Дикая. Часть 2

– Если так, получается ли, что Блуждающие не до конца потеряны? Или что потеряны не все, какой-то процент может противостоять Стали?

– Если Говард входил в такой процент, тогда зачем ему себя убивать? Он ведь мог просто сбросить того Блуждающего с обрыва и не лететь вслед за ним.

– Может, ему надоело такое существование или… – она запнулась.

– Или?

– Чтобы защитить меня? От того Блуждающего или… – вновь заминка. – От себя самого? Мы, вроде как, были друзьями, – в её голосе прозвучала плохо замаскированная печаль.

Разве не она мне прежде говорила о том, что с ней практически невозможно подружиться?.. Я поджала губы. И выдвинула ещё одну теорию:

– В таком случае это уже не просто сохраненный разум. Эмпатия выше разума. Наверное. Это ведь чувство.

Дикая тяжело выдохнула:

– Он был отличным мужиком. Его душевная доброта равнялась его физической силе. Так что я не удивилась бы узнав, что он не просто смог на каком-то уровне противостоять Стали, но не потерять свою чрезвычайно развитую эмпатию.

Я задумалась.

– Что он такого сделал, что заслужил своё имя? – я прикусила губу. Хотела задать другой вопрос, но не смогла вот так вот в лоб спросить: что он такого сделал, что заслужил твою дружбу?

– Ну, знаешь… Спас меня.

– Спас тебя? – попыталась осмыслить услышанное я. Хм… – Но разве не ты всех спасала в Тёмном лесу?

– Один раз там спасли меня. Я реально могла тогда умереть, если бы не Гора. Он вытащил меня из болота. При этом чуть сам не утонул.

– На кого-то похоже.

– К чему ты клонишь?

– Ты тоже неразумно бросаешься в спасательные операции: сама тонешь в зыбучих песках, сама подставляешься под укусы Блуждающих. Кстати, спасибо, что прикрыла собой.

– Ты бы поступила так же. – Она вдруг метнула в меня резкий взгляд. – Или нет?

– Что? – Я растерялась. – Нет!

– Нет?

– Да!

– Да в смысле нет?

– Да в смысле – да пошла ты! – Мы почти хихикнули друг другу. – Вот, держи свою порцию ужина, – я протянула ей жаренное мясо. – И возьми вот это.

– Дуриан? Обойдусь.

– Не лишай меня удовольствия влить в тебя эту гадость. Я ведь тебя этого удовольствия не лишила.

– Это был твой выбор, пусть и моё предложение, – пожав плечами, Дикая отставила баночку с напитком в сторону.

– Знаешь, в один из первых дней в Паддоке я подумала, цитирую: “Когда-нибудь эта самовлюблённая мелочь у меня точно допрыгается. Заставлю траву есть”.

– Ну я бы не обозначила Вывода самовлюблённой мелочью…

– Смешно, – я неподдельно ухмыльнулась.

– Знаешь, огонь в волосах…

– Что? – я оборвала её на полуслове, не поверив в услышанное. Она одарила меня непонимающим взглядом. – Как ты меня назвала? “Огонь в волосах”?

– И?.. Чего так на меня смотришь?

– Меня так называл… Один человек, – я поджала губы. В груди защемило.

– Логично называл, – спустя пару секунд утвердила собеседница. – У тебя ведь огонь в волосах.

– Да, наверное…

– Расскажи о своём прошлом. Какие-нибудь яркие моменты, – с этими словами она начала кусать мясо.

Прежде чем начать, я немного подумала..

– Когда случилась Первая Атака, мне было семнадцать лет… – Я запнулась. Как же давно это было. Целое тысячелетие назад – не меньше. В грудной клетке снова защемило. – Вскоре после Первой Атаки появились Неуязвимые и Уязвимые, среди Уязвимых возникли трапперы, трапперы стали объединяться в коалиции… Трапперские коалиции – отборнейший отстой. Даже пятая коалиция была такой себе…

– Прикольно, – Дикая смотрела как будто сквозь меня. – Я вообще не понимаю, о чём ты толкуешь. Ни единого слова не ясно. Сплошные союзы между не пойми что значащим бла-бла-бла.

– В подробностях и с разъяснениями мою историю долго рассказывать бы пришлось, – в ответ ухмыльнулась я. – Книги две минимум понадобилось бы.

– Ладно, а где ты жила после этой твоей Первой Атаки? Дом у тебя был?

– Был. Большой. От отца и его новой жены остался. А потом был Подгорный город.

– Ты уже упоминала его.

– Да. Я думала найти в нём спасение, но в итоге попала в очередную мясорубку, состоящую из сплошной бюрократии и жажды власти. Человечество, видимо, не изменить даже реальной угрозой глобального вымирания.

– Исходя из твоих описаний, мой Рудник совсем не похож на твой Подгорный город.

– А мне кажется, что любой социум одинаков, если не смотреть по верхам, а копнуть глубже. В любом социуме всё зиждется на жажде: власти, богатства, любви, популярности, времени…

– Согласна. Но в Руднике не всё так запущено.

– Ты так говоришь потому, что Рудником правит твой дядя.

– Он мне не родной. И Беорегард не просто правит Рудником. Он его построил. Спас в этом месте от Стали многотысячное население. Так что мои уважение и гордость не беспочвенны. – В ответ на эти слова я лишь пожала плечами. – Однажды в Паддоке ты говорила мне о том, что якобы память у тебя настолько хорошо сохранилась, что ты помнишь всё до мелочей вплоть до своего попадания в криокапсулу. На этом моменте своего рассказа ты запнулась. Подозреваю, заморозилась ты не по собственному желанию.

– Надо же, какая проницательность, – я попыталась съязвить, но мою остроту пропустили мимо ушей.

– Расскажешь?

– У меня сестра… Была. – Я сдвинула брови. Да, всё верно сказала. Не есть – была. – Мы вместе пережили многое, справились с кучей всевозможного дерьма, выживали плечом к плечу, а потом… Случился Подгорный город. Она меня приревновала к социуму. Возможно, она немного свихнулась в нашей изоляции и ежедневном сосредоточении на выживании. В общем… Она запудрила мне мозг совершенно идиотским разговором, а потом, когда я того не ожидала, ударила меня электрошоком.

– Воу! Жёстко.

– Жестче то, что пока моё тело корчилось в конвульсиях, она упаковала меня в криокапсулу.

Дикая несколько секунд смотрела на меня широко распахнутыми глазами, а потом вдруг спросила:

– Ты вообще уверена в том, что она тебе сестра?

– Да.

– Разные родители?

– Нет.

– Мать изменяла отцу?

– Эй…

– Нет, серьёзно, в этой истории концы с концами не сходятся.

– Сразу видно, что ты не знаешь, что такое родная кровь. Именно родные люди обычно и не стесняются демонстрировать тебе свои самые скверные из всех возможных сторон. Поэтому часто случается, что чужие люди могут быть друг другу роднее родных. Понимаешь?

– Безусловно, – она так уверенно кивнула головой, что я немного удивилась её уверенности. Спустя несколько секунд она решила продолжать интервьюировать меня. – Это она называла тебя огнём в волосах? Твоя сестра? – с этими словами она отбросила в сторону голую косточку и вдруг начала перемещаться к выходу. Видимо ей захотелось подышать более свежим воздухом.

Дождавшись, когда она поудобнее усядется, я ответила:

– Нет, так называла меня не она… Называл Конан.

– Ты всегда говоришь об этом Конане с таким придыханием, что не остаётся сомнений в том, что ты влюблена в него, – довольно ухмыльнулась собеседница.

– Да, похоже на то… Похоже я влюблена. Только вот что это значит сейчас? Я где-то в лесах Евразии, он в Северной Америке, между нами тысячи миль, океан и шесть лет моей беспробудной спячки. Может, он уже и забыл о моём существовании.

– Не думаю, что это правда.

– Почему? – я заинтересованно приподняла бровь.

– Потому что раз ты его полюбила, значит он любит тебя не меньше. Такова природа твоего характера: ты попросту не способна полюбить того, кто для начала не полюбит тебя.

– Что-то в этом есть, – я задумалась о том, что, скорее всего, она очень сильно права.

– Может быть было бы здорово тоже однажды полюбить какого-нибудь мужчину так же, как ты полюбила своего Конана.

– Для начала он должен будет полюбить тебя, – ухмыльнулась в ответ я. – Не забывай, что ты из того же теста, что и я.

– Ну да. Только даже чья-то любовь ко мне не будет гарантировать ответное чувство с моей стороны.

Я вдруг вспомнила Яра. Интересно, много ли таких Яров встречалось на её пути? Что-то мне подсказывало, что много. Надо же… Она и вправду может являться более неприступной, чем я. Это тяжело. Знать свою истинную цену, не занижать и не завышать её. Самодостаточность часто ходит рука об руку с одиночеством.

– Однажды ты встретишь своего мужчину, – я прикусила губу, чтобы не заулыбаться заранее. – Даже не сомневаюсь в том, что он будет такой же, как ты, ведь подобное зачастую притягивается к подобному. Так что парень у тебя верно будет какой-нибудь отморозок.

– Нет, отморозок твой, ты ведь Отмороженная, – ничего себе обыграла! Острый ум в сумме с острым языком – опасное оружие. Я ухмыльнулась, а она продолжила. – Мой будет каким-нибудь головорезом с доброй сердцевиной.

– Значит такой ты себя видишь? Головорезкой?

– С доброй сердцевиной, – красноречиво приподняла брови собеседница. После этого она отвернулась и выглянула из пещеры. – Начинается звёздная ночь, – она заговорила чуть тише, явно вспомнив о том, что нам стоит выдерживать планку своей осторожности. Поэтому я тоже продолжила говорить чуть тише:

– Главное, чтобы прошла спокойно, – при этих словах я сдвинула брови. – Как думаешь, отсюда мы услышим эхо, если оно вдруг прозвучит?

– Думаю да… В нашей пещере слишком много щелей, а эхо не тихое.

– Просто удивительно, как остальные до сих пор умудряются держаться здесь, не имея при себе лука со стрелами.

– Если бы в Конкуре водились Люминисцены, всё закончилось бы в первый же день.

Я немного подумала над этим утверждением.

– Как думаешь, долго нам здесь ещё куковать?

Надо же. Я таким завуалированным языком научилась интересоваться о гипотетической гибели других участников…

– Не знаю. Может, несколько часов, а может и месяцы.

– Месяцы?!

– Тебя пугают месяцы? Хотя неудивительно, ты ведь прожила в Паддоке всего-то двенадцать дней. Всё познаётся в сравнении, знаешь ли. Так Кармелита говорила, – она вдруг запнулась и, нахмурившись, подобрала ноги под себя и спрятала руки под мышки, словно желая сохранить тепло. – Кстати, ты единственная, кто до сих пор не пел у костра.

– У нас нет костра.

– Зато у нас есть факел – тоже открытый огонь, – она встретилась со мной взглядом. – Только не говори, что ты стесняешься. Не поверю.

– Почему?

– Потому что ты не из стеснительных.

– Ладно, я знаю одну песню.

– Дай угадаю: Конан тебе её напел.

– И как же ты догадалась? – я едва сдержалась, чтобы не брызнуть удивлённым смехом.

– По придыханию. Как только оно вырывается из твоей грудной клетки, – она начала насмешливо жестикулировать и в её голосе тоже зазвучала неудержимая насмешка, – сразу становится ясно, что на твоём горизонте возникает призрак воспоминаний о красавчике Конане.

– Вообще-то я слышала эту песню не только от Конана. Ещё я слышала её в исполнении её автора, Байярда.

– Это тот, который из “Поющего Поэта”?

– Да.

– Этот мужик мне уже нравится по тому, что я услышала из его творений, прозвучавших из твоих уст. Так что жги.

Для начала я прочистила горло, затем несколько минут у меня ушло на прокручивание в голове полного текста. Всё это время Дикая терпеливо ожидала. Наконец, собравшись с мыслями, я начала получитать-полупеть: