Темнейший путь

В глубокой задумчивости он вернулся к покорно ожидавшим его мертвецам. Предстояло решить, что делать дальше, куда и зачем двигаться. Он повёл своих подъятых прочь от города, без особой цели и смысла. Через небольшое время он наткнулся на оставленный лагерь какого-то другого каджитского каравана. Кибитки, шатры — всё было очень похоже на караван Дро'зарр-Дара, только всё ценное каджиты унесли. Но Мордан обрадовался и тому, что осталось. Он разобрал один из шатров, сложил его в кибитку и поехал на ней, использовав в качестве тягловой силы двух мертвецов, тянувших её за оглобли. Вороного он привязал сзади. Когда из-за горизонта встало солнце, пришло и решение. Мордан решил посетить город своего детства — Фолкрит.

Путь занял несколько седмиц. Караван некроманта полз по дорогам, на которых не было ни одной живой души. Селения встречали его пустыми домами. Но дома не интересовали Мордана: ему нужны были кладбища. Каждый погост пополнял его отряд несколькими десятками новых мертвецов. В родной город Мордан хотел придти не с иллюзорной, а с настоящей армией. Вороны по-прежнему служили Мордану дополнительными всевидящими глазами, и иногда он любовался, как на переход-другой впереди его войска по дорогам тянулись вереницы перепуганных беженцев, стремившихся укрыться за стенами крепостей и городов.

Когда до цели оставалось уже совсем немного, Мордан разбил шатёр на подходящем холме, привычно окружил свой лагерь сторожевыми заклинаниями, которые ещё на дальних подступах заметили бы любого, кто попытается приблизиться. Завтра на рассвете он войдёт в Фолкрит, и его не остановят никакие стены и решётки. Обычно он всегда хорошо и крепко спал, но в эту ночь почему-то ему не спалось. А в полночь пропело тревогу одно из сторожевых заклятий. Когда Мордан отправил на разведку ворона, то с удивлением увидел, что к лагерю приближается одинокая женская фигура. И ещё больше изумился, когда узнал в ней Эйру.

Мордан вышел ей навстречу.

— Здравствуй, Эйра, — поприветствовал он её ещё до того, как она приблизилась к месту, где стояли в молчаливом ожидании подъятые им мертвецы.

— Мордан! — воскликнула она прижимая руки к груди. — Я так и знала, что это ты! Сама не знаю почему, но — знала…

— Зачем ты пришла, Эйра?

— Я хотела… поговорить.

— Тогда пойдём поговорим в моём шатре.

Мордан провёл её к своему походному дому, с удовлетворением наблюдая, как лицо Эйры бледнеет всё больше и больше, пока они проходят через ряды его жуткого войска. Войдя в шатёр, Мордан всмотрелся в девушку. Она сильно изменилась: раздобрела в бёдрах, грудь налилась, волосы потускнели и стали похожи цветом на спелый ячмень. Мордан молчал, сложив руки на груди, ждал, когда она заговорит первой. Эйра долго напряжённо смотрела ему в глаза, потом судорожно вздохнула и сказала:

— Ты… идёшь на Фолкрит?

— Да.

— Зачем?

— А ты сама как думаешь?

Она молчала наверное целую минуту.

— Ты хочешь с ним сделать то же самое, что и с Айварстедом? Всех убить и всё сжечь?

Молва бежит быстрее лесного пожара и раздувает из блохи мамонта. Но Мордан не стал ничего опровергать.

— Да, — лишь сказал он. — Ты помнишь кладбище Фолкрита? Я подниму всех героев, кто там похоронен. С такой армией я завоюю весь Скайрим. Весь Тамриэль. А от Фолкрита я не оставлю ничего. Да.

— Но… за что?

— За что? Ты спрашиваешь меня: за что? Меня? Серую сволочь, красноглазого недоноска, остроухого ублюдка, грязную Морду… Как ещё меня называли твои земляки? В этом городе нет ни одного человека, который не оскорбил бы меня, не унизил. И ты спрашиваешь: за что?!

— Я никогда не обижала тебя.

— Да, ты. Единственное исключение.

— Улрин тоже не обижал тебя.

— Ну да. Ещё старик Улрин. Вас двоих я пощажу. А вот Болли, Фир, Камерат и все остальные получат по заслугам.

— Улрин умер этой зимой, — тихо сказала Эйра. — А Болли теперь мой муж. У нас с ним ребёнок. Девочка.

— Ты меня не разжалобишь, — сказал Мордан. — Я убью их всех так же, как убил Тефара, Стемору и всю мою семью. Это ведь я подсыпал им в котелок ядовитых трав, я отравил их всех, прежде, чем сбежать. Ты знала это?

— Тефар жив. И Стемора тоже. И все остальные. Их выходил Улрин, отпоил своими отварами.

— Живы? Все? — не поверил своим ушам Мордан.

— Да. Ты никого не убил в Фолкрите. Пока.

Мордан зашагал по шатру из стороны в сторону, нервно потирая щёку.

— Живы… Я всё это время думал… считал себя убийцей… а они…

— Живы-живёхоньки. Лемме этой осенью женился. На рябой Берде. Представляешь? Конечно, только ради приданого. А люди говорят, что она спит не только с ним, но и с Гемме. Наверное, не научилась различать в темноте.

Эйра хихикнула и прикрыла рот ладонью. Мордан тоже усмехнулся. Потом подошёл к ней вплотную, взял за плечи и, неотрывно глядя в глаза, спросил:

— Помнишь, эта троица била меня тогда, возле лавки? А ты за меня заступилась. Помнишь?

— Помню.

— Почему ты это сделала? Из жалости? Да?

— Нет, — спокойно сказала Эйра.

— А почему тогда?

— Потому что ты… мне нравился.

Мордан стоял словно поражённый громом.

— Я? Тебе нравился?

— Да.

— Но ты же понимаешь… Понимала… что мы не могли бы… Если бы я посватался к твоему отцу, он бы меня просто убил на месте.

— Конечно.

Мордан опять нервно зашагал по шатру.

— Ты знаешь, что я его обокрал? Это я тогда, перед тем как сбежать, пробрался в ваш магазин и украл книгу. Знаешь?

— Я догадалась, ещё когда встретила тебя тогда, утром.

— А почему не задержала? Не позвала никого?

Эйра лишь улыбнулась и пожала плечами.

— А если я тебе нравился, как ты говоришь, то почему тогда ты не сбежала вместе со мной? Помнишь, я предлагал тебе? А?

— Побоялась. Я нигде никогда не была, кроме Фолкрита.

Холодный расчет шептал Мордану, что она просто врёт, играет с ним, заманивает в капкан. Но где-то глубоко внутри, что-то полузабытое и полузадушенное трепыхалось, билось, как птичка в кулаке птицелова… Мордан медленно и демонстративно снял с лица платок и шагнул ближе к светильнику, чтобы Эйра получше рассмотрела его лицо. Потом так же медленно повернулся к ней спиной и застыл в тревожном ожидании. Что она таит? Простой ножик за голенищем сапога? Тонкую удавку в рукаве? Коварное заклинание на кончиках пальцев? Или просто отодвинет полог шатра, и из ночной темноты прилетит острая стрела, чтобы впиться ему между лопаток? Он готов ко всему. Нож разобьётся, как сосулька о камень, об наложенное на одежду защитное заклятие. Удавка превратится в гадюку и ужалит руку, держащую её. Заклинание вспыхнет и стечёт бессильным огнём по укрывшему его невидимому куполу. Стрела сгорит ещё в полёте и осыпется бессильным пеплом. Давай. Бей! Ну же! Почему она медлит?

Мордан резко повернулся и взглянул на Эйру. Она стояла очень бледная, и по щекам у неё текли слёзы.

— Уходи, — яростно выдохнул он. — Уходи сейчас же. Вон! ВОН!

Он схватил её за плечи, развернул и буквально вытолкнул из своего шатра.

Лучи восходящего солнца пробивались сквозь кроны редких сосен, покрывавших пологий склон. На усыпанной сухими мёртвыми иголками земле вычурное кружево теней шевелилось в такт с движениями ветвей, колеблемых лёгким ветерком. По упругому хвойному ковру шёл, прихрамывая, человек, его лицо то оказывалось на свету, то скрывалось в тени. В смоляных волосах серебрились редкие нити седины.

Мордан шёл, сам не зная куда. Просто вперёд. Позади остался Скайрим, по которому, словно болезненный рубец по телу, протянулся след того пути, которым прошёл некромант. Позади остался потрясённый, не верящий в своё счастье Фолкрит. Позади осталась упокоенная армия мертвецов.

Скоро склон кончился, и лес уступил широкому дикому лугу. Июньское солнце светило нежарко и ласково. Жаворонок взахлёб заливался своей звонкой песней, паря высоко в ясном небе. Густо гудели жуки, шмели и пчёлы. Бабочки причудливо порхали над луговым разнотравьем. Мордан шёл через высокую, по пояс ему траву и ни о чём не думал. Он сдёрнул платок и, отшвырнув его в сторону, поднял лицо навстречу ласковым лучам. Зажмурился и долгое время брёл, как слепой, видя лишь танец зелёных и фиолетовых пятен на оранжевом фоне просвечиваемых солнцем век. Вдруг больная нога оступилась, и он, взмахнув руками, чуть не упал, но сумел удержать равновесие. Мордан открыл глаза, огляделся и уже зряче пошёл в выбранном направлении. Его целью был небольшой домик на опушке.

— Доброго здоровьичка! — приветствовала его маленькая уютная старушка, когда он приблизился к незакрытой калитке. — Издалёка путь держишь?

В её речи чувствовался шероховатый хаммерфелдский акцент.

— Издалека, — просипел Мордан, откашлявшись, прочистил горло и повторил. — Издалека. Из Скайрима.

— Ишь ты! Устал небось?

— Устал. Мне бы попить.

— Может, узвару травяного бодрящего? Самое то с дороги.

— Лучше просто воды.

— Это чем лучше-то? Вода не насытит живота. А у меня узвар свежий, токмо сварила.

И не слушая никаких возражений, старушка ушла в дом и скоро вернулась с простой глиняной кружкой в руках. Мордан взял её в руки, понюхал и посмотрел на неё особым взглядом. В питье не было ни капли магии, а пахло оно свежим мёдом и полевыми цветами. Он сделал жадный глоток, и показалось, что ничего вкуснее он не пил за всю свою жизнь. В несколько глотков Мордан опустошил кружку, протянул её старушке и робко спросил:

— Можно ещё?

— А чего ж нельзя-то? Конечно, можно.

Старушка сходила в дом и вынесла уже не только кружку, но и целый пузатый кувшин, до краёв наполненный узваром. Мордан поблагодарил, взял кружку двумя руками и стал медленно, с расстановкой, небольшими глотками пить, наслаждаясь вкусом, солнечным днём и компанией старушки.

— Пей, сынок, пей, — сказала она, поглаживая его по плечу. — Вижу, потрепала тебя судьба.

На неизвестное время Мордан словно бы застыл. И вдруг увидел, что ровность узваровой глади в кружке нарушила какая-то упавшая в неё капля. Он не сразу сообразил, что это была его собственная слеза.