В болезни и в здравии...

Драться с ним она, конечно, не стала, но вместо этого записала на листе бумаги все извинения, которые собиралась вытянуть из него после того, как он поправится. А в том, что извиняться ему придется, она не сомневалась.

Вечером третьего дня она неожиданно почувствовала себя настолько уставшей, что даже отложила начатую было очередную часть своего трактата. Все тело Гермионы болело так, словно ее избили, голова раскалывалась, а глаза закрывались сами собой и никакое количество кофе не могло заставить ее взбодриться.

— Иди спать, Гермиона, — сонным голосом велел ей Люциус, когда заметил, что она снова клюет носом. — Со мной все будет в порядке. Обещаю.

Услышав, каким теплым тоном это было сказано, Гермиона почувствовала себя так, словно с ее плеч гора свалилась: тот адский Люциус, который испытывал ее на прочность последние несколько дней, наконец-то исчез, уступив место человеку, с которым она так сдружилась когда-то. Грейнджер слабо улыбнулась, дала Люциусу еще одно болеутоляющее зелье и, едва передвигая ноги, поплелась к себе в комнату.

* * *

Утром следующего дня, когда она проснулась, в окно лился настолько яркий солнечный свет, что Гермиона, не имевшая привычки долго спать, обеспокоенно взглянула на часы. По ее подсчетам, она проспала почти половину суток, но покидать постель ей все еще почему-то не хотелось. Она по-прежнему ощущала себя разбитой вдребезги, а под черепной коробкой, как ей казалось, поселился соплохвост вместе со всем своим выводком. С горем пополам приведя себя в порядок, она едва успела сесть или, скорее, рухнуть на кровать, когда в ее комнату, даже не постучав, прошаркал Люциус.

Одетый в чистую пижаму, ухоженный, с аккуратно завязанной лентой, собирающей его волосы в низкий хвост, и внимательным взглядом светлых глаз на осунувшемся лице, он пристально посмотрел на лежащую пластом Гермиону и сокрушенно качнул головой.

— Если ты заразил меня гриппом, Люциус, я придушу тебя подушкой, пока ты будешь спать, — пообещала ему слабым голосом Грейнджер, на что Малфой лишь озадаченно улыбнулся.

— Подвинься, — приказал он все еще хриплым голосом, мягко подталкивая ее к другой стороне огромной кровати. Сил на борьбу с ним у нее не было, и Гермиона подчинилась. Путаясь в зеленых хлопковых простынях, от чего ей стало еще жарче, она медленно переползла на указанное место.

— Вместе будем болеть, — объявил Люциус, вытаскивая из кармана пижамы флакон и протягивая ей.

— Я думала, ты уже поправился, — пробормотала она, выхватывая у него зелье.

— Не совсем, — просто ответил Малфой. Гермиона сощурила глаза (солнечный свет отчего-то казался ей невыносимым) и, присмотревшись, разглядела за внешним фасадом спокойствия Люциуса тщательно скрываемую тревогу.

— Ты ужасный пациент. Неудивительно, что Драко сбежал, — просипела Гермиона и, задержав дыхание, одним махом опрокинула питье в рот. По телу тут же пробежали мурашки, и ее стало клонить в сон.

Последнее, что она почувствовала, — это как Люциус забрал у нее пустой флакон и легко коснулся губами тыльной стороны ее ладони. Под ее закрытыми веками уже начали роиться те странные образы, какие обычно возникают у дремлющего человека, как вдруг до слуха Гермионы донесся тихий шепот:

— Спасибо, что осталась.

Она хотела хмыкнуть, но зелье уже начало действовать, а потому она так и не поняла: он на самом деле это сказал, или ей только показалось?