Тебе это нравится

Если ты видишь что-то, чего на самом деле нет, значит, пора сделать глоток виски.

Если ты слышишь голос мертвеца, самое время удвоить порцию.

Если ты чувствуешь, как пальцы почившего мудака забираются тебе между ног, скорее беги в магазин за очередной бутылкой.

Ну а если ты напилась в стельку и во сне видишь, как вы с Киллгрэйвом неплохо проводите время на мягкой кровати с белыми простынями, значит, алкоголь не панацея. Но лучше всё-таки закупиться виски. И открыть детективное агентство, чтобы было чем платить за выпивку. И чтобы отвлечься.

Лучший способ забыть о дерьме в своей жизни — погрузиться в чужие тайны. Наблюдать, выслеживать, выискивать компромат. Для этого даже не обязательно с кем-то общаться. Большинство людей делают всё, чтобы не вступать ни с кем в прямой контакт. Чем лишь упрощают мне работу — легче отследить каждый шаг. У нас есть Фейсбук, Инстаграм и куча мессенджеров, теперь даже не нужно слышать чужой голос, чтобы добиться от кого-то информации.

Спойлер: это не работает лишь с Киллгрэйвом. Его голос навсегда в моей голове.

Как и мой внутренний, который говорит мне:

«Если ты нашла компромат на пару десятков изменников, это ещё не значит, что ты крутой детектив».

«Если ты кончаешь во время секса с мужчиной, это ещё не значит, что он не насильник».

«Если ты соглашаешься провести ночь с горячим барменом в надежде избавиться от своих галлюцинаций, это ещё не значит, что ты отчаялась».

Скорее всего, со стороны так не кажется, но мы с Люком подходим друг другу. У него тоже есть суперспособность, но не такая мудацкая, как у Киллгрэйва. Люк неуязвим. А ещё он возбуждает меня безо всяких приказов. Ему приходится управляться членом, пальцами и языком. Это три кита, на которых держится наша связь.

— Ещё... Да... Сильнее, — говорю я, чувствуя себя Киллгрэйвом.

Люк делает всё, что я велю. Ну, по мере своих возможностей. И это заводит меня ещё больше. Думаю, что-то похожее ощущал и Киллгрэйв. Только теперь до меня доходит: он мог и не осознавать, что отдаёт приказы, не оставляя мне возможности отказаться. Ну, хотя бы в одном случае из ста.

Из-за стены раздаётся приглушённый голос солиста «Металлики». Он поёт, что жизнь принадлежит нам, и каждый живёт её по-своему. А остальное неважно.

— Глубже, давай, ещё чуть-чуть... — уже не командую, а молю. — Пожалуйста...

Его член заполняет меня всю. Его массивный торс нависает надо мной, и я не знаю, видеть в этом угрозу или, наоборот, защиту? Учитывая, что Люк напоил меня за свой счёт, пригласил к себе, а теперь трахает так, как мне нравится, правильнее было бы расслабиться и получать удовольствие. Он — как непробиваемая стена, за которой можно спрятаться.

Люк может выйти из огня без единого ожога, может устоять перед бензопилой, может пройти под пулями, не получив не единой царапины. Но залезть ко мне в голову он не в состоянии. Возможно, дело в том, что мне так и не удалось выдворить оттуда Киллгрэйва. Извините, место занято.

Так что лучшая черта Люка — его непохожесть на Киллгрэйва. Тот тощий, бледный, заставляет улыбаться и любит приказывать. Люку же насрать на моё унылое лицо, он чёрный, высокий и широкоплечий. И всё делает сам. Мне остаётся только безуспешно пытаться впиться ногтями в кожу на его непробиваемой спине... И ласкать себя. Иначе яркого финала придётся ждать долго.

Но я всё равно не успеваю к финишу. Люк с хриплым стоном кончает, заливая мой живот спермой. А у меня опять не вышло.

Ну и пожалуйста. Зато сейчас я запросто могу сигануть с любой крыши. Остальное неважно.

* * *

«Если ты видела, как человека сбил автобус, после чего этот мудак не появлялся в твоей жизни несколько месяцев, это ещё не значит, что он умер».

Об этом я говорю себе сейчас, когда Киллгрэйв вроде как сгинул. А потом воскрес. Никакой он не Бог, а скорее второсортный Иисус. Какое-то время вместо меня он имел Хоуп — сделал из неё мою маленькую копию. Я чувствовала бы свою вину за то, что после моего побега он подчинил другую и испоганил ей жизнь, если бы не считала, что во всём виновен один только мерзавец в пурпурном костюме.

По правде сказать, я сильно набралась вчера. Настолько, что теперь свет режет глаза. А голос Киллгрэйва входит в мою голову, напоминая нож, делая ещё больнее, разрезая мысли. Хорошо хоть никто не слышит, как от похмелья у меня постукивают зубы. Я даже себе не признаюсь, что в этом виновен и страх. И жалость. И раскаяние.

Вывод прост: пора действовать. Надо приструнить этого мудака.

— Я новичок в любви, но знаю, как она выглядит. Я ведь смотрю телевизор! — говорит мне Киллгрэйв.

Мы в полицейском участке, куда я принесла оторванную голову Рубена. Полисмены замерли, направив пистолеты друг на друга. Киллгрэйв признаётся мне в своих чувствах. Готова поспорить, даже в самых дерьмовых ТВ-шоу любовь выглядит не так.

Но в то же время Киллгрэйв отчасти прав: в те дни, когда он управлял каждым моим шагом, зеваки вполне могли принять нас за некое подобие идеальной пары. Я улыбаюсь, пью вино, снова улыбаюсь. А он шёпотом велит мне улыбаться и пить вино. Отсасывать ему и кончать, кончать, снова кончать, а потом опять улыбаться. Мы существовали так несколько месяцев. Всё это время его член казался мне чрезвычайно привлекательным, а идея заглотить его поглубже — ужасно заманчивой.

Правда, сейчас всё довольно отдалённо напоминает прежнюю картину. Киллгрэйв демонстративно не приказывает мне. Можно подумать, это что-то меняет. Ему и не нужно обращаться ко мне напрямую — он может управлять людьми, что нас окружают.

«Если ты не пойдёшь со мной, эта девушка выколет себе глаза».

«Если ты откажешь мне, этот ребёнок прыгнет под поезд».

Я всё ожидаю услышать: «Если ты сейчас же не раздвинешь передо мною ноги, я организую массовый суицид».

Вместо этого Киллгрэйв приглашает меня в дом, где я выросла. В благодарность я рву платье, что он мне купил, и спускаюсь вниз, чтобы отужинать. И пью. Если кто-то спросит, почему вместо того, чтобы бежать куда подальше, я спокойно сижу и глотаю вино, я отвечу: «Потому что виски мне не предложили». И потому что я всё ещё наивно надеюсь помочь Хоуп.

И в то же время задаюсь вопросом: что надо такого сделать, чтобы Киллгрэйв трахнул меня? Только не подумайте, что я по-настоящему влюбилась в него. Просто хочется кончить.

— Ты насиловал не только моё тело, но каждую клеточку мозга, каждую мысль в моей проклятой голове! — кричу.

Но так и тянет выдать: «Если ты не собираешься меня трахать, то зачем тебе член? Выходит, он тебе не нужен. Отрежь его!»

Хочу, чтобы он засунул два пальца мне в рот, а потом раздвинул мои ноги и хорошенько отымел меня. Хоть теми же пальцами, хоть чем.

Вместо того, чтобы предложить Киллгрэйву секс, я запрещаю ему даже касаться себя. Но это лишь полумера, от которой вряд ли будет толк. Думаю, чтобы он вылез наконец из моей головы, мне надо свернуть ему шею. И хорошо бы сделать это с улыбкой на лице. Уж это мне точно понравится.

Я настроена решительно, и плевать, что по радио Фредди Меркьюри поёт, мол, шоу будет продолжаться. Не верю я во Второе пришествие.