Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе

Мертвец на плоту

Один человек умер. По пути к лестнице я прошел мимо него. Ноги ужасно болели. Тем человеком оказался Филлипс. По-моему, он умер на плоту от изнеможения и переохлаждения. Перед катастрофой он был всецело поглощен работой. Он держался, пока кризис не миновал, а потом не выдержал, наверное.

Правда, тогда я еще этого не сознавал. Я почти ни о чем не думал. Начал подниматься по веревочной лестнице. Ноги болели нестерпимо, но я добрался доверху и увидел протянутые ко мне руки. Следующее, что я помню, — я лежу в каюте и надо мной склонилась женщина. Я чувствовал, как она убирает мои волосы от лица и протирает лицо.

Кто-то что-то делал с моими ногами; в рот мне влили спиртное. Кто-то подхватил меня под мышки. Потом меня отнесли вниз, в госпиталь. Наверное, дело происходило рано утром. В госпитале я пролежал почти до ночи, а потом мне сказали, что радист «Карпатии» «странно себя ведет», и спросили, не могу ли я помочь.

После того я уже не выходил из рубки, поэтому не знаю, что происходило у пассажиров. Я не видел ни миссис Астор, ни других. Я только работал в рубке и передавал сообщения. Работа не прекращалась. Кроме того, работа помогала заглушить боль; мне казалось, что она связывает меня с миром друзей и с домом.

Мог ли я тогда отвечать на вопросы прессы? Иногда я принимал сообщения репортеров и слышал расспросы — их интересовали всевозможные подробности. Начав принимать такое сообщение, я думал о бедных людях, которые ждали, чтобы передали их сообщения, и надеялись получить ответы.

Я отключал запросы прессы и передавал только личные сообщения. По-моему, я поступил правильно.

Если бы на «Честере» был нормальный радист, я работал бы с ним дольше, но он ужасно действовал мне на нервы своей невыносимой некомпетентностью. Я по-прежнему передавал личные сообщения, когда пришли мистер Маркони и представитель «Таймс». Меня попросили об интервью.

Оставалось передать еще около ста сообщений. Я хотел бы отправить их все, потому что мог спать спокойнее, зная, что все сообщения дошли до адресатов. Но меня ждал санитар скорой помощи с носилками, и мне пришлось отправиться с ним. Надеюсь, ноги мои скоро заживут.

Оркестранты вели себя благородно. Я впервые услышал их, когда мы еще отправляли радиограммы; мы узнали мелодию регтайма. В последний раз я видел оркестрантов на палубе, когда плыл по морю в спасательном жилете; оркестр стоял на палубе и исполнял «Осень». Не представляю, как им это удавалось.

Оркестр и Филлипс, который продолжал передавать сообщения после того, как капитан велел ему спасать свою жизнь и думать о себе, — вот две вещи, которые я буду помнить до конца жизни.