По субботам не стреляю

Я настолько погрузилась в размышления, что едва не забыла о Костином существовании. Подняв глаза, я встретила его странный, напряженный взгляд и поняла, что он пристально за мной наблюдает. Не знаю, что там отражалось на моем лице, – во всяком случае, он тяжело вздохнул и повторил с мрачной уверенностью:

– Мне бы никто не поверил. Не поверили бы, что я его не убивал. И если бы я сказал, что знаю, кто был там до меня, – мне бы тоже не поверили.

– Что?! – вздрогнула я. – Что ты хочешь сказать?

– Да, – подтвердил он. – Я видел. Мы столкнулись в дверях лифта.

– Откуда ты знаешь, что он шел именно оттуда?

– Табло, – пояснил он. – Я смотрел на табло, пока ждал. Лифт приехал с третьего этажа.

– Там ведь две квартиры...

– Две... Но у нее был такой вид... Я еще подумал что-то вроде: «Эк тебя скрутило!» Идиот – сам через пять минут был ничуть не лучше!

– У нее? – пролепетала я. – Это была женщина?

– Это была женщина, – бесстрастно подтвердил он. – Точнее, юная девица.

– Ты... Ты ее знаешь?

– Как тебе сказать... – неуверенно пробормотал он. – Мне кажется, я ее видел, но точно не скажу. Не помню ни где, ни когда...

«Наверно, видел в кино или по телевизору», – подумала я, по-прежнему греша на Алену с Агнией.

– Какая она из себя?

– Блондинка, миниатюрная, стрижка такая дикая, знаешь – короткая-короткая, ежиком.

– Одежда? – продолжала допытываться я, чувствуя странный холодок под ложечкой.

– Черт ее знает... Что-то песочное, с голым пузом. Топ, что ли, или как это там называется...

«Лилька! – мысленно воскликнула я. – О господи!»

Костино описание не оставляло ни малейших сомнений. Именно так она была одета в пятницу. «Никита сказал мне по телефону, что она уже ушла, – лихорадочно соображала я. – Соврал? Зачем? Позвольте, что же это получается?» Я представила себе, как Никита, поговорив со мной, выходит из ванной, садится за компьютер, а Лиля за его спиной достает из сумочки пистолет... Ну и ну! Или, скажем, так: крадет ключи, уходит, встречается с сообщником, берет у него пистолет, возвращается, потихоньку открывает дверь, незаметно входит в квартиру...

И опять-таки кто-то на днях уже выдвигал эту версию. Левочка? Левочка! Надо же, какой проницательный...

Тут из путаницы мыслей внезапно вывалилась такая: а ведь это, пожалуй, значит, что Костя говорит правду! Он же не мог знать про Лильку заранее. А вдруг... А вдруг он видел, как она выходит от живого Никиты, и теперь нарочно катит на нее бочку, чтобы сбить меня, а в перспективе и всех прочих? Да нет, ерунда! Ничего ведь не стоит проверить, когда кончились переговоры. Если он действительно сидел там почти до двух, а Никита звонил мне тоже около двух, и было это после Лилькиного ухода... Значит, Костя мог видеть ее только в том случае, если она возвращалась... Так, правильно, не потерять бы нить... И тут я сообразила, что могу задать ему «контрольный» вопрос, а заодно выяснить еще одну интересующую меня вещь.

– Костя, – осторожно начала я, – а когда ты уходил оттуда, ты кого-нибудь видел? Ну, во дворе или в подъезде...

– К сожалению. В подъезде налетел на какого-то...

– На какого-то кого? Как он выглядел?

– Черт его знает, как он выглядел!.. Носатый, импозантный... Ты думаешь, я его разглядывал? Я же говорю – я летел сломя голову, как очумелый. Зачем это тебе?

«Носатый, импозантный» – это мог быть только господин Еврей. Костя видел труп до его прихода. Тем самым Еврей полностью реабилитирован. Получается так: встреча с Костей реабилитирует Еврея, а встреча с Лилей – Костю. Остается Лиля...

– О чем ты думаешь? – подозрительно спросил Костя.

Я совсем уж было открыла рот, чтобы сказать ему о Лиле, но в последнюю минуту передумала, а почему – сама не знаю.

– Так... – неопределенно пробормотала я. – Про эту, с ежиком...

Теперь нужно было задать еще один вопрос, и хотя по сравнению с вопросом об убийстве все это была сущая чепуха, язык одеревенел и нипочем не хотел поворачиваться.

– Костя, – наконец выдавила я из себя, – объясни мне, пожалуйста... Объясни мне, зачем ты к нему пошел? Зачем это было нужно?

– Ну, во-первых, он меня звал и очень настаивал... – проговорил он. И умолк.

Я старалась поймать его взгляд, но он упорно отводил глаза.

– А во-вторых, Костя? Что во-вторых?

– Да, во-вторых... – хмуро пробормотал он. – Я не хотел тебе говорить... Если ты думаешь, что этот сюжет меня не волновал, то ошибаешься. Он меня не то что мучил, а задевал, раздражал – не удавка, нет, но гвоздь в ботинке... Тоже, знаешь... Я поймал себя на том, что смотрю на Добрынина в телевизоре, а сам себя с ним сравниваю. Очень хотелось пообщаться лично и понять... твои резоны. Сам бы я, наверно, не стал напрашиваться, но раз уж он предложил...

– Ты же говорил... – начала я, изо всех сил стараясь оставаться спокойной. – Ты же говорил, что тебя это не волнует, что в наши отношения он не влезет... Ты говорил, что мне веришь... Значит, ты такой же, как все! Почему ты обманул меня? Почему не сказал с самого начала, что был там? Не доверяешь?

Я очень старалась говорить спокойно, но мой голос все повышался и повышался независимо от моей воли, так что последние слова я почти прокричала. В ту же секунду на пороге кухни возникла сестра. Это было настолько кстати, что у меня мелькнуло подозрение, не стояла ли она все это время под дверью «на стреме». Она вошла, поздоровалась с Костей, заговорила, засуетилась: извините, что нарушила ваше уединение, не беспокойтесь, я сейчас уйду, я вообще ухожу в гости, вот только налью себе чашечку чаю и тут же уйду...

Пока она наливала себе эту чашечку чаю, я немного опомнилась и взяла себя в руки.

– Прости меня, – сказал Костя, как только Маринка удалилась. – Прошу тебя...

– Знаешь что, Костя... – ответила я. – Я тебя прощу... Я тебя уже почти простила. Но сейчас ты все-таки лучше уйди. Я позвоню тебе завтра... или послезавтра.

Он молча кивнул и встал. Я вышла вместе с ним в прихожую. Когда дверь за ним захлопнулась, я присела на ящик для обуви и глубоко задумалась. Если бы кто-нибудь спросил меня, о чем я размышляю, я бы, пожалуй, не знала, что ответить. Тут были и Костя, и его мелкое предательство, и убийство – и любовь, и кровь, – но все это как-то нечетко, обрывками, без всякого смысла. В таком положении и застала меня сестра, выскочившая в прихожую минут через пять после Костиного ухода. К моему удивлению, она была в домашнем халате.

– Изваяние «Скорбь», – сказала она, окинув меня придирчивым взглядом.

– Ты же вроде бы собиралась в гости? – удивилась я.

– Передумала, – отмахнулась она. – Ну что?

Я пересказала ей нашу с Костей беседу.

– Ладно тебе, Ирка, – сказала сестра, выслушав меня. – Не будь максималисткой, иными словами: не гневи бога. Ну пошел человек на поводу у комплекса – бывает... Мы теперь как рассуждаем? Не убил – и ладно, уже хорошо! Такая жизнь пошла...

– Ага! – встрепенулась я. – Значит, ты тоже считаешь, что он не убивал? Значит, я рассуждаю правильно – насчет того, что про Лильку он знать не мог, и все такое!..

– Абсолютно, – кивнула сестра. – Мы, между прочим, еще кое-чего не учли... Попробуем разобраться... Никиту убили, как мы знаем из телевизора, между двумя и тремя. Так сказали эксперты. Кстати, мы с тобой, как ни странно, можем эти данные немного уточнить. Я бы сказала: между самым началом и двадцатью минутами третьего.

– Откуда ты знаешь? – изумилась я.

– Посуди сама: ты кончила говорить с ним в начале третьего. Он вышел из ванной, сел к компьютеру, и тут его...

– Постой! – перебила я. – Он сказал: «Сейчас выйду из ванной», но это же не значит, что он вышел в ту же секунду. Он мог просидеть там еще хоть час...

– Ты забываешь, – возразила сестра, – что в половине третьего к нему должен был явиться Потемкин, Костя то есть. Вряд ли он собирался при нем вытираться и одеваться. Бьюсь об заклад, что в двадцать минут третьего, ну, может, в двадцать пять, он был уже в комнате...

– Пожалуй, – мне пришлось признать ее правоту.

– Так. Поехали дальше. Костя знает заключение экспертов насчет времени смерти. В разговоре с тобой он подчеркивает, что опоздал и приехал не около половины третьего, а около трех. Можно проверить, когда он выехал с переговоров, посредством опроса его партнеров, а вот пробку на Садовом проверить труднее... Пробки у нас на каждом шагу, не думаю, чтобы в ГАИ это фиксировалось. Тут он мог и присочинить. Зато он никак не мог сочинить встречу с Евреем...

– Если только они оба не в сговоре, как масоны, – нервно хихикая, вставила я.

– Это само собой. Так что ушел он оттуда, похоже, около трех. А вот прийти мог и раньше. Теоретически. И вот тут-то и выступает на арену Лилька. Опять-таки теоретически можно допустить, что она ушла оттуда не около двух, а около трех и Никита звонил тебе при ней. Скажем, ушла в два двадцать пять от живого Никиты. Тогда Костя остается под подозрением. Но если ты хочешь знать мое мнение, то, по-моему, это чепуха. Потому что в этом случае выходит, что Никита не только соврал тебе неизвестно зачем, сказав, что она уже ушла, но еще и подбил ее с неизвестной целью настаивать, что она ушла именно до двух, что, согласись, совсем уж бессмысленно. Не мог же он, в самом деле, создавать ей алиби на случай собственного убийства! Так что этот вариант можно условно исключить. А вот эту твою Лильку пока исключать нельзя. Уф-ф…

– Наверное, мне стоит с ней поговорить? – предположила я без особого энтузиазма. – Хотя толку от этого все равно не будет...

– Почему ты так уверена? – удивилась сестра.

– У меня уже есть кое-какой опыт, – печально пояснила я. – Хочешь, я прямо сейчас расскажу тебе, как все будет? Очень может быть, она не станет отпираться, а разрыдается у меня на груди и скажет: «Да, я солгала тебе – я была у него еще раз. Я забыла свои трусики и вернулась за ними... Но его не убивала!» И я ей, конечно, тут же поверю. Я, видишь ли, почему-то всем верю...

– Вот я и думаю... – проговорила сестра. – Не лучше ли обратиться к профессионалам? В смысле – рассказать Соболевскому все как есть, тем более тебе так или иначе с ним встречаться...

– Нет, – подумав, сказала я. – Так я тоже не могу. Что-то вроде доноса получается. Вдруг она не виновата, а я ее подставлю! Жених узнает... Он у нее какой-то такой... убить может. Все-таки попробую для начала сама...

– Ну смотри! – Маринка старательно изображала сомнение, но я-то не сомневалась, что она только и ждет, чтобы я продолжала проявлять инициативу. И точно: – Вообще-то ты права, – пробормотала она. – И потом, знаешь, обидно... Мы-то им расскажем, а вот они нам потом уже ничего не скажут. Знаю я их...

– Вот и ладненько, – кивнула я.

– Постой! – спохватилась сестра. – Но Соболевскому-то ты все-таки позвони. Надо же рассказать ему про «шантаж». Будем интегрировать по частям, как договаривались! Для нас главное что? Для нас главное – снять с тебя все и всяческие подозрения. Раскрытие преступлений – на закуску.

– Не хочется мне звонить ему домой, – задумчиво проговорила я, посмотрев на часы. – Позвоню завтра утром, с работы или из дома. Кстати, почему мы не смотрим телевизор? Кузнецов уже давным-давно выступает.

– Чего там смотреть! – махнула рукой сестра. – Небось все то же самое. Разве что успел заглянуть в библиотеку... Мама, впрочем, смотрит. Хочешь присоединиться? Ну пойдем, глянем.