ХВ. Дело № 2

— Ось, Мыкола, он ещё и хавальник воротит от пролетарьята! — обрадовался моей реакции гнилозубый. Я скривился — вонь стала совсем уж невыносимой. — Ну, ща я его…

…что ж, сами виноваты. Теперь — не обессудьте...

Бац!

Затвор «браунинга» клацнул, досылая патрон в патронник. Стрелял я навскидку, не целясь, с расстояния в пять шагов это было ни к чему. И не промахнулся, конечно, угодил точно между глаз гнилозубому — он отлетел к стене и сполз по ней, размазывая волосами по кирпичам кровавый след и серо-розовые мозговые комки.

— Дядьку, ни, не можно! Не вбивай!

Второй успел сообразить, что сейчас будет — уронил нож и сделал попытку повалиться на колени.

Не преуспел.

Бац! Бац!

Две пули, одна за другой угодившие в верхнюю часть груди, опрокинули его навзничь на замусоренную землю, где он и задёргался, издавая невнятный хрип.

Бац! Бац!

Контроль. Обе пули в бестолковые хуторянские головы, хотя с первым это было, пожалуй, лишнее. Строго говоря, и второго можно было не убивать, но ведь харьковская уголовка недаром получает свой усиленный паёк. Местные пинкертоны наверняка опознали бы труп гнилозубого ещё до утра. После чего вышли бы на его дружка, а тот дал бы исчерпывающее описание «нэпмана». И тогда они стали бы искать уже всерьёз. Хорошо одетый молодой человек, без колебаний в ход оружие — это смахивает на налётчика-гастролёра, члена серьёзной банды, если не чего похуже…

Я огляделся — в тупике никого, кирпичные стены съели звуки стрельбы, не выпустив их на улицу. Тогда я отыскал и собрал все пять гильз (не знаю, как у них тут с баллистической экспертизой, но бережёного бог бережёт). Потом оттащил трупы к помойке, наскоро присыпал мусором и гнилыми досками, стараясь не запачкать щегольской костюм — после чего скорым шагом, поминутно озираясь, покинул место убийства.

Женщина вытянулась на спине и закинула руки за голову. Грудь, лицо её были в крошечных капельках испарины.

— Однако, вы и сильны, юноша! — в голосе её ирония мешалась с едва уловимой ноткой восхищения. — Не думала, что сумеете так меня укатать. Вот что значит молодость…

Я изо всех сил постарался скрыть довольную улыбку. Молодость, конечно, это серьёзный момент, но сегодня дело в другом: сумасшедшая доза адреналина, запах пороха и, главное, первая пролитая кровь — всё это возбудило меня до такой степени, что я уговорил Елену ни в какой ресторан не идти, а чуть ли не силком утащил её в заранее снятый номер гостиницы. Что последовало за этим, в особых комментариях не нуждается, но даже после этих подвигов (в какой-то момент мне показалось, что массивная двуспальная кровать развалится под неистовым напором наших тел) я чувствовал себя бодрым и полным сил — и, соответственно, готовым к продолжению.

Но не тут-то было: выяснилось, что дамы-психологини, состоящие на службе ОГПУ недаром получают свой немаленький (судя по раскиданному по всему номеру французскому шёлковому белью) оклад денежного содержания. Или все эти соблазнительные штучки входят у них в комплект спецодежды?

— А ну, выкладывай, что с тобой случилось? — Она нависла надо мной, опираясь на локоть, а робкую попытку привстать пресекла решительным толчком в плечо. После чего потянулась к тумбочке и, щёлкнув зажигалкой, закурила сигарету в длинном чёрном мундштуке. Я вздрогнул — сцена в сочетаниисо сладковатым запахом дорогого турецкого табака получилась умопомрачительной, в стиле подлинного «нуара». — Только не надо сочинять, я тебя насквозь вижу… любовничек!

«Видела бы меня насквозь — сбежала бы из номера как есть, в одном съехавшем к лодыжке чулке, вопя от ужаса. Но вообще-то, особого смысла скрывать случившееся у меня нет, так что, почему бы не пойти навстречу?..»

Я в двух словах поведал ей детали недавнего происшествия. И так увлёкся рассказом, что не заметил, как выложил и насчёт происхождения «браунинга». Или всё дело в шампанском, которого мы за вечер успели опорожнить цельных полторы бутылки? Правда, немалая часть их содержимого угодила на плечи, грудь, животик и прочие соблазнительные изгибы моей партнёрши и были потом оттуда, слизаны, но даже и такая порция — всё же многовато для пятнадцатилетнего недоросля…

Женщина, впрочем, так не считала. Она знаком велела мне разлить остатки вина по фужерам, в два длинных глотка, словно самогонку, выхлебала свою порцию и криво усмехнулась.

— Значит, ты сдал экзамен, Лёшенька. Что ж, следовало ожидать.

Я поперхнулся шампанским и принялся откашливаться. Елена постучала меня ладошкой между лопаток.

— Кх-х-х… какой экзамен?

— А то ты не догадываешься, милый! В приключенческих романах это называют «проверка кровью».

И тут до меня дошло.

— Так те двое в переулке — подстава? Но ведь убил я их взаправду, насмерть…

…Тьфу, что за детский лепет, самому противно! А вы попробуйте оказаться на моём месте — небось, не так ещё запоёте…

— Не подстава, а проверка. — строго ответила психологиня, и я вдруг осознал, что вот сейчас совершенно не воспринимаю её обнажённого, разгорячённого ласками тела. — Надо же было выяснить, чего ты стоишь в настоящем деле? И не сверкай на меня глазами! Это не моя идея, порядок такой для боевых групп.

— Я и не сверка… стоп, какие ещё боевые группы?

Нет, эта женщина — настоящая фея, русалка, лесная колдунья… или просто превосходный профессионал своего дела? Стоило ей откинуться на подушку, и завести немыслимо изящную руку за голову, как я ощутил, что меня перестают интересовать и оставшиеся в переулке трупы, и её многозначительные оговорки. И даже ГПУшное начальство, устроившее мне этот дикий экзамен.

…который, я, впрочем, сдал, судя по всему, успешно. Что ж, уже неплохо…

— Ты, кажется, говорил, что у тебя остались ещё силы? — промурлыкала она. Ничего подобного я не говорил, но торопливо закивал и положил ладонь на розовое, с коричневым острым соском, полушарие. Плоть ниже пояса мгновенно вздыбилась, отреагировав на это прикосновение — и на то, как женщина подалась навстречу моей руке.

— Обещаю, всё тебе расскажу… чуть позже ладно? А сейчас — не заставляй больше меня ждать!

[1] Хилять (воровск.) — идти.

[2] Бобёр(воровск.) — богато, хорошо одетый человек.

[3] Расковать (воровск.) — раздеть.

[4] Расписарить афишу (воровск.) — порезать лицо.