Исповедь

Достоинство, которое Вы больше всего цените в женщине, — СЛАБОСТЬ

Это говорит не просто мужчина. Это говорит рыцарь. И как рыцарь, он здесь не говорит больше ничего. Но вот слово женщины.

— Ах, Карл, как мало ты меня знаешь, как мало ты понимаешь мое положение и как мало чувствуешь, в чем мое горе, где кровоточит мое сердце… Твоя прекрасная, трогательная, страстная любовь, твои неописуемо прекрасные слова о ней, вдохновенные творениями твоей фантазии, — все это лишь пугает меня, а зачастую и приводит в отчаяние. Чем полнее предамся блаженству, тем ужаснее будет моя судьба, когда пламенная любовь остынет и ты станешь холодным и сдержанным… Ах, Карл, будь я уверена в твоей любви, у меня не так пылала бы голова, не так болело бы и обливалось кровью сердце… Стоит тебе только взглянуть на меня, и я не в силах вымолвить ни слова от страха, кровь застывает у меня в жилах, душа моя трепещет…

Это слова признания первой красавицы Трира, молодой аристократки из именитого прусского рода, скромной девушки с прекрасным воспитанием, ярко выраженными талантами, благосклонным вниманием которой любой юноша мог бы быть осчастливлен. Старший Маркс, отец Карла, посвященный в тайну союза двух любящих сердец, буквально зачарован духовным и естественным великолепием Женни фон Вестфалей, находит в ней нечто «гениальное», предсказывает молодым людям путь постижения глубокого человеческого счастья и по-отечески заботливо наставляет сына: надо дорожить чистотой этой любви и силой ее самоотверженности — «даже князь не в состоянии отнять ее у тебя»; надо требовать «с твердостью и уверенностью мужчины, перед которым бедное дитя оказалось столь беззащитной, чтобы она не колебалась, не оглядывалась назад, но спокойно, доверчиво и твердо смотрела в будущее». В своих мудрых, родительских наставлениях Генрих Маркс преподает великолепные уроки «нравственного долженствования», говорит сыну об ответственности перед доверившимся сердцем, об обязанности дать счастье своим близким.

— Каждый раз, когда ты прощался со мной, — продолжает исповедальный монолог другое девичье письмо, — мне снова хотелось вернуть тебя, чтобы еще раз сказать тебе, как люблю, как горячо я люблю тебя. Но последний раз ты ушел победителем. Я не могу выразить, как ты мне дорог, как глубоко запал в мое сердце… Если бы ты теперь мог быть здесь, мой любимый Карлхен…

Это всепоглощение любви, преклонение перед рыцарской силой можно объяснить, конечно, молодостью, первой волной чувств. Но вот признания, сделанные почти два десятилетия спустя, после рождения шестерых детей, после душевных потрясений от невосполненных утрат двух сыновей и дочери, после фатального гнета домашних бед, после скитаний, болезней и мук — после всего этого такая свежесть, такая трепетность, такое настроение.

— Только не задерживайте у себя долго Мавра, — пишет Женни из Лондона в Берлин хозяевам, принимающим Маркса. — Я готова вам уступить все ценное, но только не его: в этом пункте я жадная собственница и завистница; здесь прекращается всякая гуманность и начинает действовать узкий, чистый, воплощенный эгоизм… — И после столь желанного возвращения:

— Велика была радость, когда в прошлый понедельник внезапно и неожиданно влетел Мавр. До поздней ночи болтали, сплетничали, вспоминали, веселились, смеялись, шутили и целовались. Мне особенно приятно освободиться от временно взятых мной бразд правления и снова превратиться в простую подданную…

В юношеских посланиях Женни особенно явственно звучит мелодия второго голоса — мотив доверия и соподчиненности, преданности и надежды.

— Везде я сопровождаю тебя, и обгоняю, и следую за тобой. Если бы я могла расчистить тебе дорогу и утрамбовать, убрать все препятствия, стоящие на твоем пути! Но, увы, нам еще не суждено взяться за колесо судьбы. Со времени грехопадения мадам Евы мы обречены на пассивность. Наша судьба — ждать, надеяться, терпеть и страдать…

Глухие законы старого мира, традиции века и нации отводят женщине весьма скромный удел, строго очерченный кругом кухни или салона. Женни права, в обществе немало одаренных идейных женщин — «именно современные женщины очень восприимчивы ко всему, очень способны к самопожертвованию», но они скованы извечным льдом общественных отношений, норм и предрассудков; для выражения своих чаяний они должны иметь своего избранника — «они ждут мужчину, который их освободит». В иных условиях Женни, наделенная неиссякаемой энергией, страстностью характера, обостренным чувством справедливости, критическим умом, безусловно, могла бы, как лучшая из современниц, самостоятельно пройти большой путь и получить широкое общественное признание. Но… «не суждено взяться за колесо судьбы». И сердце подсказывает ей редчайший, счастливейший и достойный выбор — стать спутником гения, всей мощью сомноженной силы дерзко повернуть колесо судьбы.

Пламенные письма-ожидания двадцатипятилетний доктор философии, «злой гений» пера, как завистливо и боязливо уже величает Маркса буржуазная пресса, получает в Кёльне, где пишет последние статьи для «Рейнской газеты» и готовится сложить с себя полномочия редактора. Его мысли поглощены планами издания солидного международного журнала, с приглашением к участию в нем видных социалистов. А его неистовое сердце отсчитывает дни, приближающие долгожданную победу в «семилетней войне» за любовь. Не пройдет даже и ста дней, как крёйцнахский нотариус, приглашенный в дом вдовы фон Вестфалей, скрепит своей рукой брачное свидетельство и назовет женой и мужем Иоганну Берту Юлию Женни фон Вестфалей, жительницу Крёйцнаха без определенных занятий, и Карла Генриха Маркса, доктора философии, жителя Кёльна. Счастливая пара отправится в свадебное путешествие по Рейну.

А через год, уже в Париже, в захлестывающем потоке событий и дел Маркс будет выкраивать блаженные минуты, чтобы насладиться живым током посланий из Трира…

— Ты видишь, мой дорогой, что я не сужу тебя согласно закону и не требую око за око, зуб за зуб, письмо за письмо; я щедра и великодушна, но надеюсь, что мои два письма принесут мне хорошие плоды: пару строчек, которых жаждет мое сердце, пару слов, которые дадут мне знать, что ты здоров и немного тоскуешь обо мне. А я очень хочу, чтобы тебе не хватало меня… Ах, Карл, делай скорее то, что ты задумал. И дай мне поскорее знать о себе. Я здесь окружена нежнейшей материнской любовью, мою малышку лелеют и опекают, весь Трир глазеет, таращит глаза, удивляется и ухаживает за мной, и все же мое сердце и все мое существо стремится к тебе. Ах, если бы я могла хоть время от времени видеть тебя, чтобы спросить, для чего же это. Или пропеть тебе: «Знаешь ли ты, когда же будет послезавтра?»… Мой дорогой, я часто беспокоюсь о нашем будущем, как ближайшем, так и более далеком, и думаю, что буду наказана за проявленное мной здесь высокомерие и апломб. Если ты можешь, успокой меня в этом отношении…

А Маркс, да, захвачен будущим! Он уже настойчиво стучится в двери общечеловеческого будущего. В те самые дни, часы, минуты, когда Женни стремится вновь обрести свою мощную опору, узнать, «когда же будет послезавтра», Маркс объявляет беспощадную войну немецким порядкам, хочет «заставить плясать эти окаменелые порядки», он фронтально разворачивает беспощадную критику всего существующего и видит главнейшую задачу в том, чтобы слить в единый поток теоретическую критику с практикой, с политикой, с действительной борьбой. Он уже приходит к своей ключевой мысли о роли передовой теории как духовного оружия в борьбе масс и о роли масс как материальной силы, способной преобразовать общество. Провозвестникам нового миропорядка он называет пролетариат и предрекает человечеству освободительные бури, «как только молния мысли основательно ударит в эту нетронутую народную почву».

С этими важнейшими выводами, проистекающими из дерзкой и основательной критики гегелевской философии права, Маркс знакомит Людвига Фейербаха, выдающегося из философских умов своего века: рассказывает, как восприимчивы к лекциям по материализму коммунисты-пролетарии из «Союза справедливых», и признается, что опубликованный им, Марксом, выразительный документ — выдержка «из письма одной немецкой дамы» взята из письма жены… Даже не ведая о том, Женни уже включалась в активную борьбу.

— Ты не представляешь, мой любимый, как я была счастлива, получив твои письма, и как твое последнее пастырское послание, о первосвященник и епископ моего сердца, успокоило твою бедную овечку. Конечно, смешно и неразумно мучить себя всевозможными заботами и попытками заглянуть в неясную перспективу. В эти трудные моменты я сама это хорошо понимаю, но дух велик, а плоть слаба… Последние твои сообщения принесли несколько действенное и ощутимое утешение, что было бы неправомерно снова впадать в уныние… Сколько мне нужно рассказать и сколько усилий понадобится с твоей стороны, чтобы поднять меня снова на высоту твоих принципов, ибо в маленькой Германии нелегко быть в курсе дел.

Вскоре «скитающаяся гражданка», как иногда подписывалась Женни в письмах к друзьям, не только начисто избавляется от комплекса «малоосведомленной» молодой фрау, но и оказывается в курсе важнейших европейских дел, в эпицентре революционных событий.

События развивались бурно. За четверть века она, как глубочайшую личную драму, пережила поражения двух крупнейших революций. «Боевое крещение» в 48-м; баррикады парижских улиц, преследования, арест мужа, нападение полицейских у порога дома и допросы, камеры… Потом трагедия Парижской коммуны. Дети, молодое племя Марксов, на волосок от смерти в боевом чаду Франции; нахлынувшая волна коммунаров-эмигрантов — невыразимая нужда, безысходная боль! Нет, она не поднималась на баррикады с дымящимся пистолетом, но революция — это и ее дитя, она пестала ее в колыбели, она заживляла ее раны после боев. У полувекового почти своего рубежа Женни говорит: «Нам, женщинам, выпадает во всех этих битвах тяжелая, хотя и менее значительная роль».

Всю жизнь с неизменной надеждой и ученическим пристрастием Женни преклоняется перед силой животворного Марксова интеллекта. Но никогда не отгораживается она ложным самоуничижением от своей причастности к работе великой мысли. Наоборот, превозмогая все домашние перегрузки, она постоянно со ступени на ступень поднимается к познанию. От наивного романтизма, сквозь строй гегелевских категорий, через чащи младогегельянства она приходит к последовательному марксизму. Женни, безусловно, относится к числу самых прилежных и самых надежных учеников Маркса, беззаветно веривших в конечную победу его дела.

Отводя себе скромную роль личного секретаря учителя пролетариата, вождя Интернационала, Женни Маркс, обладающая обширной эрудицией, детальной осведомленностью, точной политической ориентацией, с удивительным тактом и деликатностью дает необходимые советы соратникам по борьбе. Сама она считает счастливейшими днями жизни те дни, когда «сидела в маленькой комнате Маркса и переписывала неразборчиво написанные им статьи». Но вот подросли дочери, смогли заменять ее в этом нелегком деле, и она с добродушной грустью шутит в письме к Энгельсу: «Я думаю, что мои дочери скоро уволят меня в отставку, и я попаду тогда в список «имеющих право на обеспечение». Жаль, что нет перспектив на получение пенсии за мою долголетнюю секретарскую службу». Маркс и Энгельс исключительно ценят и дорожат ее мнением по всем сложным вопросам политической борьбы. И, как подтверждает Поль Лафарг, Маркс не публикует ни одной своей рукописи, прежде чем ее не прочитает Женни.