Погибшее открытие

III

Когда доклад Воронова кончился, публика ещё громче и дружнее ему аплодировала, хотя три четверти присутствовавших ничего ровно не слышали: Воронов читал невнятным и слабым голосом. Затем должно было наступить начало опыта. Выбранные лица от учёных обществ, пожелавших принять участие с профессором и доктором Вороновым во главе, а также несколько счастливцев из публики проследовали в заранее приспособленные комнаты в подвальном этаже здания, где должно было покоиться тело в анабиозе.

В одной из комнат находилась достаточно вместительная ванна для замораживания, помещённая в резервуар, наполненный льдом с солью; сложный, весьма остроумный прибор поддерживал постоянно одинаковую температуру с колебанием не более двух десятых градуса.

Наступила минута жуткого ожидания.

— Ну, смотрите, коллега, не начните брыкаться, как при первом опыте, — шутя, но заметно волнуясь, сказал профессор, получивший назначение на вновь созданную должность «Главного Консерватора человеческого тела в анабиотическом состоянии».

— Постараюсь, — тоже улыбаясь, и не менее взволнованный, ответил Воронов.

— Что ж? Можно, пожалуй, и начинать? — помолчав несколько секунд, прибавил врач «заведывающий медицинской частью» (тоже новая должность при теле Воронова).

Тут неожиданно для всех выступил отец Воронова, старый торговец рыбой. Движением руки он остановил врача и, поправив на носу большие серебряные очки, обратился к сыну:

— Что ж, Ваня, видно так Бог судил, — сказал он. — Из Его воли не выйдешь… Я, брат, думал, что рощу единственного сына не для того, чтоб его… — старик опять медленно и старательно поправил очки, — …в этом жестяном ларе, как рыбу… заморозили. Но уж… что уж… я, братец мой, понимаю, для науки надобны жертвы, и всё прочее. Я, Ваня, и вы все, господа учёные… я все это понимаю и не прекословлю. Конечно, был бы ему и без того почёт на свете, и жил бы хорошо, и… и женился бы, может быть, и старику-отцу глаза бы закрыл… — очки снова съехали на бок. — Ну, да, видно, иначе суждено… Так, благослови же тебя Господь, сынок, а нас с матерью злом не поминай! Господа заведующие, извините, если, что не так сказал…

После этой краткой речи Воронов был заключён в объятия горько плакавшей матери, затем почтительно поцеловал руку m-lle Зелениной, которая с упрёком посмотрела на него полными слёз глазами, и, наконец, крепко пожал руки товарищам.

Председатель Общества «Физиологии и Медицины» сообщил, между прочим, что, так как все расходы по содержанию тела замороженного приняты казною, то собранные подпиской деньги, — около пятнадцати тысяч рублей — решено положить на имя Воронова в банк.

— При пробуждении ваш капитал, нарастая по сложным процентам, достигнет миллиона, — улыбаясь, пояснил председатель, — а может быть, вы проснётесь, подобно герою романа Уэльса[9], владельцем богатств всего мира, — любезно добавил он.

Наконец, и речи, и прощанье закончились. Воронов в последний раз обвёл глазами мир начала XX века и решительным шагом прошёл в комнату, предназначенную для наркоза.

Через полчаса его похолодевшее, обнажённое тело в состоянии, подобном летаргии, было вновь перенесено в холодильную комнату. Бесшумно открылась крышка замораживающей ванны: температура в комнате, и без того низкая, ещё упала.

Безжизненное тело Воронова бережно было опущено в ванну под надзором Главного Консерватора. Закрылась крышка… Снова наступила в комнате жуткая тишина, которую прерывало лишь рыданье двух женщин в дальнем углу…

Жизнь Ивана Александровича Воронова была приостановлена на долгий срок этими странными похоронами…