Дьявол ночи

Глава 2

— Да пошли вы в жопу! — рявкнул слуга, лихо расправив сутулые плечи, уперся сапогом в торец с неимоверным трудом втащенного в дверной проем чемодана и с ненавистью толкнул его вглубь кабинета.

Произошло это буквально в тот же момент, как только Томаццо Элуканте закрыл на замок дверь. Деканус так и обомлел с раскрытым от потрясения ртом, глядя как взбесившийся слуга завалил второй чемодан на бок и принялся с остервенением лупить его носком сапога в деревянные стенки так, что с головы слетел цилиндр. В кабинете поднялся грохот и отборная, изобретательная менншинская брань.

— Чт-то этот… плебей?.. — от возмущения простонал Элуканте.

Плебей вскинулся, резко обернулся, обжигая декануса яростным взглядом желтых глаз хищной птицы.

— Хайло завали, гнида сушеная! — бешено огрызнулся он на магистра.

Элуканте вздрогнул. Не только потому, что действительно испугался бешенства, ненависти и лютой злобы в изменившемся голосе слуги, но и перекошенного, раскрасневшегося лица, которое буквально на глазах плыло и менялось. Разглаживались морщины, менялся овал, проступала запущенная небритость, нос загибался крючком, грозно срастались и густели брови, истончались губы. Через несколько секунд на декануса с яростью смотрел поджарый и жилистый, лохматый, как черт, ровесник де Напье с худым лицом филина. Оборотень злобно сверкнул на вжавшегося в дверь декануса хищными глазами, обернулся и продолжил вымещать скопившуюся злобу на чемодане.

Супруги де Напье, обнимаясь без недавней страсти, как-то даже по-дружески, с интересом наблюдали за происходящим. Гаспар ядовито усмехнулся.

— Бей сильнее, Эндерн, не жалей чужое имущество, — подбодрил его тьердемондец.

— Заткнись, бля! — подскочил оборотень. — С тебя, сыроед, — пузырь красного! — обвинительно наставив палец на Гаспара, потребовал он. — А с тебя, Графиня, — ткнул он в Жозефину, — четыре императорских! Минимум!

Тьердемондка отняла ото рта ладошку, прикрыла глазки и, невинно сложив губки бантиком, четырежды чмокнула воздух.

— Хер тебе, — проворчал Эндерн, — не соскочишь! — и вновь вернулся к избиению проклятого чемодана.

Правда, продолжил недолго. Ударил лишь дважды, но от души, со второго раза с треском пробив пяткой деревянную стенку. И это принесло ему внезапное успокоение. Он шумно, с наслаждением выдохнул, растопыренными пальцами зачесав назад русые волосы, выдернул каблук из пробоины, приплясывая на одной ноге, стряхнул нечто белоснежное и кружевное, намотавшееся на носок сапога и потянулся. Жутковатая из-за неестественных для человека глаз небритая физиономия расплылась в жутко самодовольной ухмылке.

— Тааак, — протянул он, изучая шкафы с книгами и документами в кабинете Элуканте, — ну и где в этой клоповне бухло?

Желтые глаза, пробежавшись по развешенным на стенах картам Этелы и Ландрии, портретам Его Императорского Величества кайзера Фридриха Второго Гольденштерна, ритора Собрания Ложи Максимилиана Ванденхоуфа и с особым вниманием — консилиатора Фридевиги фон Хаупен, нашли опешившего и растерянного декануса, который по-прежнему жался к двери.

— Э, ты, жопа с ушами! — поманил его оборотень. — Где пойло спрятано?

— Это вы мне?.. — выдавил Элуканте, потрясенно хлопая глазами.

— Нет, блядь, твоей мамаше, драть ее кверху сракой!

— Что вы себе позволяете?.. — набрался смелости деканус.

— Ты меня, крыса, не зли! — сквозь зубы с ненавистью процедил оборотень. — Колись, где пойло держишь?

— Завязывай, Эндерн, — холодно приказал де Напье. — Твое счастье, эти стены не пропускают звук наружу. Иначе в дверь уже ломилась бы прислуга. Но не искушай судьбу.

Оборотень шмыгнул носом и отошел в центр кабинета, вполголоса затягивая какой-то фальшивый мотивчик кабацкой песни.

— Кто… кто эээт-тот бандит?.. — бессильно прошептал Томаццо Элуканте, держась за сердце и опасливо косясь на спину оборотня.

Эндерн, шаркая по мягкому ворсу шамситского ковра, подошел к высокому стрельчатому окну с тяжелыми темными шторами, небрежно раскрутил дорогой глобус на подставке из черного дерева.

— Ярвис Эндерн, — представил его Гаспар. — Алкоголик. Вор. Сквернослов. Полиморф. И, как вы, магистр, тонко подметили, самый настоящий бандит. Строго говоря, крайне асоциальная и неприятная личность.

— Не пизди, сыроед, — ухмыльнулся Эндерн, повернувшись на каблуках. — Я — душка, если узнать меня получше. Просто не надо меня, сука, злить. А эта падла, — кивнул он на декануса, — меня злит! Так, — резко успокоился «душка» и принялся задумчиво поглаживать растягивающийся и тяжелеющий подбородок, — будь я жирным тупорылым мудаком, где бы я прятал бухло?

У Элуканте упала челюсть. Через несколько секунд он смотрел на себя, на свою точную копию в растянувшейся поношенной, дешевой и безвкусной одежде. Того же невысокого роста, той же тучной комплекции. С таким же круглым морщинистым, но ухоженным, гладко выбритым лицом с крупным носом и телячьими глазами. С той же обширной плешью в поседевших на висках волосах и с теми же двумя подбородками.

— Фу, тебе жутко не идет это лицо, — капризно наморщила носик Жозефина, потерев красивую шею тонкой золотой цепочкой. — Смени немедленно!

Эндерн показал неприличный жест и раздулся, расплылся еще больше, став похожим на покрытую бородавками жабу. Жозефина надула губки.

Гаспар де Напье тяжко вздохнул.

— Магистр, дайте ему выпить, прошу вас, — сказал он. — Иначе, боюсь, это не закончатся.

Деканус на одеревеневших ногах грузно прошел по кабинету, опасливо обошел «супругов» де Напье, столкнувшись с подлокотником глубокого кресла, и наконец-то достиг своего рабочего стола, заставленного кипами аккуратно сложенных, выровненных по линейке документов. Немного поборовшись с внутренними противоречиями и праведным гневом, деканус открыл нижний ящик и извлек на свет почти полную бутылку вина «La corona della terra», дорогого его сердцу вина, напоминающего о давно забытой родине.

Эндерн взглянул на бутылку и начал меняться, возвращаясь к изначальным формам и габаритам. Он быстро приблизился к столу, жадно схватил бутылку, вцепился зубами в упрямую пробку, невнятно бормоча ругательства, и откупорил ее с характерным звуком. Вино плеснуло на ковер. Эндерн с силой прицельно выплюнул пробку, угодив прямо в горделивый, на античный манер красивый профиль Максимилиана Ванденхоуфа. На круглых красных щеках декануса вспухли желваки. Оборотень не придал успеху значения и с жадностью присосался к горлышку, запрокинув голову. Кадык задвигался с поразительной быстротой.

— Наконец-то! — протяжно отрыгнул Эндерн, отлипнув от осушенной наполовину бутылки. — Три, сука, недели…

— Не ной, Эндерн, — недовольно поморщился Гаспар.

— Иди-ка ты на хуй, жлоб тьердемондский! — огрызнулся оборотень. — Ты-то три недели мял Графине сиськи, кувыркался с ней на пуховых перинах и жрал с барского стола, а я шестеркой жался по обоссанным углам да таскал графинины шмотки! У нее одних кальсонов на дивизию шлюх! — возопил он и заглушил обиду долгим глотком.

— Сulottes et bas propres! — в притворном возмущении поправила Жозефина, задетая грубым незнанием наименований вещей женского гардероба.

— Да похеру чем дырку закрываешь!

Блондинка, хитро прикрыв правый глаз, показала оборотню язычок, выставила присогнутую в колене правую ножку, игриво подтянула юбку, приобнажая бедро, и резко одернула ее, дразня бессовестно заинтересовавшегося Эндерна кокетливо наставленным пальчиком. Элуканте попробовал стоически убедить себя в том, что под юбкой у распутной девки панталоны все же есть, просто бесстыже короткие.

— Прошу извинить за этот цирк, — скупо улыбнулся де Напье, глядя на декануса с сочувствием. — Мы не самая приятная компания. Однако Паук отплатит вам за все хлопоты и неудобства, которые мы доставим и причиним. В этом можете не сомневаться.

Деканус испуганно вздрогнул. «Паук отплатит» — фраза, которую не очень хочется слышать.

Гаспар вяло покрутил головой, разглядывая стены кабинета.

— Что скажешь? — спросил он блондинку. Та легкомысленно пожала белыми плечиками.

И тут Элуканте задрожал. Он понял, что все это время смущало его во внешности потаскушки, — глаза. Неестественно яркие глаза, каких не бывает у простых людей. А когда они вспыхнули, загорелись потусторонним, холодным бирюзовым светом, он это осознал.

Его затрясло. Но не от похотливого и непристойного возбуждения, вызванного бессовестной манипуляцией низменными инстинктами и рефлексами мужского тела. Его затрясло от ненависти. Бесстыжая шлюха была не просто шлюхой. Она была чародейкой арта! Проклятой ведьмой! Как любой академик Ложи, магистр Элуканте ненавидел чародеев арта. Избалованные выродки, пережитки прошлого, которых зачисляют в Университет бесплатно и на льготных условиях, преподавательский состав смотрит сквозь пальцы на все их разгильдяйство, носится с ними, чуть ли не задницы подтирает, вытаскивает на экзаменах, а при вступлении в Ложу — они еще и мгновенно взлетают по карьерной лестнице до невиданных высот. Особенно ведьмы, которым для успеха всего-то нужно раздвинуть ноги перед влиятельным любовником из Собрания или вовремя сунуть язык между ляжек любовницы. Томаццо Элуканте честно и верно служил Ложе двадцать два года и все чего он добился — четвертый круг и должность декануса. А в итоге Ложа и вовсе выслала его из столицы в проклятые пески Кабира за какое-то ничтожное и мелкое нарушение. А эта сука… этой шлюхе…

— Работа любительская, — промурлыкала Жозефина без малейшего акцента, — слабая, но вполне сойдет. Если, конечно, Эндерн опять не начнет что-нибудь ломать, а мы будем говорить потише.

Элуканте не сдержался и оскорбленно фыркнул, выпятив для значимости живот. Он, между прочим, магистр четвертого круга, выпускник Университета с отличием и эксперт среди академиков по наложению печатей и сигилей, а какая-то расфуфыренная пустоголовая девка смеет критиковать его работу?

Эндерн разлегся на мягком ковре возле поверженного багажа, хлебнул из бутылки, нашарил цилиндр и водрузил его на лохматую башку. Повозился с ним, решая, как он лучше сидит, и сдвинул на глаза.

— Ну что ж, раз так, можем и поговорить, — объявил де Напье и без спроса, по-хозяйски подошел к глубокому мягкому креслу, с облегчением повалившись в него под грузом собственного тела. — Садитесь, магистр.

Элуканте помялся, смятенный столь великодушным предложением.

— Полагаю, вы знаете, с какой целью мы прибыли? — спросил Гаспар, когда Элуканте уселся на стул за рабочим столом.

— В общих чертах, — кашлянул деканус, сопротивляясь неестественным порывам глядеть на чародейку, которая встала слева от кресла и заботливо положила руку на плечо тьердемондца, широко ему улыбаясь.

Элуканте внутренне возмутился: все-таки он считал себя галантным мужчиной, некогда вхожим в лучшие салоны столицы, и усесться самому, не предложив место даме хотя бы из вежливости… Впрочем, распутная ведьма, судя по всему, не сочла себя оскорбленной и привыкла стоять.

Внимательнее присмотревшись к Напье, деканус наконец-то понял, что пьяный блеск в его глазах не наигранный. Тьердемондец действительно был либо пьян, либо принял что-то более крепкое и постыдное.