Автобиографические записки.Том 1—2

Вступительная статья Н.Л. Приймак

Творчество А. П. Остроумовой-Лебедевой, известного гравера-ксилографа, много работавшей также в технике акварели, занимает особое место в русском и советском искусстве. Ее дарование оформилось и развилось уже в первые годы XX века. Она была современницей таких признанных мастеров графического искусства, как В.А. Серов и М.А. Врубель, творческого расцвета художников, принадлежавших к обществу «Мир искусства», — А.Н. Бенуа, М.Б. Добужинского, Е.Е. Лансере, К.А. Сомова. И даже в этот период, прославленный высокими образцами книжной иллюстрации, акварельной живописи, рисунка, с именем Остроумовой-Лебедевой, как справедливо отмечают исследователи, связаны «самые значительные достижения русской станковой гравюры начала XX века»{1}.

Своим талантом и трудом, а вся жизнь ее была настоящим подвигом во имя искусства, художница возродила в России древнее и самобытное искусство черно-белой деревянной гравюры, вернув ей значение самостоятельного произведения, независимого от задач репродуцирования. Она первая в России обратилась к цветной ксилографии, создав, по существу, заново специфические приемы и образный строй этого вида искусства, став его родоначальницей в нашей стране.

Произведениям Остроумовой-Лебедевой мы обязаны интересом к цветному эстампу, распространению и успеху его в советской графике.

Остроумовой-Лебедевой был свойствен высокий и редкий дар обобщения, умение свести всю многообразную пестроту художественных впечатлений к наиболее характерному в явлении, отобрать и синтезировать это характерное, сохранив в своей работе живую непосредственность чувства и поэтичность.

С юности художница стремилась к синтезу и упрощению художественных средств гравюры, видя ее достоинства в простоте и строгости. Она восхищалась мастерством и выразительностью искусства А. Дюрера и итальянских граверов XVI века, работавших в технике «кьяроскуро»; не менее сильным было и увлечение японской цветной ксилографией, дань которому принесли многие выдающиеся европейские и русские художники конца XIX — начала XX века. Остроумова-Лебедева пристально изучала произведения своих великих предшественников, желая достичь совершенства этих образцов. И хотя приемы гравирования, принципы колористического решения, которые она применяла в своих работах, были совершенно иными, многие особенности их мастерства оказались близки таланту Остроумовой-Лебедевой, обогатили ее дарование, расширили диапазон творческих исканий.

Черно-белые и цветные гравюры Остроумовой-Лебедевой никогда не поражали зрителя нарочитой виртуозностью. Ей, как художнику, было чуждо и стилизаторство, столь модное в начале века. В группе «Мир искусства» она вместе с Е.Е. Лансере, З.Е. Серебряковой, С.П. Яремичем и некоторыми другими художниками примыкала к тому крылу, в котором наиболее стойко удерживались принципы реализма.

Листы Остроумовой-Лебедевой всегда строги, лаконичны по характеру исполнения, лиричны и поэтичны по настроению. Им присущи лучшие качества станковой ксилографии — выразительный силуэт, упругая, «живописная» линия, декоративность и тонкая цветовая гармония. Недаром уже современники считали произведения художницы воплощением безукоризненного чувства стиля и тонкого вкуса{2}.

В истории русского искусства начала XX века имя Остроумовой-Лебедевой связано с архитектурными пейзажами Петербурга — Ленинграда, красота ансамблей которого вдохновляла ее творчество на протяжении всей жизни.

Немало русских художников было очаровано Северной Пальмирой. Молодую столицу России воспевали и поэты, и живописцы, и рисовальщики, и граверы. Строящиеся «прешпекты» и деловитую, усеянную кораблями Неву изобразил в гравюрах еще М.И. Махаев, величавое спокойствие столицы показал в своих «видах» Ф.Я. Алексеев, таинствен и романтичен был город в пейзажах М.Н. Воробьева.

Художники начала XX века как бы заново открыли для себя красоту Петербурга, совершенство творений Растрелли, Росси, Кваренги, Воронихина. Но если одни из них, как Добужинский и Лансере, восхищаясь немеркнущей прелестью архитектуры классицизма, подчеркивали в своих работах контраст ее красот с шумом, суетой и грязью современного буржуазного города, то Остроумова-Лебедева стала певцом величия и строгой красоты Петербурга — Ленинграда. Именно ей открылась прекрасная «душа» города, созданного гением многих поколений. Ее произведения, посвященные Петербургу, незабываемы. И первые работы, исполненные в 1901 году, в которых она уже ищет свое видение города, и ставшие в наши дни классическими листы, выполненные в 1908–1910 годах, и полные радостного жизнеощущения произведения 1920-х годов, и пейзажи Ленинграда военных лет, в которых появляются такие редкие в прежних работах изображения людей, ее мужественных и презиравших смерть земляков, — все они вошли в золотой фонд русского искусства.

Характеристика творчества Остроумовой-Лебедевой была бы неполной, если бы мы ограничились указанием лишь на петербургские серии. Она много путешествовала. И к каким бы темам она ни обращалась, ей всегда удавалось, будь то пейзажи Франции, Италии, Голландии, Швейцарии или России, передать сущность облика и настроения того уголка природы, что привлек ее внимание, уловить, как говорили в старину, присутствие «гения места». Это умение Остроумовой-Лебедевой остро, непосредственно и современно изобразить увиденное тонко подметил еще Б.В. Асафьев, характеризуя ее испанские пейзажи. Асафьев, который хорошо знал искусство этой страны, писал: «…ощущение уже не могло быть непосредственным, я невольно должен был смотреть на работы Остроумовой-Лебедевой сквозь призму — и не одну, а многие — накопленных впечатлений и знаний, даже отложившихся, устоявшихся». Но произошло чудо: «Ничего подобного не случилось. Зрение, взгляд современницы, остро увидевшей страну, очевидно поразившую воображение, и образно-творческие способности правдивой художницы, никогда не отступавшей перед тем, что обобщал и как обобщал ее собственный глаз, поставил перед моим сознанием Испанию в облике действительности моей эпохи, вне многообразных отражений. Они все оттеснились. Захотелось увидеть великую своеобразную страну вот так — в ее суровости, жестокости, каменности, в непреклонности характеров и их своеобразии. Сквозь живопись Остроумовой-Лебедевой, живопись, отрезвляющую от „испанистости“, чувствовалась страдная, трудовая жизнь, серьезная жизнь, упорство вековой борьбы с той же природой, чьи радости ласкали людей. Вглядываясь в детали, в то, как все сделано, глаз обнаруживал действенную, активизирующую художественное восприятие мысль, а не самодовлеющую техническую сноровку»{3}.

Много работала Остроумова-Лебедева также в области портрета и натюрморта, создав здесь ряд замечательных произведений.

Своеобразным проявлением незаурядного творческого дара художницы стали и «Автобиографические записки». Она посвятила им более двадцати лет, начав свой литературный труд в 1930 году и опубликовав третий, и последний, том «Записок» в 1951 году.

Это одно из интереснейших произведений мемуарного жанра среди созданных деятелями советского изобразительного искусства.

А.П. Остроумова-Лебедева училась в Петербургской академии художеств у И.Е. Репина и В.В. Матэ, у Дж. Уистлера в Париже, деятельно участвовала в выставках «Мира искусства» с момента его основания, была знакома со многими выдающимися людьми своего времени. Творческая зрелость художницы совпала с эпохой октябрьских преобразований 1917 года и строительством социализма в нашей стране. Она была свидетельницей событий, имевших историческое значение.

Свойственное таланту Остроумовой-Лебедевой чувство меры помогло ей подчинить свой литературный труд строгой логике замысла, выделить главное в картинах и событиях прошлого, освободив их от случайных подробностей и ненужных деталей, уводящих от цели повествования.

«Автобиографические записки» были высоко оценены современниками, заняв сразу же по появлении в печати особое и почетное место. Сейчас эти книги стали библиографической редкостью.

Успех воспоминаний художницы объяснялся богатством содержания и документальностью в изложении событий русской художественной культуры, свидетельницей которых ей довелось стать на более чем полувековом творческом пути, живой и непосредственной манерой изложения, нашедшей выражение в массе тонких наблюдений, метких и острых характеристик, оценок и сравнений, искренностью и простотой изложения.

В процессе работы над «Автобиографическими записками» Остроумова-Лебедева широко пользовалась своим великолепно сохранившимся архивом. Ее воспоминания подкреплялись записями в дневниках, которые она вела довольно регулярно, особенно в юные годы, письмами друзей и собственными письмами, оживлявшими в цепкой памяти художницы события минувших лет. Обращалась она к архивам и мемуарам современников.

В книге правдиво раскрывается история жизни художницы в искусстве и для искусства. Она не прячет тягостных раздумий, мучительных сомнений, которые подчас сопутствовали творческим радостям и заслуженному успеху. Это рассказ о становлении мастерства, о нелегком, полном исканий творческом пути, о мужестве и воле, необходимых человеку, посвятившему свою жизнь служению искусству.

Нам нет необходимости знакомить читателя с биографическими сведениями о жизни художницы: она сделала это достаточно подробно и полно в предлагаемой книге.

Остроумова-Лебедева не была историком искусства. Приступая к работе над «Записками», она не ставила себе цели создать книгу, где были бы систематически изложены и теоретически осмыслены пути развития русского искусства конца XIX — начала XX века. Это камерное, глубоко личное произведение. Многие формулировки Остроумовой-Лебедевой кажутся в наши дни наивными. Однако это возмещается острой, иногда даже поразительной интуицией художницы, ее психологической проницательностью и меткой наблюдательностью. Подчас «Автобиографические записки» уступают в яркости изложения, точности характеристик, отточенности теоретических формулировок таким воспоминаниям художников, как «Давние дни» М.В. Нестерова или «Автомонография» И.Э. Грабаря, но, быть может, нет в мемуарной литературе советского периода книги, которая с такой убеждающей наглядностью вводила бы читателя в интимную атмосферу художественной жизни прошлого.

В «Автобиографических записках», как в зеркале, отразились время и факты, многие из которых имели переломное и решающее значение в истории русской и советской культуры. Как всякий активно работающий в своей области человек, Остроумова-Лебедева имела определенные пристрастия и антипатии в искусстве. Ее мировоззрение, отношение к эстетическим проблемам и творческой практике современников формировались в сложные для русского искусства годы, что наложило на ее суждения определенный, характерный для времени отпечаток. Взгляды и оценки, продиктованные личными вкусами Остроумовой-Лебедевой, нашедшие место на страницах «Автобиографических записок», подчас расходились с установившимися в искусствознании советского периода. Это отнюдь не умаляет ценности и значения воспоминаний художницы как произведения мемуарного жанра, однако ряд положений, выдвинутых Остроумовой-Лебедевой, требует пояснений.