Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

I

Важнейшим пунктом в планах Германской национал-социалистической рабочей партии стоит завоевание для Германии Lebensraum{2}, т. е. территории настолько обширной и богатой природными ресурсами, чтобы иметь возможность жить в изоляции и иметь уровень жизни не ниже, чем в любой другой стране. Очевидно, что эта программа, представляющая собой вызов и угрозу для всех других народов, не может быть реализована иначе, как при установлении Германией своей гегемонии во всем мире.

Ни социализм, ни тоталитаризм, ни национализм не являются отличительными признаками нацизма. Сегодня во всех странах «прогрессисты» жаждут заменить капитализм социализмом. Пребывая в состоянии войны с германской агрессией, Великобритания и США шаг за шагом перенимают немецкую модель социализма. Общественное мнение обеих стран абсолютно уверено, что во время войны всестороннее государственное регулирование экономики неизбежно, а многие видные политики и миллионы избирателей решительно намерены и после войны сохранить социализм в качестве нового общественного порядка. Ни диктатура, ни насильственное подавление инакомыслящих не являются исключительными чертами нацизма. Они характерны для советской политической системы и в силу этого поддерживаются по всему миру многочисленными друзьями современной России. Национализм, являющийся, как будет показано в этой книге, следствием государственного вмешательства в экономику, в наше время определяет внешнюю политику всех стран. Для нацистов как таковых характерна особая разновидность национализма – стремление к завоеванию жизненного пространства.

Эта цель нацистов в принципе не отличается от целей старых немецких националистов, самая радикальная группа которых в тридцатилетие, предшествовавшее Первой мировой войне, называла себя Alldeutsche (пангерманисты). Именно эти амбиции втравили кайзеровскую Германию в Первую мировую войну, а через 25 лет стали причиной Второй мировой войны.

Программу Lebensraum нельзя вывести из идеологии или прецедентов истории Германии последних пяти столетий. Как и у всех других народов, у немцев были свои шовинисты. Шовинизм не следует смешивать с национализмом. Шовинизм заключается в завышенной оценке достоинств и достижений своего народа и пренебрежении к другим народам; сам по себе он не ведет ни к каким действиям. Национализм же представляет собой проект политических и военных действий и попытку его реализации. История Германии, подобно истории других стран, знает правителей, жаждавших завоеваний, но эти императоры, короли и герцоги стремились к богатству и власти для себя и своего рода, а не к жизненному пространству для своих народов. Агрессивный германский национализм – феномен последних 60 лет. Он порожден современной экономикой и экономической политикой.

Не следует смешивать национализм и со стремлением к народному правительству, национальному самоопределению и политической независимости. Когда в XIX в. немецкие либералы стремились вместо тирании 30 с лишним мелких правителей создать единую демократическую Германию, они не вынашивали враждебных замыслов против других народов. Они хотели избавиться от деспотизма и установить парламентское правление. Они не мечтали о завоеваниях и территориальной экспансии и не намеревались включить в состав задуманной ими единой Германии польские и итальянские территории, завоеванные их правителями. Напротив, они сочувствовали стремлению польских и итальянских либералов к созданию независимых демократических государств в Польше и Италии. Немецкие либералы мечтали о повышении благополучия немецкого народа, но не считали, что их народу пойдет на пользу угнетение других народов и причинение вреда иностранцам.

Национализм не тождественен и патриотизму. Патриотизм направлен на обеспечение благоденствия собственного народа, его процветания и свободы. Национализм – лишь один из методов, предлагаемых для достижения этих целей. Но либералы утверждают, что рекомендуемые национализмом методы непригодны и что их применение не только не приведет к поставленным целям, но, напротив, окажется бедствием для народа. Либералы также являются патриотами, но их представления о величии и правильных способах достижения национального процветания решительно отличаются от того, что предлагают националисты. Либералы рекомендуют режим свободной торговли, международной специализации, сотрудничества и дружбы между народами не из заботы об иностранцах, а ради счастья собственного народа.

Национализм пытается обеспечить благополучие для всего народа или отдельных групп граждан за счет причинения вреда иностранцам. Самый известный метод современного национализма – дискриминация иностранцев в сфере экономики. Иностранные товары не допускаются на рынки страны вовсе или лишь с уплатой таможенных пошлин. Иностранным гражданам запрещено выступать в качестве конкурентов на отечественном рынке труда. Иностранный капитал подлежит конфискации. Если обиженная сторона чувствует себя в силах с помощью оружия добиться отмены мер, вредящих ее собственному благополучию, война станет естественным результатом экономического национализма. Государственная политика образует единое целое.

Внешняя и внутренняя политика тесно связаны между собой, они влияют друг на друга и образуют единую систему. Точно так же как свободная торговля была дополнением режима внутренней экономической свободы, экономический национализм является следствием современной внутренней политики вмешательства в экономику и государственного планирования. Внутренняя экономическая свобода может сочетаться с протекционизмом, но в ее отсутствие протекционизм неизбежен. Власть правительства ограничена территорией страны. У него нет возможности напрямую влиять на ситуацию в других странах. В условиях экономической свободы иностранная конкуренция может, пусть даже на короткий срок, помешать успеху государственного вмешательства в дела отечественных предприятий. Если внутренний рынок до известной степени не изолирован от иностранных рынков, ни о каком государственном регулировании не может идти речи. Чем дальше страна зашла по пути государственного регулирования и регламентации, тем ближе она к экономической изоляции. Международное разделение труда начинает вызывать подозрения, поскольку ограничивает полноту власти правительства. Тогда внутренняя экономическая политика тяготеет к автаркии; таков результат стремления к главенству государства в экономических вопросах.

В мире свободной торговли и демократии нет стимулов для войн и завоеваний. В таком мире не имеет значения обширность территории, на которую распространяется государственный суверенитет. Граждане такой страны не получают никаких выгод от присоединения соседних территорий. Благодаря этому территориальные конфликты могут рассматриваться беспристрастно; можно без особых душевных терзаний проявить справедливость по отношению к требованиям других народов о самоопределении. В условиях свободной торговли Великобритания щедро предоставляла своим заморским колониям статус доминионов, т. е. фактической автономии и политической независимости, и уступила Ионийские острова Греции. Швеция не прибегла к военной силе, чтобы предотвратить отделение Норвегии; королевский дом Бернадоттов утратил норвежскую корону, но рядовым гражданам Швеции было безразлично, является ли их король также и сувереном Норвегии. В эпоху либерализма люди верили, что плебисциты и решения международного трибунала способны мирно разрешать все международные конфликты. Считалось, что еще предстоят отдельные войны и революции, потому что необходимо сокрушить последних тиранов и разрушить сохранившиеся торговые барьеры. Но когда эта цель будет достигнута, причины для войн исчезнут. Человечество сможет направить все силы на повышение всеобщего благосостояния.

Но, предаваясь описанию благоденствия в мире либеральной утопии, филантропы не заметили усиления новых идеологий, приготовившихся вытеснить либерализм и утвердить новый порядок, чреватый антагонизмами, для которых не удастся найти мирного решения. Они не увидели этого, потому что рассматривали новые умонастроения и политический курс как продолжение и воплощение основных принципов либерализма. Антилиберализм завладел общественным мнением под личиной истинного и подлинного либерализма. Сегодня псевдолибералы поддерживают программы, совершенно несовместимые с принципами и доктринами старого либерализма. Они поносят частную собственность на средства производства и рыночную экономику, восторгаясь тоталитарными методами управления экономикой. Они требуют создания всемогущего государства и прославляют любые меры, усиливающие власть чиновничества и правительственных агентств. Они объявляют реакционером и экономическим роялистом каждого, кто не разделяет их страсть к регламентации.

Самозваные либералы и прогрессисты искренне убеждены, что являются истинными демократами. Но их представление о демократии совершенно противоположно тому, которое существовало в XIX в. Путая демократию с социализмом, они не только не видят того, что демократия и социализм несовместимы, но еще и верят, что социализм – это и есть подлинная демократия. Из-за этой ошибки они рассматривают Советскую власть как разновидность народного правления.

Европейские правительства и парламенты уже более 60 лет стремятся стреножить рынок, установить контроль над экономикой и подавить капитализм. Беспечно игнорируя все предупреждения экономистов, они возвели торговые барьеры, поощряли политику кредитной экспансии и дешевых денег и взяли курс на возобновление политики регулирования цен, установления минимума заработной платы и субсидирование отдельных отраслей и предприятий. Они превратили налогообложение в инструмент конфискации и экспроприации и провозгласили безудержные государственные расходы лучшим способом увеличения богатства и повышения благосостояния. Но когда неизбежные последствия такой политики, изначально предсказанные экономистами, стали очевидными, общественное мнение обвинило в этом не свою излюбленную политику, а капитализм. В глазах публики главной причиной экономической депрессии, безработицы, инфляции и роста цен, монополизма и пустой растраты ресурсов, социальных волнений и войны является не антикапиталистическая политика, а капитализм.

Роковой ошибкой, которая сорвала все планы сохранения мира, было именно непонимание людьми того, что только в мире чистого, совершенного и нестесненного капитализма отсутствуют стимулы для агрессии и завоевания. Президент Вильсон руководствовался идеей, что к войне склонны лишь самодержавные режимы, а демократии, не имея возможности извлечь какие-либо выгоды из завоеваний, склонны к миру. Президент Вильсон и другие основатели Лиги наций не поняли того, что эта идея верна только при условии частной собственности на средства производства, свободного предпринимательства и нестесненной рыночной экономики. Где нет экономической свободы, там все совершенно иначе. В современном мире этатизма[2],{3}, где каждый народ стремится к изоляции и автаркии, нельзя утверждать, что человек не получает никакой выгоды от завоевания. В наше время торговых и миграционных барьеров, валютного контроля и экспроприации иностранного капитала война и завоевания могут доставить массу выгод. Почти каждый гражданин кровно заинтересован в противодействии политике иностранных государств, которая может ущемить его материальный интерес. Поэтому нет ничего удивительного в том, что почти каждый гражданин хочет видеть свою страну сильной и могущественной: он рассчитывает получить выгоду от ее военной мощи. Расширение территории, на которую распространяется суверенитет его правительства, означает по меньшей мере, что иностранные правительства больше не смогут причинять ему ущерб.