Посланец

5

Потеряв около десятка человек убитыми и не отбив у разведчиков мост, немцы изменили тактику. Они пошли не вдоль дороги, подставляя себя под собственные пулеметы, поставленные в дзотах, а решили подойти к мосту вдоль берега реки. Правда, пулеметы доставали своим огнем и берег, но немцы, очевидно, надеялись, что главное внимание разведчиков будет сосредоточено на дороге. Они уже поняли, что мост захватила не очень большая группа, которую надо было немедленно уничтожить. Судя по артиллерийскому огню, русские перешли в наступление и главной целью их атаки будет полный контроль над мостом. Кто владеет мостом, тот владеет и ситуацией.

Берег был голым, спрятаться на нем не представлялось возможным, но в одном месте его перерезала скатывающаяся к реке небольшая ложбинка. Немцы решили сосредоточиться в ней, а потом одним рывком проскочить простреливаемое пространство до мертвой зоны, куда уже не доставал огонь пулемета. Оттуда до дзота подать рукой, его можно будет забросать гранатами.

Первая группа немцев из трех человек незаметно пробралась до ложбинки и затаилась там. Все внимание разведчиков было сосредоточено на хуторе и дороге, ведущей от него к мосту. Демидов хорошо видел в бинокль, как большая группа немцев, рассевшись в двух грузовиках, направилась к линии фронта, откуда доносились непрерывные разрывы артиллерийских снарядов. Потом с передовой к хутору подъехал броневик. Около него тут же выстроились около полутора десятков солдат. «Откуда же они берутся?» — с тоской подумал Демидов, глядя на строящихся немцев. И впервые пожалел о том, что не попросил Глебова накрыть огнем артиллерии хутор. Ему показалось, что именно там сейчас готовится главная атака на дзоты.

Броневик не спеша двинулся к дороге, солдаты, на ходу поправляя амуницию, строем направились за ним.

— Коростылев! — крикнул Демидов, не отрывая взгляда от бинокля. — Иди в блиндаж и передай радистке, чтобы попросила наших накрыть артиллерией хутор. Там этих фашистов еще может быть тьма тьмущая.

Демидову подумалось, что, потеряв хутор, немцы могут запаниковать. Хотя уничтожать собственное добро всегда было жалко. Ведь на хуторе наверняка и сейчас еще могли жить наши люди. А если и не живут, то он мог пригодиться тем, кто придет сюда, когда выгонят немцев. Демидову всегда было больно смотреть на наши сожженные дотла деревни, в которых на месте бывших домов торчали одни, неведомо каким способом уцелевшие, печные трубы. Но мимолетная жалость, промелькнувшая в глубоком подсознании, тут же уступила место опасности, которая шла от хутора. Немцы уже давно превратили его в мощный опорный пункт, и будут безжалостно расстреливать из-за толстых кирпичных стен наших солдат, которые станут рваться к мосту.

Коростылев, тоже следивший за немцами, поднялся во весь рост и уже повернулся, чтобы идти в блиндаж, но вдруг ударился спиной о стенку траншеи, словно его кинула на нее неведомая сила, и, выронив из рук автомат, стал сползать на землю. И только тут Демидов услышал визг пуль над головой. Кто-то стрелял из автоматов по разведчикам длинными очередями. Он инстинктивно бросил взгляд на Коростылева и увидел над его правой бровью круглое отверстие, из которого, растекаясь по лицу, бежала струя крови. Судя по звуку автоматов, стреляли от реки с близкого расстояния. Поднять голову и разобраться в обстановке было невозможно — пули, пересекая траншею, вонзались в бруствер, поднимая пыль.

Демидов машинально приставил автомат к стенке траншеи, отцепил от пояса гранату и, выдернув чеку, размашисто бросил ее в сторону реки. Тут же туда полетела граната, брошенная Коваленком. Схватив автомат, Демидов высунулся из траншеи и увидел припавших к земле трех немцев, оказавшихся всего в двадцати метрах от блиндажа. Гранаты упали одна справа, другая слева, не задев их. Демидов дал длинную очередь из автомата. Один немец перевернулся на спину, другой, скрючившись и судорожно перебирая ногами, — на бок, третий, припав лицом к земле, даже не пошевелился.

Демидов почувствовал острый холодок под ложечкой. Он видел немцев, наступающих вдоль дороги, но как они оказались сзади, не мог понять. Ясно было одно — теперь бой придется вести в окружении. И уже есть первая потеря. С Коростылевым они воевали вместе больше года, это был хороший разведчик, надежный и опытный боевой товарищ. У Демидова заныло сердце. За два с лишним года войны он видел немало смертей своих боевых товарищей, но привыкнуть к этому не мог. Да и можно ли привыкнуть к гибели человека, если вместе с ним из жизни уходит целый мир.

Два дня назад Коростылев получил письмо из дому, в конце которого была маленькая приписка, сделанная детской рукой: «Папа, береги себя. Мы очень по тебе соскучились».

— Смотри, — радостно улыбаясь, говорил Коростылев, показывая исписанный листок Демидову. — Дочка написала. В армию уходил, читать еще не умела. А вернусь, поди, и не узнаю. Взрослой станет. Как думаешь, долго нам еще воевать?

— Пока Берлин не возьмем, немцы не сдадутся, — ответил Демидов.

Сейчас ему стало так плохо, словно в груди засела неразорвавшаяся граната. Спазмы сжали горло, грудь распирало от боли, но он все же пересилил себя. Надо было не только жить, но и продолжать воевать. Готовиться отбивать следующую атаку, которая начнется через несколько минут. Никаких сомнений в том, что она начнется, не было.

Демидов бросил взгляд на траншею. Коваленок стоял, высунувшись над ней, и наблюдал за берегом. В двадцати метрах от него с автоматом в руках, тоже высунувшись из траншеи, стоял рядовой Подкользин, пришедший в разведку совсем недавно. Рисковым был человеком Подкользин, но и фартовым до невероятности. Последнего языка вытащил прямо из траншеи.

Немец сидел на корточках и, закрывая огонек ладонями, курил сигарету. Подкользин определил его местонахождение по вспышке зажигалки. А когда подполз ближе, уловил острый запах табака. Осторожно, чтобы земля, не дай бог, не посыпалась в траншею, он подполз к ее краю, высунул голову и увидел под собой немца. Тот в это время сделал такую большую затяжку и выпустил столько дыма, что Подкользин чуть не раскашлялся. Немец был в каске. Подкользин опустил руку и очень интеллигентно постучал по ней пальцем. Немец поднял голову и даже в кромешной темноте разглядел над собой лицо русского солдата. Им овладел такой испуг, что, вскочив на ноги, он вытянулся в струнку и замер по стойке «Смирно!» Подкользин одной ладонью закрыл ему рот, другой схватил за мундир, оторвал от земли и вытащил из траншеи. И только потом вырубил его из сознания. Этого немца и притащили разведчики к себе в то утро, когда в расположение их полка прибыл командир дивизии Бобков.

Сейчас Подкользин внимательно следил за броневиком, направлявшимся к мосту. При этом постоянно поворачивал голову к речному берегу, где неожиданно появились немцы.

— Подкользин! — крикнул Демидов и, когда тот обернулся к нему, приказал подойти. — Давай унесем Коростылева.

Демидов взял Коростылева под мышки, Подкользин — за ноги, и они осторожно, словно боясь неловким движением причинить боль, внесли его в блиндаж. Женя кинулась к ним, на ходу развязывая свой вещмешок, чтобы достать индивидуальный пакет. Увидев кровь на лице Коростылева, она хотела перевязать его. Но Демидов, подняв руку, остановил ее.

— Не надо, — сказал он, — Ему это уже не поможет.

Они бережно положили Коростылева у стенки блиндажа прямо у входа. Женя смотрела на него и не верила, что Коростылев убит. Это сразу понял пленный немец. Опустив голову в колени, он отвернулся в угол и затих. Но разведчикам было сейчас не до него.

— Немедленно свяжись со штабом полка, — приказал Демидов Жене, — и передай, чтобы уничтожили хутор. Если его не накрыть, нам своих не дождаться.

Женя тут же кинулась к рации, вызвала штаб и передала то, что ей приказал Демидов. Но артиллерийские снаряды все так же рвались на передовой, артиллеристы пока не думали переносить огонь на хутор. А может и не получили приказ. Немцы фанатично защищались и с ходу прорвать их оборону, по всей видимости, не удалось.

— Сейчас вся надежда на твой пулемет, — сказал Демидов, повернувшись к Сукачеву. — К мосту под прикрытием броневика идет целая группа.

— Я их уже заметил, — ответил Сукачев.

— Тогда держись. Передала? — Демидов перевел взгляд на Женю.

— Да, передала, — кивнула она.

— Ну, вот и хорошо, — сказал Демидов, словно успокаивая самого себя.

Он выпрямился, автоматическим движением поправив ремень на гимнастерке, посмотрел на скорчившегося в углу немца, перевел взгляд на лежавшего у входа окровавленного Коростылева и молча вышел. Женя обхватила голову руками, стараясь не смотреть на убитого разведчика. Так близко сталкиваться с гибелью своего товарища ей еще не приходилось. У нее возникло ощущение, что смерть прикоснулась к ней самой. Но сейчас ей не было страшно никакой смерти, и это казалось странным.

Снаружи снова раздались выстрелы. Это стрелял из своего пулемета броневик. Он вел огонь сначала по траншеям, потом по дзотам. Женя увидела, как сразу налилось злостью лицо Сукачева, он схватился за ручки пулемета и нажал на гашетку. По стенам блиндажа, оглушая и заставляя забыть обо всем остальном, заметалось грохочущее эхо выстрелов. Сукачев бил прицельно и короткими очередями, но попадал ли он в кого-нибудь, Женя не знала. Ей хотелось заткнуть пальцами уши, чтобы не слышать этого оглушающего эха. Женя ждала, когда закончится грохот выстрелов, чтобы перевести дух, но Сукачев все стрелял и стрелял, и ей казалось, что стрельба никогда не кончится.

В блиндаж вдруг, тяжело дыша и никого не видя, влетел Коваленок. Остановившись у входа, он пробежал глазами по стенам, задержался взглядом на рации, при этом Жене показалось, что он даже не заметил ее, и кинулся к ящику с гранатами. Торопливо хватая за длинные ручки, он сложил их на руку, словно охапку дров, и выскочил наружу, откуда доносился непрерывный автоматный огонь. Жене подумалось, что вслед за этим должны раздаться взрывы гранат, но стрельба вдруг прекратилась. Однако Сукачев не отпускал пулемет, пристально наблюдая за тем, что творилось на дороге перед дзотом. И Женя почувствовала, что над ней и всеми разведчиками нависла смертельная опасность.

Прикрываясь броневиком и огнем его пулемета, немцы вышли на дорогу, постепенно приближаясь к мосту. Тактика их была верной. Они хотели захватить траншею хотя бы около одного дзота. Взять сам дзот после этого не составляло никакого труда. Траншея находилась вне его огня, и дзот оказывался беззащитным. Это хорошо понимали и Демидов, и Гудков, находившийся со своей группой разведчиков во втором дзоте. Демидов с тоской смотрел на траншею Гудкова, не зная, кто у него еще цел, а кто уже погиб или ранен. Между двумя группами, хотя они и находились друг от друга всего в пятидесяти метрах, не было связи, и это не давало возможности координировать действия. Каждая группа защищалась самостоятельно и, хотя разведчики готовы были прийти на помощь друг другу, но в бою для этого надо выбрать самый нужный момент. Тот, который решит его исход. А для этого важно знать ситуацию на всей линии боя. Демидов и Гудков знали только то, что происходило на их участках.