Внедрение в ЧК

Я козырнул и вытянулся в струнку — Мы братья Сорокины, работники Тамбовского ГубЧК, мы только что из Тамбова с донесением, вот наши документы! — я и брат достали наши бумаги и отдали их члену Реввоенсовета. Остальные участники совещания тоже обратили на нас внимание и ожидающе развернулись в нашу сторону. Михаил Михайлович вернул нам наши удостоверения личности, оставив у себя приказ о проведении операции против белых и направлении Сорокиных в распоряжение московской ЧК. — И что же за секретную операцию поручил провести ваш начальник? Владимир Николаевич, а где сейчас товарищ Якимчик? Сегодня днем он был в штабе с каким-то вопросом, куда наших тамбовских чекистов в Козлове расположили?

Главком отложил карандаш и, отойдя к графину налил себе воды в стеклянный бокал — Тамбовские товарищи проследовали дальше, в Орел. Обещали оттуда телефонировать в наш штаб. Так что же за операцию, вас, товарищи Сорокины, оставили проводить в Тамбове?

Я снял свою фуражку и с тоской посмотрел на графин с водой — Товарищ Главком, мы с братом сегодня ликвидировали Мамонтова и еще двух его генералов. Поэтому наступление белых казаков нами практически сорвано — после ликвидации командования корпус Мамонтова практически дезорганизован.

Тишина, после моих слов стояла такая. что было слышно жужжание мухи, кружившей на столом с картой. Егорьев открыл рот, пытаясь что-то сказать, но от ошеломляющей новости забыл его закрыть и Сашке стало смешно, тому удалось сохранить серьезное выражение лица и отвести взгляд от нелепо замершего Главкома.

Я кратко доложил командованию фронтом суть моей операции. Пневский достал папиросу и закурив, спросил меня — Вы говорите, что стреляли с колокольни! На каком расстоянии от вас находился противник?

Я мял в руках свой головной убор, затем снова надел его и ответил на поставленный вопрос — До генералов и их конвоя было около пятидесяти метров, ну и часой находился у входа в колокольню. Тремя выстрелами я ликвидировал белых генералов, предателю Соколову, перешедшему со своими частями на сторону белых, удалось спрятаться за лошадьми и я четвертым выстрелом убив часового, ушел заранее подготовленным путем от преследования — мв с братом заранее организовали баррикаду, перекрывшую улицу, по которой я отходил уже под свист пуль.

— Молодец, товарищ Сорокин! — Главком протянул мне свою руку и долго тряс мою в крепком рукопожатии. — Настоящий герой! Михаил Михайлович! Как вы считаете — этого молодого сотрудника ЧК надо наградить? Ликвидировав руководство корпуса, он достоин знака ордена Красного Знамени!

— Как и его брат, без сомнения! — член Реввоенсовета Южного фронта подошел поближе и осмотрев нас с братом, удовлетворенно кивнул — Дети еще совсем, но герои! Оба достойны наград. Хорошо, товарищи командиры, но какие части нам сейчас бросить на белых, пока те не пришли в себя?

Я, попросил слова — Товарищи командиры, по моим сведениям в состав Южного фронта входит конный корпус товарища Буденного. Мне кажется, что с конницей белых эффективно справится только наша конница. Правда, этот корпус удален от Тамбова.

— Это правда, на переброску корпуса потребуется немало времени. Но благодаря вам, товарищ Сорокин, оно у нас теперь есть. — главком удивленно посмотрел на меня и видя мою жажду, разрешил — Попейте с дороги, товарищ. Вы полны сюрпризов, откуда у вас сведения о расположении наших частей?

Я прошел к графину с водой, ответив на ходу на поставленный вопрос — Я как чекист, должен все знать о территории, на которой приходится работать.

Главком хмыкнул, но вынужден был вернуться к карте, у которой опять началась словесная баталия.

Я, напившись, передал бокал с водой брату, который с удовольствием приник к нему как к источнику живительной влаги.

Ко мне подошел порученец Главкома, затянутый в новую кожаную куртку, офицерские ремни, с шашкой и деревянной кобурой маузера с запечатанным пакетом — Товарищ Сорокин, раз вы направляетесь в Москву, то товарищ Главком отдал мне распоряжение и я подготовил представление вас с братом к награде, вам нужно доставить его секретарю ВЦИК Енукидзе Авелю Сафроновичу, вашу пролетку мы передадим комендантской роте — тачанок у нас не хватает, а вас с братом приказано посадить на поезд, следующий в Рязань. Есть вопросы?

Я красноречиво стал рассматривать свой порванный рукав офицерского кителя с накладными карманами, который мне удалось получить при устройстве в ЧК, большое количество комплектов формы, оставшейся от царской армии хранилось на городских складах, было изъято сотрудниками различных советских организаций, в первых рядах расхитителей оказались именно чекисты. Александр тоже получил такой же китель, только он не подошел ему по размеру и наша тетка его отдала перешить портному Абрамсону. Однако забрать его не успел и теперь не известно когда уже заберет. — Хорошая у вас кожанка, нет возможности выдать такие же и нам, бедным работникам ЧК?

В наши беды порученец Главкома вник, со вздохом окинув мой прикид и черный пиджак гимназиста, из которого мой брат уже вырос. В итоге нам с братом все-таки достались черные, муха не сидела, новенькие хрустящие куртки — на штабном складе куртки, в основном, были небольших размеров — скорее всего потому, что в авиаторы старались брать летчиков не богатырской наружности, поэтому и остались невостребованными при дефиците обмундирования. Нашлись даже черные кожаные фуражки, в которые мы вставили красные звездочки. Мне даже удалось выпросить нам с братом два маузера в деревянной кобуре и пару, довольно редких шестизарядных автоматических револьверов «Webley-Fosbery», увиденных мною среди разнообразного оружия, которое хранилось на складе. Небольшое количество патронов, имеющихся к револьверам, компенсировалось малыми размерами "бульдога", который удобно было спрятать в одежде.

Взамен мы оставили свои наганы, пулемет и винтарь Александра, а через час брат с моей снайперской винтовкой на плече и я с вещмешком в руках были загружены в теплушку, забитую раненными красноармейцами, которых отправляли в госпиталь подальше от возможного прорыва белых. Молодец порученец — где-то раздобыл пару буханок ржаного хлеба и котелок с кашей, сваренной на конине и вручил нам в дорогу. Пока не посадил нас в эшелон, этот прекрасной души человечище не бросил нас на произвол судьбы.