Разгром линии Маннергейма

Пленные

Финны молчат. Их много, и все пришибленные, потерянные. Молчим и мы. Вдруг откуда-то сверху косогора раздается тонкий, с восторженноистерическими нотками, голос:

— Я швед!.. Я швед!.. Я швед!..

Оборачиваемся: от верхней землянки спускается к нам по косогору молодой человек, лет двадцати пяти, в легком пальто, в шляпе, в ботиночках с острыми лакированными носками. Идет, приплясывая от холода, руки подняты вверх, а сам заискивающе улыбается и все повторяет:

— Я швед!.. Я швед!.. Я швед!..

Подошел, оглядывается, кому бы сдаться в плен. Красноармейцы с ненавистью смотрят на этого хлыща в лакированных ботиночках. Из добровольцев, должно быть. Добровольцем против нас, советских людей, пошел… Бродяга!

Увидев, что ни сочувствия, ни одобрения не встречает, швед некоторое время сконфуженно топчется на месте под суровыми взглядами людей, потом, желая, видимо, тронуть наши сердца, опять произносит:

— Я швед…

— Замолчи! — обрывает его красноармеец. — Не швед ты, а дерьмо. Всю свою нацию опозорил…

Финны улыбаются. Должно быть, и они не особенно в ладах с этими молодчиками, завербованными за границей.

По косогору разносится запах кухонь. Красноармейцы подходят к кухням с котелками и возвращаются к землянкам в клубах дымящегося борща, с буханками только-что выпеченного вкусного армейского хлеба.

В группе пленных — движение. Лица финнов вытягиваются, глаза с жадностью смотрят на хлеб, борщ. Многие протягивают руки, просят сдавленным голосом:

— Хлеба, товарищ…

Командиры распорядились накормить пленных. Им дали по котелку борща, дали хлеба, шпику, чаю, сахару.

Как они ели! Руки пляшут, глаза воровато снуют. Им словно не верится, что в руках у них хлеб — настоящий хлеб!

И тут вдруг прибывает к нам командир 3-го батальона капитан Кравченко. С ним красноармейцы, у них тюки финских листовок и прокламаций. 3-й батальон, оказывается, заночевал в даче какого-то русского эмигранта. В подвалах дачи красноармейцы обнаружили финскую военную типографию, печатавшую «обращения к красноармейцам», листовки, прокламации.

А «обращения» эти и листовки вот какие. На одной напечатано жирным шрифтом:

«Красноармейцы! Поворачивайте штыки в землю, сдавайтесь в плен. Мы вас будем кормить маслом, сыром, шоколадом… Пленные красноармейцы получат по стакану вина в день…»

Смотрим на листовки, на пленных финнов, поедающих наш борщ и хлеб. Думаем: этакая ирония судьбы! Нам предлагают масло, сыр, шоколад, вино, а сами рады кусочку нашего хлеба. Тьфу!

Финны позавтракали, просят закурить. Вспоминаем про листовки, становится противно. Но, думаем, не эти люди печатали листовки. Эти — обманутые, они поддались на гнусную шовинистическую пропаганду своих поработителей, не знали, что делают. Вытаскиваем папиросы, угощаем:

— Курите… Да вперед умнее будьте. Не против нас воевать вам надо, а против своих господ, против тех, кто обманывал вас, кто ожесточил вашу душу…

Курят, улыбаются…