Следующая цель

Да-да, в роковую хэллоуинскую ночь мои родители не погибли, поскольку последовали совету Снейпа и оставили меня с няней. А те картины, что появлялись у меня под воздействием дементоров, объясняются довольно просто: родители уговорили няню выпить Оборотное зелье, якобы потому, что я боялся чужих людей.

Я едва не завыл в голос от тоски и боли в сердце. Как бы ни были ужасны дементоры, но именно в их присутствии я впервые услышал мамин голос, увидел, как она защищала меня… На деле же оказалось, что заступилась за меня совершенно чужая женщина, по-человечески пожалевшая маленького ребёнка. Риддл, конечно, не знал её имени, но через Снейпа выяснил, что та нянчила меня почти два месяца, в то время как родители предпочитали избегать потенциально опасного дома в Годриковой Лощине.

Понятия не имею, как Джеймс и Лили оправдывались сами перед собой, а я не смог найти смягчающих обстоятельств. Пусть даже Лорд и не собирался с порога бросаться убивающим проклятием, но оставить сына на волю случая и милость главного врага — это перебор.

Видя их почти спокойные лица, я физически почувствовал, как меня охватывает ярость. В том момент я, кажется, даже не понимал, что передо мной не родители, а всего лишь воспоминание, и, не удержи меня Волдеморт на месте, я собственными руками свернул бы дорогим маме и папе шеи. Однако Лорд не дал мне времени на осознание новой информации — картина снова изменилась.

В третьей серии снова был Снейп: жалкий, раздавленный, на коленях… Волдеморт любезно пояснил, что к тому моменту воспоминания Северуса были подчищены, и он был уверен, что его любимая женщина мертва. Вот только Дамблдору, видимо, этого показалось мало, и он вынудил Снейпа поклясться, что тот сохранит в тайне от меня взаимоотношения с Лили Эванс и будет вести себя враждебно.

И снова у меня возникло множество вопросов и, как и раньше, озвучить их я не успел — картина сменилась. Перед моим взором предстал всё тот же директорский кабинет, но в менее презентабельном виде. Судя по всему, это воспоминание датировалось концом моего пятого курса: на это недвусмысленно намекал разгромленный шкаф и поломанные, когда я обвинял Дамблдора в смерти Сириуса, безделушки. Помнится, уходя, я столкнулся со Снейпом перед горгульей и, естественно, не удержался от грубости. Тогда я не обратил внимания, что профессор не снял с меня баллы, не назначил отработку… да он даже замечания мне не сделал! Гибель Сириуса сильно повлияла на меня, как бы я ни относился к профессору зельеварения, я всегда ценил его помощь, но в тот день я обвинял не только себя и директора, но и Снейпа…

Началось воспоминание с того, что Дамблдор многословно рассказывал Снейпу о важности моей миссии, а тот возражал, уговаривая старика не отправлять меня к Дурслям. Я ушам не поверил, когда услышал, как Северус Снейп говорит, что я нуждаюсь в заботе друзей, ведь гибель Блэка стала для меня крахом всех надежд. А вот ответ Дамблдора удивил даже больше, чем информация о живых родителях: с неизменной улыбкой на губах пользовавшийся моим безграничным доверием старик парировал, что Уизли нужно отдохнуть от моего общества, ведь у всех есть отпуск, чем же Рон хуже?

— Пусть мальчик отдохнёт, Северус, — добродушно отмахивался Альбус, — Рональд и так намекал, что его услуги оцениваются слишком дёшево. В конце концов, из-за дружбы с мистером Поттером он вынужден постоянно рисковать здоровьем. Я опасаюсь давить на мистера Уизли, переходный возраст, сам понимаешь. Ещё не хватало, чтобы он, как в прошлом году, отказался от работы…

Меня словно обухом по голове огрели. Рон дружил со мной за деньги?! Да не может такого быть!.. Но внутренний голос настойчиво шептал, что не только может, но почти наверняка так и есть. Рон слишком любил галлеоны, чтобы заподозрить его в порядочности.

Почему-то я сразу же поверил Волдеморту. Я ненавидел его всего фибрами души семь лет, считал его Злом с большой буквы, винил в смерти множества дорогих мне людей, но признавал, что лжи между нами не было. Даже видения на пятом курсе, из-за которых погиб Сириус, — Лорд не лгал. Манипулировал, запугивал, откровенно издевался, но не лгал, я сам додумал то, что он стремился мне внушить. Или просто яростно отмахивался от самой возможности проверить, ведь это было не только рискованно, но и противоречило всему, в чём меня настойчиво убеждали год за годом. К тому же Дамблдор учил меня на примере воспоминаний профессора Слизнорта отличать настоящие картины прошлого от поддельных. То, что сейчас показывал Лорд, было правдой.

Истина — это то, что мы должны принять, став взрослыми. Не приятная успокоительная ложь, а порой отвратительная в своей откровенной наготе правда. Обидно признавать собственную глупость, но я умудрился перепутать врагов с друзьями. Мой лучший друг получал зарплату за время, проведённое со мной. А ненавистный Снейп, которого я семь лет называл не иначе как «сальноволосым ублюдком», напротив, оказался единственным, кого волновало моё душевное состояние.

Наверное, именно в этот момент способность удивляться мне отказала.

Воспоминаний было много. В них были разные годы, разные люди, некоторых я даже не знал, объединяло их то, что все слова и поступки в них были направлены против меня.

Я давно утратил веру в безгрешность Дамблдора, понял, что тот был не истиной в последней инстанции, как мы думали в раннем детстве, а простым человеком. Пусть много знающим и опытным, но человеком. А людям свойственно не только оступаться, но и совершать ошибки вследствие добросовестного заблуждения. Я знал, что директор часто скрывал от меня важные вещи, использовал втёмную, но настолько циничного отношения к своей персоне всё-таки не ожидал. И ладно ещё, если бы он был один, но нет, увиденное очерняло всех людей, что были мне близки.

Когда я вынырнул из Омута памяти, первым порывом было найти родителей. Я даже не могу сказать зачем. В тот момент я не думал о мести, кажется, я вообще тогда не был способен на оценку чужих поступков, просто хотел взглянуть в глаза людям, обрёкшим родного сына на такую судьбу. Волдеморт успокоил меня, сообщив, что Джеймс давно мёртв, по иронии судьбы погибнув в автомобильной аварии в восемьдесят шестом. А вот Лили… Мать была не только жива, но и воспитывала моего родного брата. Более того, после смерти Поттера она снова вышла замуж, родив ещё и дочь.

Это стало последней каплей. Меня выкинули на улицу в самом что ни на есть прямом смысле этого слова, а другие дети живут с моими любящими родителями… Почему? За что? Чем я прогневил богов?..

— Поттер, приди в себя, сейчас у тебя есть более насущные проблемы, чем упиваться жалостью к себе, — Риддлу хватило одного взгляда, чтобы понять, что со мной происходит, и он встряхнул меня, как котёнка. — Ну же, Гарри, ты же никогда не сдавался.

Шок от увиденного был так силён, что даже совершенно не типичные для Волдеморта поведение и слова меня не взволновали. Наверное, он специально взял такой тон, чтобы усыпить мою бдительность; а может, непроизвольно скопировал манеру Дамблдора, зная, что со мной это всегда срабатывало… Или вспомнил собственное сиротское полуголодное детство и пожалел меня — хотя это я, пожалуй, загнул.

— Что тебе от меня нужно?

— Крестраж в тебе. Я извлеку его, и мы станем свободны от пророчества и необходимости продолжать эту бессмысленную борьбу.

— Ты прав, жить мне незачем.

— Глупец! Я вовсе не собираюсь тебя убивать. У тебя начнётся новая жизнь!

Признаться откровенно, я не поверил. Я был совершенно убеждён, что, получив желаемое, он тут же меня убьёт. Однако не помешал Волдеморту перемещать меня в Тайную комнату, проводить ритуал — мне было наплевать. Апатия навалилась многотонной китовой тушей, погребая под собой жажду сопротивления, волю к победе и даже элементарное упрямство, не позволявшее мне сдаваться в прошлом. Раньше я считал, что «разбитое сердце» — это образное выражение, сейчас же понял, что это скорее диагноз: внутри груди что-то сжималось от боли, царапалось осколками, мешало дышать…

Час спустя Риддл удовлетворённо улыбнулся, и я увидел, что он сжимает в руке новый крестраж — ничем не примечательную небольшую статуэтку кошки.

Ощущение было такое, словно с меня сняли жгуты, долгие годы сдавливающие мои руки, ноги, шею, голову, грудь… Вокруг меня искрилась магия, цвета стали ярче, лёгкие заполнил свежий воздух… А главное, боль в груди пропала.

— Гарри, ты свободен, — улыбка Волдеморта больше не пугала, наоборот, она смотрелась уместно и вызывала желание улыбнуться в ответ.

Я не понимал, что со мной происходит. Может, я сошёл с ума, но Том Риддл больше не казался мне монстром, великим Злом — скорее, просто уставшим от бессмысленной борьбы человеком. После ритуала с его лица пропала трупная бледность и нечто, подозрительно напоминающее чешую; длинные пальцы больше не напоминали кости, обтянутые кожей; даже лысый череп хоть и не покрылся роскошной шевелюрой, но приобрёл пушок… Но самые серьёзные изменения затронули его глаза. Больше не было пугающего багрового цвета, они приобрели красивую, но вполне обычную синеву… Несколько секунд я разглядывал новый облик Волдеморта, а потом всё-таки неуверенно растянул губы в ответной улыбке.

— Мы оба свободны, — добавил он, удовлетворённо кивнув. — Выполни предназначение, доиграй пьесу до конца. Людям нужно своими глазами увидеть, что Зло повержено, иначе они не поверят. После того, как ты «окончательно убьёшь» меня, начнётся новая эпоха.

Том был прав. Раз он решил уйти со сцены в тень, для Англии на самом деле начнётся новая эпоха — мирная. Без него и Альбуса Дамблдора, двух пауков-гроссмейстеров, оплётших страну своей паутиной, жертвующих сторонниками в попытках прибрать к рукам власть и занять «трон», люди смогут не бояться завтрашнего дня.

Я понимал это, но как-то отвлечённо. Может быть, именно в тот самый момент тихо и незаметно скончался мой внутренний ребёнок. Тот самый, что готов был спасать незнакомых людей, рискуя собственной жизнью, тот, кто считал Рональда Уизли братом, тот, кто восхищался Дамблдором. Сейчас меня почти не волновало, что будет с защитниками Хогвартса, Пожирателями смерти и всей Великобританией, в гораздо большей степени меня интересовало, кто из моих так называемых друзей предал меня. Рон — это точно. Может, я и идеализировал близких, но у Рона было слишком много недостатков, чтобы даже слепая дружба их полностью скрыла. Уизли был дико завистлив. Лучшая оценка, новая мантия, лишнее объятие Гермионы — он на всё болезненно реагировал. На первых курсах я отказывал себе во многом, лишь бы не обижать его, а потом просто научился скрывать вещи, которые могут вызвать зависть. Хотя, конечно, платы за дружбу я не ожидал.

Гермиона? Её предательство под сомнением. Нет, показанные воспоминание и её выставляли в не лучшем свете, но… Ну не хотел я в это верить! Внутренний голос жестоко напоминал о каждом подозрительном случае, которые теперь, после просмотра воспоминаний, представали в абсолютно ином свете. Раньше это были подозрения, и я вполне успешно от них отмахивался, но сейчас…