты как воды в рот набрал? Говори уж, что тебе не так?

— Да я подумал, Игорь, — сказал он неуверенно, — можно я тебя попрошу, чтобы ты заместо меня машину разгрузил. А я потом попрошусь у завтока на другие работы. Потому как на зав заехать у меня совсем никак не получается. Одна морока!

— Э-э-э нет, дружок, — покачал я головой, — на меня ты дела свои не переложишь. Учись, давай сам. Я только помочь могу.

Казачок смущенно опустил глаза. Потер загоревшую шею.

— Рано или поздно тебе все равно придется на него влезать, — указал я на зав, — некуда не убежишь. Так что давай, учись. Правильно тебя Герасемыч сюда определил.

Мы услышали машину. Выглянув из-за казачковского газона, увидели, как едет к нам полный зерна Титок.

— Ну? Чего вы там встали-то? — Высунулся он из окна, — мне тоже сюда надо! Пропустите?

— Погоди, Титок! — Крикнул я, — щас Казачка разгрузим, и твоя очередь будет.

— Дак он тут уже час разгружается!

— Ниче-ниче! Щас все скорее пойдет! — Я глянул на Казачка, — ну че ты? Лезай в кабину. Ща будем выгружаться.

Казачок вздохнул, но в кабину полез.

Я стал с его водительской стороны так, чтобы Генка мог видеть меня в зеркало заднего вида. Стал ему подавать сигналы голосом да руками:

— Вот так! Руля провей! Провей руля, говорю! Стоп! Выравнивай! Колеса выравнивай! Ага! Молодца!

От трудного на малом ходу руля Казачок снова вспотел. То и дело высовывал свою голову из окошка, чтобы заглянуть назад.

— Давай! Давай пошел! — Крикнул я и Казачок дал газу.

Двигатель заревел. Машина покатилась задним ходом. Под большими спаренными колесами ее заднего моста захрустел под слоем зерна гравий. Зад машины подпрыгнул, когда она вскарабкалась на ступеньку эстакады.

— Давай еще! — Крикнул я, когда Казачок снова высунулся из машины, — ровно идешь! Смело назад!

Двигатель загудел еще натужнее и машина быстро взобралась на направляющие дорожки эстакады. Кузов гулко лязгнул об уголок-ограничитель.

Натянув стояночный тормоз, Казачок выбрался из машины.

— Ты гляди! Смог-таки! — Крикнул он, любуясь газоном, задравшим задний борт кверху.

— И не так сложно, да? — Посмотрел я на парня с улыбкой.

— Сначала было сложно. Но вот, с твоей помощью, гораздо легче!

— Пустяки, — сказал я, — в первый раз всем сложно. Ну давай, выгружайся.

Казачок кивнул и побежал к эстакаде. Дернув специальный рычаг, открыл задний борт. А потом вернулся к кабине.

Двигатель газона взревел на тон выше, когда Казачок принялся поднимать кузов. Захрустела коробка отбора мощности. Кузов медленно пошел вверх, обнажая блестящий гидравлический шток. С шуршанием, подняв пыль, зерно посыпалось в завальную яму.

Когда кузов опустился и грюкнул о раму машины, Казачок согнал газон с эстакады. Подъехал ко мне боком.

— Спасибо, Игорь! — Крикнул он.

— А заметать кто будет⁈ — Заорал механик с верха зава, — Метла вон там! Под бункером!

Я рассмеялся, а Казачок, растерянно улыбаясь, выпрыгнул из машины и пошел за метлой.

— Ну я сегодня не дождусь! — Закричал Титок, видя, как за ним подъехала еще одна груженая машина, — ей бо, не дождусь!

Когда Казачок отъехал, увидел я, как стоят у своих заведенных тракторов трое парней, с кем была у нас перепалка и наблюдают.

Внезапно белобрысый плюнул себе под сапоги и забрался в трактор. Потом пошел и длинный. Только худой остался курить под задним высоким тракторным колесом.

Двигатель трактора белобрысого зарычал. Он принялся сдавать назад, почему-то не опустив свой задранный ковш.

Я даже и рта раскрыть не успел, как раздался жуткий грохот и хруст стекла. Худой аж подскочил под колесом, и юркнул в сторону. Опомнившись, стал глядеть с изумленным видом, что же произошло. Стянул, как завороженный, с головы кепку.

Белобрысый, обернувшись, отъехал недостаточно далеко, прежде чем уйти в поворот задним ходом. Ну и со всего размаха угодил поднятым ковшом в кабину соседнему трактору. Напрочь снес он дверь, погнул раму. Высыпались задние и боковые стекла. По ветровому побежала широкая паутина трещин.

— Ты чего творишь, Игнат! — Кричал худощавый, — гляди, куда едешь!

Он выбежал перед трактором белобрысого и разразился жутким матом. Белобрысый и долговязый выбрались из своих машин.

Вся тройка трактористов стала о чем-то переговариваться. Я видел, как растерянный Игнат чесал голову и разводил руками. Бросал в мою сторону озадаченные взгляды.

— Чего тут еще стряслось! — Заорал завтоком, выбегая на двор, — да елки-палки!

В конце концов подбитый трактор был все же на ходу, и худощавый угнал его обратно на станцию. Остальную работу трактористов решили не останавливать. Все же старада нагоняла нас с каждым днем.

Завтоком переставил меня на новый амбар, довозить пшеницу. Нагружал меня не трактор с этой троицы, а другой, за рулем которого сидел тот самый тракторист, которого я когда-то обдал водой.

Сегодня он был трезв, сер и хмур как туча. Безрадостно, отмыкая припухшие от бессонницы глаза, крутил он свой руль да орудовал ковшом.

Однако был тут, на дальнем конце амбара и белобрысый, но своем белорусе. Загружал он Титковский самосвал, да только опять пошло все наперекосяк: выломал он машине задний борт, когда неловко опускал ковш, полный зерна.

— Да куда ты смотришь, зараза! — Кричал на него Титок, — ты гля! Машину мне измордовал!

Белобрысый, выбравшись из трактора, едва не кинулся на Титка с кулаками, благо мужики, что вокруг были, остановили покачивающегося на ногах Игната. Кажется, был он пьян.

Белобрысый с Титком и мужиками пошумели, покричали друг на друга, да разошлись. Борт Титок смог починить. Да только рычаг открытия у него теперь не работал, а на кузовщине осталась большая вмятина. Остаток дня Титок одно ходил да плевался.

Когда загрузили мою белку с горкой, поехал я на зав. Главный агрегат механизированного тока натужно работал. Гудел, как гигантский пылесос.

Видел я, как стояли под ним две машины: одна под сорным бункером, куда отходы отсеивались, другая под тем, где собиралось чистое, подсушенное зерно.

Загрузка машин началась по очереди сначала чистым, потом сором. Пшеница золотом хлынула в газон, заполнив кузов. Машина ушла. Тогда в другую хлынул пыльный сор, заклубилась под завом серое облако.