Золотая Грива

Прощание с Золотой Гривой

В этот день Горка просыпается в непривычное для себя время – за несколько минут до восхода солнца.

Грустно Горке. В груди поднывает. Он идёт к реке, где в погожие дни умывался или купался под старой развесистой берёзой. Ствол её в наростах, шершавых задирах коры и зазубринах. Горка нежно поглаживает его ладошкой. Берёза роняет ему на голову несколько жёлтых листьев

– Я уезжаю сегодня, прощай.

На реку он приносит с собой Славин парусник, который решает отправить в дальнее плаванье. Для этого Горка утяжелил киль, чтобы кораблик мог подняться как русская игрушка Ванька-встанька, если его вдруг повалит набок крутая волна или ветер. Матерчатый парус заменяет белым пластмассовым, на котором выжигает раскалённым гвоздиком фразу: «Иду на Тихий океан, к папе». Если вдруг кораблик попадёт в чьи-нибудь руки, то вряд ли кто посмеет не отправить его в дальнейшее плаванье.

Горка отпускает кораблик на поверхность реки и следит за ним до тех пор, пока он не скрывается из виду. Река продрогла за ночь, дышит парком, стелющимся над её поверхностью. Горка черпает воду ладонями и умывает лицо.

– Я уезжаю от тебя, Хрусталинка, до свиданья. Спасибо тебе! И всем вам, – он оглядывает пространство перед собой, – тайга, горы, травы.

Из-за сопки показывается светлый огненный диск. Горка жмурится и прикрывает рукой глаза. До следующего лета он уже не сможет встречаться с солнышком каждое утро. В городе оно появляется над высотными зданиями только в половине дня, когда находится в зените. И уже не будет радости бытия, которая появляется с восходом. Верно говорит баба Лина: «Кто с солнышком встаёт, у того душа поёт».

Всем существом своим, может быть ещё полностью не осознавая, Горка чувствует, что уже не сможет жить без этого мира никогда. Он будет томить и звать его особенно в свинцовые минуты тревог, потрясений и тоски.

Теперь его цепкую память станут будоражить цвета небесной радуги, появляющейся после дождя, алые восходы и заходы солнца, зелень сосновых боров в зимние трескучие морозы, блескучие зеркала застывших водоёмов, режущая глаза белизна первозданного снега, таинственная темень речных и озёрных омутков. А как могут забыться изумительные, ни с чем несравнимые запахи скошенной и подсыхающей травы, придорожной полыни, сгоревшей в костре сухой берёзовой коры, парной земли, омытой тёплым ливнем и обласканной добрым солнцем.

Днём Горка идёт прощаться с ребятами-соболятами и долго пьёт у них чай с ватрушками.

А вечером уже нужно ехать в город – встречать маму. Закапризничала погода: то заморосит дождиком, то проглянет солнцем. Тогда железные крыши построек и заборы начинают парить, а трава на Золотой Гриве –вспыхивать серебряными искрами и сверкать разноцветными огнями.

Горка плачет. Слёзы крупные, горячие, искренние.

– Не хочу! Не поеду! Отстань от меня!

– Горушка, дорогой мой внучек, – успокаивает его баба Лина, – нужно ехать: мама прилетает, в школу скоро …

– Я не хочу с тобой расставаться! Я тебя люблю, и Хрусталинку, и тайгу!

– Мы от тебя никуда не денемся! Ты на каникулах день будешь приезжать ко мне в гости. Отдыхать здесь, набираться сил. А я … а мы все, – баба Лина обводит рукой пространство, где изба, двор, тайга, чистое синее небо с белобокими облаками, – будем тебя ждать. Представляешь, какое это счастье – ждать встречи с любимыми людьми!

Подъезжает такси. Бабушка садится на переднее сиденье, а Горка на заднее. Он встаёт на колени и смотрит в окно. У него слёзки на колёсках. При взгляде на внука появляются они и у бабы Лины.

– Ничего, Горушка, ты же уезжаешь не навсегда.

Но Горке всё равно не хочется расставаться с Золотой Гривой. Шестым, ещё неосознанным чувством он понимает, что навсегда расстаётся с беззаботным детством. Назойливый горький комок подпирает горло и норовит вышибить из глаз ручеёк с рыдающим звуком.

Машина делает крутой поворот на шоссе, и посёлок скрывается за стеной деревьев. С их веток падают крупные капли снова заморосившего дождя и растекаются по стеклу. Что-то горячит сердце и разливается в груди Горки. Он ещё не знает, что эта тёмная грусть превращается в чувство светлой, счастливой печали – верной и необходимой спутницы всей его дальнейшей жизни.