Королева Марго

* * *

В начале 1563 года, 5 февраля, герцог Франсуа де Гиз, отправившись из Блуа, пересек Луару и с ее левого берега начал осаду Орлеана, в котором укрепилось протестантское войско под началом адмирала Колиньи.

Королевская армия располагалась в Оливе, на левом берегу Луаре, притока Луары. Свой командный пункт герцог расположил в деревеньке Васлен, а сам поселился в Шатле с герцогиней де Гиз и сыном, принцем Жуанвильским, которого впоследствии назовут Меченым.

В четверг 18 февраля герцог задержался в Портеро до захода солнца. Со свитой всего в три человека, квартирмейстером сиром де Крене, Тристаном де Ростеном и молодым дворянином, компаньоном по псовой охоте Франсуа Расином, герцог де Гиз направился к переправе Сен-Месм, где между мельницами Беше и Сен-Самсон ходил по Луаре паром. Крене поскакал вперед, чтобы «предупредить госпожу де Гиз, волновавшуюся из-за долгой задержки мужа, что она может накрывать на стол». С парома герцог выехал на дорогу, которая вела в Васлен. Сначала она шла чуть в горку, затем сворачивала влево, к Шатле. На перекрестке дорог высилась скала в окружении высоких ореховых деревьев. В этом месте и прогремел выстрел, который «осветил весь подлесок».

— Я убит! — вскричал герцог, «уронив голову на шею своего коня». А в нескольких метрах от него вопил, потрясая аркебузой, какой-то человек:

— Ловите убийцу! Ловите убийцу! — «тем самым желая показать, что стрелял не он».

Расин пришпорил коня, но след убийцы быстро затерялся. Франсуа де Гиз нашел в себе силы слезть с коня. Опершись о скалу, он вздохнул:

— Долго же они за мной охотились!

Он даже сумел вновь сесть на коня и, поддерживаемый с двух сторон своими спутниками, добрался до Шатле, где сразу слег. Пуля прошла «под костью лопатки и вышла в правой области груди». Рана чрезвычайно удивила медиков: входное отверстие со стороны спины оказалось намного шире, чем со стороны груди, где пуля вышла… Схваченный спустя два дня убийца — им оказался гугенот Жан Польтро, сеньор Меме, — объяснил загадку: он зарядил свою аркебузу тремя пулями, из которых «две сплющил и связал металлической ниткой».

Прежде чем умереть, де Гиз дал своему сыну совет «не брать на себя слишком большие и непосильные задачи».

— В сущности, все в мире обман, — сказал он. — Вот, суди по мне: я — большой командир, а убил меня маленький солдат.

Вспомнит ли это наставление отца Генрих де Гиз, когда по приказу брата Марго будет пронзен в Блуа шпагами «сорока пяти»?

19 мая в Париже был опубликован эдикт, подписанный в Амбуазе неделей раньше. Этот эдикт положил конец первой религиозной войне. Заключительные переговоры провели коннетабль де Монморанси и этот недоносок Конде, которого Екатерина сдуру выпустила из тюрьмы. А проходила их встреча на одном из островов Луары, который затем смыли ее воды, — острове Быков. Отсюда до Орлеана было рукой подать…

«Мир достигнут, — написал коннетабль Екатерине, — я уверен, что вы останетесь довольны». И в самом деле, у Екатерины были для этого основания.

Амбуазский эдикт даровал протестантам свободу вероисповедания в их имениях — «владельцам замков, высшим судьям и сеньорам и прочим носителям дворянских титулов, располагающим своими вотчинами». Что же до простого люда, то ему свободное отправление обрядов реформированной религии разрешалось только в отдельных городах, и лишь при условии, что приверженцы новой религии будут строить свои храмы исключительно в пригородах. Нет даже смысла уточнять, что договор этот был написан феодальной знатью.

— Вы негодяй! — бросил адмирал Колиньи в лицо Конде. — Из тщеславия вы предали Господа!

Протестантизм с этого момента стал «карманной религией привилегированного класса». Екатерина же и вовсе не питала иллюзий насчет только что заключенного ущербного мира.

— Иногда лучше отступить, чтобы разбежаться и дальше прыгнуть! — говорила она.

Но что это был за прыжок!