Госпожа Печалей

Глава первая

Бельвегродский маяк. Реликвия иной эпохи. Он стоит на вершине гигантского каменного пика, выступающего, точно нос корабля, из тела утеса, изрезанного шрамами времени. Двести футов отделяют вершину этого пика от темной поверхности Погребальных Вод, а от вершины пика до вершины маяка пролегло еще двести футов. Такую колоссальную башню могли бы, наверное, воздвигнуть гарганты. Именно чудовищные размеры и расположение на такой головокружительной высоте позволили сооружению уцелеть. Маяк был единственной частью Бельвегрода, пережившей катастрофу, утопившую город много веков назад.

Этот маяк всегда рождал в сердце Кветки благоговение. Ее народ сложил о нем множество легенд, передающихся из поколения в поколение, от родителей к детям. Потомки беженцев из Бельвегрода рассказывали о последнем Хранителе Света, который не покинул своего поста, когда к городу подступили воды. Сперва он возносил Зигмару молитвы об избавлении, но положение становилось все хуже и хуже, и тогда он принялся посылать страшные проклятия Богу-Царю. В конце концов разум Хранителя надломился, и его безумный трескучий смех разносился над гибнущим городом, заставляя холодеть кровь беженцев, спасающихся от неумолимого прилива.

Хотя азириты утверждали, что маяк чист и не таит никаких зловредных духов, у народа Кветки хватало ума понимать, как оно обстоит на самом деле. Такое древнее сооружение, как эта башня, не так-то легко отделить от его прошлого. Безумный дух Хранителя до сих пор бродил здесь ночами, взбираясь по ступеням к своему вечному алтарю. Единственный способ избежать внимания призрака — носить волчецвет в левом башмаке или в левой перчатке. Духа всегда пробуждает дурное в человеке, но стебли волчецвета отгоняют его.

Кветка пошевелила пальцами, затянутыми в перчатки, и поморщилась, когда острые шипы царапнули кожу.

— На самом деле ты в это не веришь, — сказала она себе.

В самом деле, азириты презирали то, что считали языческими суевериями. Они не прибегали к какой-либо защите от духа Хранителя — и никто из них не сталкивался с его призраком. Но, разумеется, обретенные имели свой ответ на это. Народ Кветки говорил, что дух является только потомкам выходцев из Бельвегрода и никогда — чужакам.

Азириты умели вызывать неприязнь. Гордый, надменный народ с бесцеремонными манерами и странными обычаями. Они были не из Шаиша и никогда не упускали возможности напомнить обретенным об этом факте. Их глаза видели чудеса Азирхейма и Небесного Владения, и иного мерила для них не существовало. И не было им никакого дела до обычаев других племен, а тем паче времени для стараний понять чужой уклад.

— Осторожней, Кветка, а то заговоришь как Ивор, — упрекнула она себя и плотнее закуталась в плащ, сопротивляясь холоду, ползущему по утесу от Погребальных Вод. Потом оглянулась на извилистую тропу, ведущую вниз, к городу.

«Нет, — поправила себя Кветка, — не к городу. К двум городам». Два поселения отличались друг от друга, как дуардин и оррук. Путешественники прозвали их «Двойными городами», но только лишь из-за их расположения по соседству друг от друга. Оба были возведены на развалинах старого города, после того как магия Грозорожденных Зигмара заставила потоп отступить. Часть Бельвегрода обнажилась, остров, на котором стоял маяк, увеличился.

Колонисты из Азира, последовавшие за рыцарями Зигмара, основали Западный Предел. Старый город они использовали вместо каменоломни, разрушив его до основания, чтобы построить дома, к каким они привыкли в собственном Владении. Обретенные же обосновались на другой половине острова, создав Восточный Дол. Они не растаскивали руины, а пытались восстановить их, воскресить хоть что-то из былого величия своих предков.

Предоставленные самим себе, два народа держались обособленно. Градоначальники поначалу пытались взрастить между сообществами чувство товарищества, но пропасть между племенами была слишком велика. Азириты стремились все уподобить собственному Владению, отказываясь понимать обретенных с их решимостью вернуть наследие своего прошлого.

Регулярно пересекались две общины только на маяке Бельвегрода. Здесь собирались мудрецы, чтобы проводить исследования, стремясь раскрыть тайны прошлого, настоящего… и будущего.

Будущего. Кветка вздрогнула, подумав о том, что это означает для Двойных городов. Над ними довлело страшное проклятие, пропитывающее все страданием и отчаянием. Каждую ночь из развалин выходили призраки — чтобы охотиться на живых. Ни в том, ни в другом поселении не нашлось бы семьи, у которой нежить не отняла бы родных. Но даже это было ничто пред роком, нависшим над всеми ними. Двойные города буквально кишели ночными тварями. Ни одно место в мире так не страдало от них, как эти поселения. Раз в поколение города подвергались осаде целой орды злых духов, которая была подобна приливной волне. Призраки под командованием беспощадной Госпожи Печалей набрасывались на поселения, убивая всех, кто им попадался. Так повторялось сотни лет. Каждый раз люди балансировали на самой грани и лишь чудом избегали полного истребления. Призрачные войска в конце концов останавливались и отступали в туман набираться сил и ждать часа, когда Госпожа Печалей вновь призовет их из могил.

Будущее. Есть ли иное будущее для Двойных городов, кроме проклятого цикла смерти и разрушения? Именно на этот вопрос искали ответ собиравшиеся на маяке. Напряженно искали надежду для своих племен.

Тропа под ногами стала более пологой, и Кветка, завидев подножие маяка, ускорила шаг. Перед массивной железной дверью в гранитной стене башни стояли четыре стражника. Двое носили позолоченные доспехи Западного Предела, нагрудники которых были выкованы в виде остроклювых грифонов. И двое были в клепаных хауберках Восточного Дола, с оберегами и талисманами на груди. Стражники-азириты собрались преградить Кветке путь, но солдаты-обретенные пронзили их острыми взглядами, и азириты воздержались от каких-либо действий. Кветка поблагодарила своих и прошла мимо сторожевого поста. Железные двери неприступно высились перед ней, но, когда она потянулась к ним, створки вдруг распахнулись, словно отдернулись от ее руки.

На пороге стоял мужчина, встречи с которым Кветка надеялась избежать. Глаза смуглого азирита походили на ледяные озера. Очень коротко подстриженные белоснежные волосы несильно отличались от щетины. На ястребином, с резкими чертами лице не было ни тепла, ни сострадания. Эти качества пытались развить в себе многие воины-жрецы Зигмара, но только не Махьяр. Вера его была сурова и бескомпромиссна — и всех находила неполноценными.

Особенно если кровь этих неполноценных происходила из Шаиша, а не Азира.

Махьяр наградил Кветку холодным взглядом:

— Ивор ждет тебя. — И приветливости в его голосе было столько же, сколько в обнаженном кинжале.

Немногим из обретенных довелось обменяться с Махьяром хотя бы парой слов. Кветка принадлежала к числу этих немногих.

— Иерофант Ивор, — дерзко поправила она жреца. — Его ранг не менее уважаем, чем твой, старейшина Махьяр.

В глазах жреца полыхнул огонь.

— Прибереги свой острый язык для Ивора. Он из тех, кто верит в то, что твое присутствие здесь приносит какую-то пользу. — Махьяр отступил и указал на огромную винтовую лестницу, вьющуюся вокруг центральной колонны башни. — Они в обсерватории.

Кветка озадаченно посмотрела на него:

— А ты разве не будешь присутствовать при предсказании?

— Я вернусь, как только вознесу молитвы Зигмару и попрошу у него мудрости истолковать значение прорицаний, — надменно ответил Махьяр.

— О-о, — протянула Кветка. — Тогда не смею тебя задерживать. Лишиться твоей проницательности было бы трагедией. Даже не знаю, что бы мы делали без твоего чуткого руководства. — Она повернулась и двинулась к винтовой лестнице — с лукавой улыбкой на губах. Наверное, просить Зигмара о том, чтобы один из его жрецов заблудился на дороге в Западный Предел, уже чересчур, но ей было трудно не желать столь удачного стечения обстоятельств. В Храме Зигмара много достойных людей — священников, старающихся обращаться и с азиритами, и с обретенными с одинаковым почтением и уважением. Но есть и надутые фанатики вроде Махьяра, настолько уверенные в собственной правоте, что относились ко всем остальным с нетерпимостью и презрением.

Да, Кветка догадывалась, что это нехорошо с ее стороны, желать, чтобы Махьяр сломал ногу, навернувшись с утеса, но ничего не могла поделать с этим горячим и искренним пожеланием.

«Вот чтобы этой Кветке не сломать ногу, поднимаясь на маяк!» Жестоко и непростительно для жреца — желать кому-то беды из-за такой мелочи, как собственное раздражение, которое всегда вызывала у него Кветка, но избавиться от этого чувства Махьяр не мог. Завтра придется надеть власяницу под облачение — в наказание за эту досаду. Все же есть разница между соблюдением обычаев Храма Зигмара и куда менее благородной личной неприязнью. Не так уж он высокомерен, чтобы оправдывать свои собственные, хорошо известные ему недостатки характера.

Все эти годы он позволял дерзости Кветки действовать ему на нервы. Она с нечестивым удовольствием бросала вызов его авторитету, не давая возможности уклониться. Махьяр же был слишком благороден, чтобы злоупотребить своим положением и отомстить. Он видел, что враждебность Кветки направлена только на него одного. К другим жрецам она относилась вполне уважительно и совершала все должные наблюдения для Бога-Царя. Нет, эта антипатия была глубоко личной, только вот ее причины Махьяр не мог припомнить. Впрочем, это уже не имело значения. Их взаимная неприязнь укоренилась глубоко и больше не нуждалась в поводах.

У сторожевого поста возле башни Махьяр задержался, вытянул шею и увидел, как из шпиля маяка медленно выдвигается громадный проницатель. Жрец позволил себе коротко улыбнуться. Ивор вечно спешил, яростно требовал, чтобы все и вся делалось как можно быстрее — и всякий раз с одним и тем же результатом. Все подготовлено, и все просто ждут. Сколько бы Ивор ни суетился, он не в состоянии поторопить астрологические сочетания, управляющие наукой предсказаний.

Эхо шагов поднимающегося по винтовой лестнице жреца разносилось по маяку. Множество библиотек, кабинетов, лабораторий внутри башни сейчас пустовали. Все поднялись в обсерваторию в ожидании, когда выстроятся звезды. Неприятное ощущение — знать, что среди этих покоев и коридоров ты совершенно один. Неприятное и зловещее. Такое одиночество сильно отличается от уединения в храмовой келье размышлений. Там ты все равно знаешь, что вокруг есть другие люди. Здесь же ты один. Первобытная, иррациональная часть сознания усиливала каждый случайный, долетевший до ушей звук. Махьяр никогда бы не признался, что способен понять обретенных, выдумавших байку о блуждающем здесь призраке Хранителя. Слабая капель в какой-нибудь дальней комнате превращалась в крадущиеся шаги. Сквозняк из щели в стене казался прикосновением призрачных пальцев. Суеверие это вполне справедливо осуждалось, но Махьяр понимал, почему оно сохраняется.