Сердце черного замка

Даже на таком расстоянии от девушки вело теплом. Так греет июльское солнце, если выйти раздетым в полдень, лечь на траву, раскинув руки и впитывать жар нагретой земли спиной, и солнечных лучей грудью. Когда выдавались погожие дни, Риэрн так и делал.

Марта сидела так близко, что теперь шепот ее легко достигал ушей.

— Долго ты спал, маленький, что это за дрянь к тебе привязалась, давай скинем ее, а? Смотри, ты красивый какой. Как только избавишься от черноты, сможешь цвести в полную силу. Трудно одному, знаю. Так ведь я рядом. Мы справимся вместе, — рука ее дрогнула.

"Не справишься", — обреченно подумал маг. Видел, что не хватит у нее сил. Потянулся, поймал руку, едва задев колкий лист цветка. Марта вздрогнула, но вырываться не стала. Повинуясь порыву, который и сам себе не мог бы объяснить, Риэрн приложил дрожащие пальцы к груди, прямо поверх вязаного свитера, отчаянно желая отдать ей часть своей силы. Марте удалось пошатнуть его веру, что люди подлые, жадные до денег и власти, расчётливые и испорченные создания. С пару месяцев назад в замок зашла девица примерно ее же возраста. Предложила себя в обмен на деньги. Открыто предложила, а получив хотела ещё. Забрать нажитое, правда, так и не смогла. Сгинула. Марта тоже пришла в замок в просьбой, но корысти в ней не было. Напротив, готовая платить за цветок собой, она отдавала куда большее чем изначально просил хозяин леса… Вместо тела, селянка позволяла луноцвету высасывать из себя свет и жизнь. Делилась щедро, не жадничая, не имея гарантии и при этом не торгуясь. Самоотверженная, открытая и такая теплая. Готовая умереть за того, кого любит. Этим тоже Марта напоминала ему мать.

Риэрн не хотел ей смерти, напротив жаждал спасти, пусть и не мог. Мать могла легко кормить цветы в розарии, потому что каждый раз получала от отца силу. Впитывала тьму, превращая теплом сердца в свет. И отдавала всему кругом. С Мартой так не выйдет. Она не его женщина. Не она потерянное сердце замка. Просто не может им быть, как бы ни хотелось обратного.

Даже зная все это, маг прикрыл глаза, концентрируясь на лежавшей между свитером и его ладонью руке. Ни о чем другом все равно не думалось в этот момент. Ошалелое от ее близости сердце гулко билось в ребра, желая выпрыгнуть из груди аккурат в чужие, неласковые к нему руки. Тьма первичной магии клубилась внутри, но не находила выхода, не тянулась к рукам Марты и не желала ее спасать.

"Бери же, бездна!" — все больше раздражаясь мысленно уговаривал маг, но ничего не происходило. Тьма только бунтовала внутри, сильнее вымораживая давно уж почерневшую и заледенелую его душу.

Риэрн открыл глаза. Марта смотрела на него озадаченным взглядом, обращённое к цветку тепло пропало из зрачка и сразу же захотелось отшатнуться, чтобы колючий ее взгляд не обдал дрожащее тело дополнительной порцией мороза.

— Для всех у тебя есть доброе слово, Марта, — без привычной насмешки, тихо заключил маг. — Для старого слуги, для бездушной ветки. А для меня не нашлось, выходит.

Вздохнув, Риэрн выпустил застывшую ее ладонь.

— Аэрн за тобой придет. Не засиживайся. — Голос его, глухой и тяжёлый, оборвался в вихре портала. Марта осталась одна.

МАРТА

Оранжерею наполнила давящая тишина. Марта не шевелилась, смотрела в пустоту, туда где только что стоял маг. Рука, захваченная им в плен почему-то замёрзла и теперь, заброшенная, холодила бедро даже сквозь ткань платья.

Марта не понимала, что происходит. Когда Риэрн подсел рядом, она напряглась, не зная, что ожидать от убийцы. Вчерашний сон, теперь казалось, что даже не сон, а видение, не давал покоя. В ушах звенел крик женщины, умолявшей сына не убивать, а черные пятна на растениях напоминали смертельное проклятие, кляксой распрлзавшееся по ткани светлого платья.

Маг вдруг внезапно схватил Марту за руку. К удивлению, пальцы его, жёсткие и почти ледяные держали твердо, но не причиняли боли. Всего секунда Марта ощутила под ладонью колкую шерсть свитера. Такие вязала из овечьей пряжи бабушка Мерге, жившая через три дома от них с матушкой. У Марты тоже имелась шаль из этой же нитки.

Толстая ткань пульсировала в такт биению сердца. Конечно, наличие у Риэрна сердца не новость. Марта знала прекрасно, что без этого органа не живут и понимала, что звавшие мага бессердечным выражались метафорически. И все же одно дело знать, что сердце есть и другое чувствовать кожей, как стучится тебе в ладонь, как молотит в дверь заплутавший путник.

Мужчина прикрыл глаза, а Марта все смотрела в напряжённое лицо и не могла понять, что происходит и зачем. Если он хотел получить плату за цветок, так ведь не с того начал. Марта слышала от селянок, как бывает и происходящее совершенно не походило на заигрывание и приставание.

Маг будто застыл, лицо его окаменело, только скулы рябили от напряжения мышц и чуть дрожали крылья носа. О чем думал он, настойчиво, сильнее вжимая в свою грудь ее неподвижную ладонь? Чего ждал от нее, от Марты?

Она хотела понять, но умные мысли не лезли в голову. Только лицо женщины из сна. Теперь, рассматривая его, сидящего так близко, Марта замечала их схожесть. Одинаковые брови, высокая линия скул. У Риэрна чуть шире, что придавало лицу рубленную жесткость линий. Губы, плотно сжатые, от этого чуть темнее обычного, маг тоже унаследовал от матери.

"Как же ты мог поднять на нее руку? Как теперь живёшь, глядя каждый день в зеркало и видя там ее черты? Каким чудовищем надо быть, чтобы совершить подобное? Что могло сделать тебя чудовищем? Магия? Жажда власти?"

Не походил он ни на безумца, ни на мечтавшего о покорении мира. Сейчас так вообще казался обычным вполне человеком. Усталым и одиноким. Ещё бы, живут вдвоем со слугой в этой глуши, ни людей не видят, ни мира. Почему не выходят у людям, если жаждут власти? Что-то в этой истории не сходилось… Марта нахмурилась, едва заметно пошевелив пальцами. От руки мага холодило все сильнее и холод этот уже передался ей тоже.

"Вечно ты всем находишь сочувствие, глупая Марта", — голосом отца прокатилось в голове. Марта дернулась, пошатнувшись. В самом деле, чуть не позволила себе проникнуться теплом к чудовищу и отцеубийце. Совсем одурела. Конечно, всему виной жуткая головная боль. В ушах звенело, казалось кровь бьёт в виски и вот-вот прорубит черепную коробку, фонтаном вырвавшись наружу.

Маг открыл глаза, как раз когда Марта попыталась вырвать руку в отчаянном желании стиснуть виски, чтобы не дать им расколоться на часть. Риэрн хмыкнул, лицо это потемнело. Выпустив ее руку, маг чуть качнул головой. Голос его обычно насмешливый, звучал безжизненно сухо, а слова вообще не сразу дошли до охваченного болью сознания.

Он что упрекал ее в отсутствии сострадания?! К нему? С какой стати, спрашивается. Разве кто-то вроде него заслуживал хоть толику сочувствия и приятия? Марта смотрела и смотрела в поглотившую Риэрна пустоту. Та вдруг расплылась, замылившись. Щеки тронуло влагой.

"Слезы", — подумала Марта, озадаченно проведя по лицу ладонью. — "Надо же". В груди что-то тоскливо ныло. Разум кричал, что она должна бояться хозяина здешних мест, ненавидеть его, но… Марта не ощущала ни страха, ни ненависти. Сама не могла объяснить, почему так.

Прокручивая вновь в голове брошенную обвинением фразу мага, Марта мяла в руках подол платья, пытаясь не разряжаться окончательно. Так это все было глупо. Чего, спрашивается, так тошно на душе. Ладно бы из-за страха умереть, так и не получив цветок. Или от обиды, что не сможет спасти мать. От переживаний, что даже проститься с ней не сможет. Все это казалось вполне логичными причинами для слез, но Марта плакала совсем по иной причине.

Теперь ей казалось, глупо и совершенно необъяснимо, что маг ждал чего-то, отчаянно в чем-то нуждался. Не требовал, не брал силой, а ждал. Припоминая его взгляд, Марта уже надумала себе и осуждение, и разочарование и затаенную боль. Всего этого просто не могло быть в бессердечном, бездушном чудовище. Она это, конечно, придумала, чтобы не бояться находиться с магом в одном доме. Просто глупые девчачьи выдумки для спасения собственной психики. Осталось только убедить себя в этом, вновь призвав в соратники логику и расчет.

"Кого ты обманываешь, Марта. Ты никогда не жила логикой, всегда только сердцем. Сколько раз сама же от этого страдала".

— Трудно тебе придется, дочка, — поглаживая длинные светлые волосы, причитала мать. — Слишком добрая ты для этого жестокого и алчного мира. Как бы людская подлость не раздробила твое всепрощающей сердце.

"Мама, мамочка… Как же не хватает тебя рядом, родная. Рук твоих теплых, нежных объятий и мудрых советов. Ты только держись, любимая моя. Я все сделаю. Последнюю каплю жизни отдам лишь бы спасти тебя. Дождись меня, мамочка". Почти не видя ничего от слез, дрожа и стискивая зубы от боли, Марта вновь потянулась к цветку.

— Ешь, хороший. Ешь, сколько нужно. И расти скорее, — губы едва раскрывались, слова больше походили на шелест ветра, чем на человеческую речь. Перед глазами все плыло, а Марта боялась только одного: повредить только-только набиравшиеся соком побеги цветка.

Придя в оранжерею, Аэрн нашел девушку без сознания.