Главред: назад в СССР

Глава 39.

Время летело как птица-тройка-перестройка. Я продолжал закапываться в архивные номера, вспоминал интересные фишки из будущего, которые можно было использовать в газете. Параллельно писал статью о чернобыльце Павлике и в фоновом режиме ждал звонка от секретарши Краюхина по поводу интервью.

Питание я себе все же постепенно нормализовал, про курение даже не думал, а с вечера четверга начал бегать. Велосипед пришлось пока поставить на балкон, потому что пусть первый октябрьский снег и сошел, но погода уже не располагала к прогулкам на железном коне. Васька целыми днями сидел дома один и дрых, активизируясь после моего прихода домой с работы. Я даже подумывал взять ему подружку, чтобы тусовались вдвоем и не скучали, но решил не испытывать судьбу, увеличивая поголовье котов в отдельно взятой советской квартире.

Я еще разок заглянул на репетицию к своим музыкантам, узнал, что они все же переименовали группу в «Бой с пустотой», а еще выбрали единый стиль — джинсы-«варенки» и безрукавки из пиджаков от школьной формы. Нашивки находились в процессе изготовления, их было решено закрепить на левой стороне груди, к сердцу. В общем, ко вторничному концерту ребята готовились тщательно, и я был за них горд.

Это было вчера, в четверг, а сегодня в семь вечера меня ждали в подвале дома номер шесть по Пролетарской улице — там, где находилась «качалка» Вовки Загораева. На неформальные соревнования я планировал прийти не один, а с фотографом Леней Фельдманом и корреспондентами Никитой Добрыниным и Аркадием Былинкиным. Наших почтенных журналистов в возрасте и девчонок брать не рискнул — для первых это был бы шок по всем статьям, а вторым пришлось бы отбиваться от настойчивых ухаживаний качков. Все-таки женщины в тренажерном зале — это пока не самая привычная деталь советского быта. Кстати, об этом, пожалуй, тоже стоит упомянуть в статье о «качалках», задав риторический вопрос о равноправии.

Но самое главное, в отличие от прошлого раза отдельные материалы для номера уже были готовы заранее, так что упади на меня сверху необходимость его напечатать сегодня, я бы справился и с этой задачей. У меня даже оставались в запасе материалы о людях труда и парочка других, более универсальных — на случай форс-мажорных обстоятельств. Например, если Краюхин все же слишком затянет с согласием на интервью. А еще я тем самым вычищал себе время для собственного текста об андроповском ликвидаторе. Было ясно, что одной его историей не обойтись. Потому-то я и провел подготовительную работу, причем довольно-таки обширную с учетом ограниченных возможностей этого времени.

Во-первых, я еще раз созвонился с Павлом и попросил у него номера телефонов тех, с кем он сдружился в Чернобыле. Во-вторых, через Громыхину я вышел еще на нескольких ликвидаторов из нашего города. Не все захотели со мной общаться, но даже те десятеро, которые пошли мне навстречу, дали мне много полезной фактуры. Почти все за редким исключением в виде одного моего собеседника рассказали о проблемах со здоровьем, причем у каждого было что-то свое. У кого-то волосы выпали сразу на всем теле, даже ресницы и брови, кто-то мучился повышенной утомляемостью, еще несколько человек словно под копирку жаловались на сердце. География пострадавших благодаря приятельским связям Павлика оказалась расширенной — мне довелось поговорить с парнями из Калинина, Ленинграда, Свердловска и Куйбышева. Такой разброс придавал основной идее мой статьи большей авторитетности, но не хватало еще кое-чего. Мнения специалистов и данных медицинских обследований. И вот тут я сделал большую ставку на Аглаю Тарасовну.

Я специально выкроил время в середине дня и подъехал вместе с водителем Севой к городской поликлинике. Предварительно я выяснил приемные часы Ямпольской и подгадал момент, когда она закончит работать. Ломиться к ней в кабинет без записи я не рискнул — молодая красавица-доктор была принципиальной и запросто могла выставить меня взашей за такую наглость. А потому я решил действовать мягче.

— Кашеваров? — удивилась она, выходя из кабинета следом за последним принятым пациентом. — Здравствуйте. А я вас сегодня не ждала, вы же должны были записаться на тридцать первое. Плохо себя почувствовали?

— Да нет, Аглая Тарасовна, вовсе наоборот, — я улыбнулся во все свои тридцать два зуба. — Я теперь бегаю по вечерам кросс, катаюсь на велосипеде, сменил режим питания, да и вообще…

— Постриглись под Криса, — неожиданно улыбнулась Ямпольская. — А вам идет. Даже помолодели. Продолжайте в том же духе, и все ваши болячки очень быстро уйдут. Ведь то, на сколько лет человек себя ощущает, тоже сказывается на здоровье.

От неожиданности, что Аглая Тарасовна сделала мне комплимент, я даже не сразу понял, какого Криса она имеет в виду. А потом вспомнил — так звали персонажа из «Великолепной семерки»[47], которого сыграл актер Юл Бриннер. Но черт с ним, с этим Крисом — я произвел хорошее впечатление! Пусть даже на линии отношений «врач — пациент». Кстати, интересно, почему я эту довольно-таки молодую женщину даже в мыслях называю по имени-отчеству? Не Аглая, а именно Аглая Тарасовна? От безграничного уважения? Или трепета перед ее профессией?

— Спасибо, — сказал я вслух. — Не без ваших стараний обошлось. Но я к вам совсем по другому поводу.

— Слушаю вас, — внимательно посмотрев на меня и посерьезнев, кивнула Ямпольская.

— Я на машине, — сообщил я. — Вы не будете против, если я вас подвезу? Не хочется вас задерживать, а поговорить надо.

— Благодарю, Евгений Сергеевич, но я лучше пройдусь пешком, — покачала головой докторша, по всей видимости, превратно истолковав мое предложение. — Живу я недалеко, а ходить полезно для здоровья. Если у вас что-то действительно важное, говорите здесь.

— Извините, я не имел в виду ничего такого, — я смутился. — Просто на улице холодно, я и подумал, что в теплой машине будет комфортнее, да и быстрее… Но, если вам больше нравятся прогулки по свежему воздуху, я с удовольствием вас поддержу. Не подумайте только, что я навязываюсь. Разговор у меня к вам рабочий и… очень важный. В буквальном смысле вопрос жизни и смерти.

Речь у меня получилась сбивчивой, но основную суть, надеюсь, я передал.

— Что ж, — все еще недоверчиво глядя на меня, кивнула Ямпольская. — Подождите меня тогда снаружи у входа в поликлинику, мне нужно сначала одеться.

Несмотря на серьезность предстоящей беседы, я выбежал на улицу окрыленным. Даже чуть ли не приплясывая. И одеться забыл, чем развеселил обычно строгую старушку-гардеробщицу. Потом отправил в гараж Севу, сказав ему, что доберусь до редакции на автобусе, и вернулся к крыльцу поликлиники. Вовремя — Ямпольская как раз выходила.

На ней было красивое бежевое пальто, перехваченное широким поясом, темно-коричневый берет, такого же тона шарф, перчатки и сапоги. Прямо не девушка, а картинка. Только при этом еще и врач.

— В какую сторону нам идти? — уточнил я.

— Туда, — указала Ямпольская, тряхнув своими каштановыми локонами. — К Любицкой набережной.

— Совсем близко, — вырвалось у меня, и Аглая Тарасовна неожиданно улыбнулась.

— Не переживайте, если все так серьезно, как вы утверждаете, я вас внимательно выслушаю, — сказала она. — Только не увлекайтесь.

Мне очень хотелось взять ее под руку, но именно сейчас это было бы бестактно. Все-таки мы пока что еще не на свидании, у нас, можно сказать, деловая встреча. Так что лучше быть вежливым, лучезарным, но ни в коем случае не приставучим.

— Спасибо, — поблагодарил я, и мы неспешно направились по усыпанному опавшей листвой тротуару, где еще позавчера явно лежал толстый слой первого снега. — У меня есть знакомый… Он ликвидатор-чернобылец. Недавно я виделся с ним, и его состояние меня обеспокоило. Я, разумеется, не врач, и не могу судить, но мне кажется, ему нужно обследование.

— Я понимаю ваше беспокойство, — мне показалось, Ямпольская облегченно выдохнула, убедившись, что к ней не собираются липнуть. — И все же, насколько мне известно, тех, кто там побывал, регулярно обследуют. Советской медицине известно об опасности радиации.

— У меня нет никаких сомнений в компетентности наших врачей, — убежденно заговорил я. — Просто в нашей стране не так много практики… Облученный организм ведет себя непредсказуемо, и в случае с моим знакомым все не очень хорошо. Из нас двоих врач только вы, но все же позвольте мне попробовать вас убедить в необходимости дополнительного обследования.

— Скажите честно, Евгений Семенович, — Аглая Тарасовна строго посмотрела на меня, — вы искренне за него беспокоитесь или хотите написать громкую статью?

— От вас ничего не скроешь, — я заставил себя улыбнуться. — Да, я хочу написать именно резонансный материал, но ради благополучия человека. Не только моего знакомого, но и многих других чернобыльцев.

— Благородно, — оценила Ямпольская. — Пожалуй, я высказалась слишком резко… Извините меня, Евгений Семенович. И все-таки почему вы считаете, что ликвидаторами занимаются недостаточно?

— Слишком мало прошло времени, — я покачал головой. — Слишком мало опыта наблюдений в динамике. Пусть меня назовут паникером, но я все же сторонник того, что лучше перебдеть, чем недобдеть. К тому же я разговаривал еще с несколькими участниками ликвидации аварии. Причем из разных городов. И выводы у меня неутешительные. Своей статьей я хочу привлечь внимание к проблемам этих людей. Ведь это такая возможность поймать болезнь на старте! Получить опыт, научиться вовремя распознавать опасность! И тем самым спасти огромное число пострадавших, в ком еще спит эта зараза! Предупрежден — значит вооружен!

— Чего вы хотите от меня? — немного помолчав, спросила девушка. — В том смысле — чем я могу помочь?

— Осмотреть его, взять анализы, провести дополнительное обследование, — перечислил я. — Причем желательно как можно скорей. Чтобы результаты были готовы до выхода номера.

— Я ведь не радиолог, Евгений Семенович, — покачала головой Ямпольская. — Но осмотреть вашего знакомого и выдать нужные направления в моих силах. Завтра у меня тоже рабочий день, и я прямо с утра подберу запись на ближайшее время. Как его зовут?

— Павел Садыков, — ответил я. — Отчество, к сожалению, не знаю.

Мы стояли на светофоре, ожидая разрешающего сигнала. Рядом стояла будка регулировщика, которых уже не останется в Любгороде будущего. По влажному асфальту шелестели автомобили — позабытые в моей прошлой жизни «Москвичи», «Запорожцы», «Волги».

— Я запомнила, — кивнула Аглая Тарасовна, в этот момент загорелся зеленый, и мы пошли дальше. — Попробую потом направить его к Королевичу для консультации. Он пользуется авторитетом в научных кругах, у него есть коллеги, с которыми можно посоветоваться.

— И узнать о похожих случаях в их практике, — подхватил я. — Если ваш учитель проникнется… Было бы очень хорошо подключить докторов его уровня.

— Я попробую, — кажется, мне все-таки удалось перетянуть Ямпольскую на свою сторону. — Василий Васильевич — настоящий врач, он не оставит в беде пациентов. И… я попрошу его связаться с коллегами из институтов. Возможно, у него есть знакомые в отделениях радиологии. Если вы правы, мы действительно сделаем большое дело.