Трудные дети

Глава 2.

Я не люблю отчитываться в своих решениях и поступках. Попахивает желанием контролировать, что я не люблю еще больше. В конце концов, мне все равно придется каяться когда-нибудь перед богом, ему и расскажу. Если он есть, конечно. (Марат)

Марата я никогда не понимала. Ну, это я загнула, конечно, но в то время он был для меня самым непонятным и загадочным человеком из всех, с кем я когда-либо сталкивалась. С другой стороны и неудивительно - среди таких, как я, никто с ним не мог сравниться ни в уме, ни в хватке. И никого я не презирала и не ненавидела сильнее, чем этого чечена.

Я не понимала мотивов его поступков. Ладно, допустим, он вроде как меня подлечил и накормил, но что бы после этого сделал обычный человек? Правильно - он бы выкинул меня за шкирку и забыл обо мне как о страшном сне. И я мечтала о таком раскладе.

Иногда попадались такие люди, как Марат. Нет, таких, конечно, не шибко много было, я имела в виду, что человек мог подкормить такую бродяжку как я, всплакнуть над ней и пожалеть. Но на этом душевный порыв, как правило, заканчивался, вручалась мелочь и закрывалась дверь. Доброе дело сделали, человеку помогли, себя личностью почувствовали - а дальше все. Адью, как любил поговаривать один знакомый Марата.

И я надеялась, что этот большой чечен окажется человеком такого рода. Тогда я еще не знала, что Марат никогда не останавливается на полпути, и если что-то задумывает, то идет до конца, не обращая внимания на средства. Это еще одна отрицательная черта его характера, в моих глазах вызывавшая уважение.

Так вот, тогда я Марата совсем не знала и слепо ненавидела, как только может ненавидеть дикое животное, внезапно лишившееся дорогой свободы. И сначала молчала, ожидая, когда милосердие чурки иссякнет. Оно не иссякало, совершенно. Я ждала момента, когда он покинет квартиру, хоть на пять минут, и меня в его доме уже не было бы. Но он куда-то позвонил по черному, неприятно дребезжащему телефону, о чем-то договорился и в итоге безвылазно просидел на хате, не оставляя меня одну буквально ни на минуту.

— Че тебе от меня нужно?

Жизнь на улицах научила меня быть осторожной, по возможности собранной и недоверчивой. На рожон я не лезла и неприятностей на пятую точку не искала, справедливо опасаясь своего тюремщика. Но даже моему терпению приходил конец. Я не могла находиться под наблюдением, не могла подчиняться и сидеть в осточертевшей комнате. И пусть тут было тепло, была еда и горячая вода с постелью, я хотела вырваться на свободу. Вырваться на улицу, которая была понятней и привычней, чем эти четыре стены. Вырваться и снова попасть к тем людям, которых понимала и с которыми могла разобраться по-свойски, ясными для всех методами. Я начала огрызаться.

Марат лишь лениво поворачивал голову, оглядывал меня с головы до ног и дергал плечом, неизменно усмехаясь при этом.

— Что у тебя есть? Не смеши меня.

— Тогда зачем ты меня удерживаешь?

— Потому что могу.

Я разрывалась в грязных, непристойных ругательствах, психовала, кричала на него и пыталась вырваться. И неизменно наталкивалась на отпор, всегда превосходивший мои силы. Я увеличивала натиск - Марат увеличивал отпор. И всегда так лениво, будто нехотя. Будто я не стоящая внимания муха, нудно жужжащая над ухом.

— Ты маньяк? Сутенер? Извращенец? Псих?!

Марат меня отучивал ругаться. Во всяком случае, на него. И отучивал тем единственным способом, который я понимала и признавала - силой. За каждое оскорбление я получала - не то чтобы так больно, скорее, обидно. Тумаки, подзатыльники…Не в них дело даже. Дело в том, что таким образом мне Марат указывал место, строил персональные границы, за которые заступать мне запрещалось. Кому бы это понравилось?

Но я была сделана из другого металла, по крайней мере, искренне так считала. Я пыталась взять его измором, победить, достать, в конце концов. Я перестала кричать. Он думал, что я успокоилась. Наверное, так он и думал. Но я не собиралась успокаиваться. Я хотела на свободу.

Мы оба были на кухне. Ели. Я сидела с краю и возила ложкой по уже пустой тарелке. Марат что-то читал.

— Я хлеб порежу.

Рывком встала и, стараясь вести себя спокойно и обычно, потянулась к подставке. Но сначала хлеб. Открыла резную хлебницу, вытащила батон - и все это под пристальным и изучающим взглядом Марата. Неприятно, когда твои малейшие действия рассматривают как под микроскопом. Но сейчас многое зависело от моего спокойствия - и я была спокойна.

Раз, два, три…Туповат ножичек. Вот тебе и чечен. А ножей острых в доме и нет. Мужик, называется.

— Ты уснула? - Марат выдернул меня из размышлений.

— Нет. Я хлеб режу.

— Там был маленький кусок.

— Ножи тупые.

Мужик затих.

Это был самый напряженный момент. Если все получится…Нет, у меня обязательно все получится. Я маленькая, юркая, с ножом управляться умею. Он неповоротлив, он не ожидает моей атаки, а значит…я наконец-то сбегу.

Стремительно развернулась и запустила в него тарелкой с хлебом, попав по голове, сама же рванула к выходу. Быстрее, быстрее…Все приходилось делать на ощупь, набегу, но за это время я неплохо начла ориентироваться в его квартире, даже в темноте.

— Стой, сука, - прошипел Марат, выбегая за мной в коридор. - Сюда иди!

— Не подходи! - двумя руками сжимая рукоять ножа, я направила его на чечена. Нож в моей руке не дрожал и не ходил ходуном. Я знала, как им управлять. - Предупреждаю тебя, лучше не суйся.

Он неожиданно успокоился, стал хладнокровным, даже непривычно хладнокровным. Расслабился, мягко мне улыбнулся, как неразумному ребенку, взявшему цацку взрослых, и сделал крохотный шажок в мою сторону.

— Ножик отдай.

— Не подходи!

— Санек, не дури!

— Не суйся, я сказала!

— Саша, Саша, глупая такая. Зачем тебе проблемы? Все равно не убьешь.

Я захохотала - жутко, очень громко и как-то зловеще.

— Я тебе кишки выпущу, если хоть пальцем тронешь. Не веришь? Тогда ты последний идиот!

Одну руку завела за спину, пытаясь нащупать замок. Другой - уверенно держала нож, не собираясь его убирать. Я убью его, если он сделает шаг ко мне. Я не хочу его убивать, но я сделаю все, чтобы уйти отсюда.

— Саша, - с угрозой склонил голову набок и скользнул ко мне. Едва заметно.

— Я сказала, не подходи! - срываясь на визг, выкрикнула я. - Не трогай меня!

Он рыпнулся ко мне - очень быстро, рвано, разрезав пространство как молния, и я потеряла те драгоценные секунды, которые еще были в запасе. Но нож удерживала крепко. То ли не успела его убрать, то ли не хотела, то ли просто про него забыла…Марат выкрутил мне запястье, ударив по рукам и заставив разжать пальцы, но перед этим я смогла его поцарапать. Случайно.

Дальше началась неравная борьба. Марат меня ненадолго оглушил, развернул к себе спиной, скрутив тонкие руки и сжав их одной своей.

— Говорил же, дурная ты, - тяжело дыша, проговорил Марат. - Я тебе что сказал? Положи нож. Смехота одна, а не нож. Только свитер мне испортила, засранка. Мне этот свитер бабушка связала.

— Да пошел ты.

— Нехорошо, нехорошо так ругаться, Сань. Чего ты добилась? Я же тебя на цепь посажу нафиг и все дела. И будешь сидеть до тех пор, пока не образумишься и вся эта дурь из тебя не выйдет.

— Ублюдок.

Меня резко нагнули, больно обхватив за заднюю часть шеи, не позволяя выпрямиться. В такой унизительной позе чечен повел меня в комнату.

— И это тоже исправим, - спокойно проинформировал мужик. - Ты другие слова знаешь? Чеканья твои постоянные…

— Ненавижу! Я убью тебя, тварь!

— Плавали, знаем. Не злись, Саш. Потом спасибо скажешь.

В гробу я тебе скажу спасибо. Когда ты там лежать будешь.

— Отпусти меня отсюда. Я не хочу здесь быть. Я хочу домой.

— А он у тебя есть? - усмехнулся цинично и толкнул меня лицом вниз на диван. - Может быть, и паспорт есть? Место жительства?

— Ненавижу! - выплюнула я и попыталась пнуть его ногой. Марат ловко перехватил мою лодыжку. - Чтоб ты сдох, падла!

— Повторяешься.

Я тяжело задышала, чувствуя, что неравная схватка меня осушила. И дело не в том, что он сильнее меня, совсем не в этом. Я злилась. Злилась и ненавидела его сильнее, чем кого бы то ни было. Я внутренне сильно горела тогда, растрачивая силы на ярость, когда должна была руководствоваться лишь холодным рассудком. А Марат был спокоен как сто китайцев.

— Все равно убегу, - пообещала я. - Ты не сможешь удерживать меня вечно.

— Не убежишь. Потому что я тебя не отпущу.

Он открыл вторую комнату, до этого закрытую на замок. Встряхнул меня, затолкнул туда и включил свет. Квартира чечена находилась на втором этаже - в принципе, я могла убежать. Но Марат, словно предугадывая мои планы, поспешил меня разочаровать:

— Не убежишь. Рама разбухла от времени. На окнах решетки, - спасибо, я уже заметила. - Будешь спать пока здесь.

— Сколько?

— Сколько потребуется.

— Я не буду тут всю жизнь сидеть.

— Кто сказал? - он поморщился, коснувшись царапины на животе. Сквозь прореху на свитере виднелась кровь, успевшая уже и пропитать шерсть. - Будешь здесь сидеть, пока я не скажу. А это как раз от тебя зависит.

— Че ты хочешь, можешь объяснить в конце концов?

— Прекрати кричать. Сопротивляться. Я помогу тебе, и лишь от тебя самой зависит, сколько на это времени потребуется. И какими методами мне придется пользоваться - тоже зависит от тебя. Чем больше сопротивляешься, тем сильнее затягиваешь процесс, заставляя меня срываться, - он покачал головой, сетуя на мою глупость и недальновидность. - Ты думаешь, мне это удовольствие доставляет?!

— Тогда отпусти, - зашипела, не в силах сдержаться. Рванула к нему, но остановилась, когда Марат многообещающе сверкнул глазами. Шутки кончились. - Зачем я тебе?

Он не ответил, и мне даже показалось, что не слышал моего вопроса. Застыл, о чем-то напряженно думая, смотрел в пространство, не моргая, и пальцами пробегал по своей царапине. Меня как будто и не было рядом.

Я была реалистом. Меня уже мало интересовало, по какой причине Марат так настойчиво пытается оставить меня у себя. Я не понимала мотивов, которыми он руководствовался, но мне тогда на них было как-то плевать. Меня больше интересовали следствия, а не причины. Для меня этот тип был психом, а зачем пытаться понять психа? Я не хотела усложнять себе жизнь, ни раньше, ни сейчас, поэтому просто, не мудрствуя, решила узнать, что он хочет в конечном итоге. Что надо сделать, чтобы оказаться на свободе.

Именно этим мы всегда отличались с ней. Ей всегда нравилось копаться в чужих мозгах, вытаскивая, как противный крот, все предположительные чувства и мысли на тот или иной счет. Она брала факт и вместо того, чтобы воспринимать его как факт, как что-то единое и упорядоченное, почти простое, начинала его усложнять, разбирать и собирать, как кубик рубика. В своих самокопаниях и анализах она всегда напоминала мне толстую паучиху, запутавшуюся в собственной паутине.

Я же была проще. Предпочитая работать с тем, что было, а не с тем, что гипотетически за этим стояло. Я любила материальное, весомое и ненавидела абстрактные, неосязаемые вещи, которые она всегда пыталась зачем-то ухватить, путаясь еще больше.