Воинственные фейри

Леон приподнялся и лег рядом со мной, его подбородок лежал на моем плече, и он с любовью смотрел на нее.

— Привет, Руби, — прошептал он.

— Это Джейн, — прорычал Данте, большая часть его внимания все еще была прикована к нашему хихикающему двухлетнему ребенку, пока он носился по комнате.

— Почему бы просто не назвать ее Руби-Джейн, если вы двое не хотите прекратить спорить об этом? — спросил Райдер, переходя на другую сторону от меня и протягивая руку, чтобы дать крошечному комочку на моих руках палец, за который можно было бы ухватиться.

— Мы можем называть ее сокращенно ЭрДжей, — добавил Габриэль, проводя пальцами по ее мягким золотистым волосам и тоже прижимаясь к нам.

Данте снова усадил Луку у изножья кровати, и тот быстро вскарабкался ко мне на колени, чтобы еще раз взглянуть на свою сестру. — ЭрДжей, — сказал он самым милым детским голосом, и я сразу же поняла, что мы не будем его менять.

— ЭрДжей, — согласилась я со вздохом, оглядывая своих четырех королей, которые прижались поближе, и мы все просто уставились на два маленьких чуда, которых мы создали. — У меня такое чувство, что от вас будут одни неприятности.

63. Райдер

ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ…

— Лука сегодня собирается проявится, — объявил Габриэль, наклоняясь, чтобы поставить тарелку с блинами перед Элис на стойку для завтрака, и ее глаза расширились от удивления.

— Кем он будет? — взволнованно прошептала она.

Леон перемахнул через поверхность, схватив Габриэля за руку. — Он Лев, не так ли? Я говорил ему отрастить длинные волосы, но разве он слушал? Нет, и теперь…

— Я не скажу, — оборвал его Габриэль с блеском в глазах.

— Очевидно, он Василиск, — сказал я, глядя на свою тарелку с блинами, когда Габриэль принес ее и поставил на стол. — И, возможно, мы бы узнали, как он реагирует на боль, если бы ты чаще позволял ему падать, когда он был ребенком, Габриэль, — я бросил на него острый взгляд.

— Зачем мне позволять своему ребенку причинять себе боль, если я вижу способ избежать этого? — Габриэль насмехался. Мы спорили об этом тысячу раз, но Лука в конце концов все равно узнал все о боли, когда я взял его на подпольные бои в «Серпенс». По вечерам в четверг там разрешали непробужденным подросткам устраивать кулачные бои, и первого же мальчишку, с которым столкнулся Лука, он избил до полусмерти. Если это не энергия Василиска, то я не знаю, что это.

— Если на нем и есть чешуя, то Драконья, Инферно, — сказал Данте, сидя рядом со мной и самодовольно улыбаясь. — К тому же, есть так много Орденов, которые появляются так поздно. Ему восемнадцать лет.

— Что на три года больше, чем тебе было, когда ты проявился, не так ли? — поддразнил я.

— Да, но не намного моложе, чем ты был, когда проявился как Василиск, — ответил он.

— Пфф, это было другое, — сказал я. — Я был в опасности, и мой Орден проявился, чтобы спасти мою задницу.

— А мой прапрадядя Клод стал Львом только в девятнадцать лет, — добавил Леон, о чем он постоянно напоминал нам в последнее время.

— Львы почти всегда проявляются в детстве, Лео, — засмеялась Элис. — Но Вампиры проявляются, когда они Пробуждаются. Мы собираемся получить для него специальное раннее Пробуждение, как у Небесных Наследников? — она посмотрела на Габриэля, но надулась, когда он не согласился.

— Подождите… посмотрите, какой Гейб сегодня самодовольный, — подозрительно сказал Леон, сузив на него глаза.

— Не называй меня Гейбом, — вздохнул он.

— Наш мальчик собирается стать Гарпией, Гейб? — потребовал Леон, полностью игнорируя недовольство Габриэля своим прозвищем. — Когда они проявляются?

— Я проявился, когда мне было семнадцать лет, — сказал он, но не дал никаких дальнейших подсказок о том, кем будет Лука.

Я посмотрел на часы, но мой взгляд зацепился за пушистую постель Перивинкль на полу, и мое сердце сжалось от тоски по ней. Я быстро отвел взгляд и проверил время. — Дети сегодня встают в школу, или как?

— Я их подниму! — Леон вскочил со своего места. — Они любят, когда я бодрый по утрам.

Я фыркнул от смеха. — Разве ЭрДжей не ударила тебя в горло в последний раз, когда ты разбудил ее пением «Акуна Матата» в семь утра? — я был чертовски уверен, что она тоже будет Василиском, но потом она превратилась в Пегаса в прошлом году, и, клянусь звездами, это была чертова драма. Она проявилась в душе, пробила стекло, порезалась до крови и ныла так, будто дом рушится. Я любил ее независимо от Ордена, но, клянусь звездами, не начинайте мне рассказывать про блеск. Он был повсюду. И пока Леон и Элис выигрывали турниры по питболу, Габриэль работал профессором, а Данте следил за работой банды Оскура, угадайте, кто оставался здесь, чтобы постоянно все убирать? Я.

Неужели из всей нашей семьи я больше всех подходил на роль проклятого звездами домашнего мужа?

С тех пор как ЭрДжей проявилась, она, похоже, также превратилась в полноценного подростка. Она кричала на меня по три раза в день и рыдала из-за всякой ерунды, которую я даже не понимал. Очевидно, она хотела покрасить свой мех в рыжий цвет, вместо его естественного голубого цвета утиного яйца. Но, черт возьми, если бы я позволил ей поднести к своей коже хоть один из этих дешевых химических Пегасовских красителей. Я сказал, что сварю ей смываемый краситель, а она захлопнула дверь своей спальни, сказав, что не хочет слушать мою «домашнюю ерунду». Мои зелья были лучшими во всем гребаном королевстве, черт побери.

За это я отправил ее на неделю работать на виноградниках Оскуры, и с тех пор она стала гораздо менее раздражительной. Никто никогда не говорил мне, что воспитание подростка сродни воспитанию демона, посланного из глубин ада, и превращению его в действующего фейри. Оглядываясь назад, можно сказать, что это было благословением, что моих родителей не было рядом в подростковом возрасте, я бы стал чертовым кошмаром.

— Ааа, убирайся, папа, убирайся! — голос Луки доносился сверху.

— О черт, все в порядке, малыш, давай просто поговорим об этом. Это совершенно нормально… — попытался Леон, но характерный хлопок двери в лицо оборвал его. Он сбежал обратно вниз и направил обвиняющий палец на Габриэля. — Почему ты не предупредил меня?

— О чем? — Габриэль поднял взгляд с того места, где его лицо было зарыто в шею Элис, заставив ее рассмеяться с придыханием. — Ох…

— Да, ох, — прорычал Леон, потирая лицо. — У меня шрам на всю жизнь.

— Это не тебе приходится стирать его простыни, — сказал я с поджатыми губами, и Леон фыркнул.

— Да, нахрен убираться в его комнате. Скажи мне, пожалуйста, что у него там нет тайника с порнографией, Райдикинс? — Леон сел на свое место, уплетая блинчики, быстро отвлекаясь от драмы в пользу своего завтрака.

— В наши дни ни у кого нет порножурналов, Leone, все в сети, — усмехнулся Данте.

Элис пожевала губу. — Как вы думаете, мне стоит пойти и поговорить с ним?

— Нет, — сразу же сказали все четверо.

— Поверь мне, amore mio, последнее, что нужно парню в его возрасте, это чтобы его мама пыталась поговорить с ним о его сексуальности, — сказал Данте.

— Твоя мама, наверное, столько раз тебя ловила, чувак, — сказал Леон, жалобно нахмурившись.

— А что насчет твоих мам? — Данте бросил в ответ. — У них нет границ.

— Да, хуже всего было, когда они подбадривали меня через дверь и не хотели уходить, — сказал он.

— Черт, что ты сделал? — спросил Габриэль, фыркнув.

— Я вылез в окно и спокойно закончил на крыше, — он пожал плечами, а я разразился смехом. — Вот дерьмо, мне пойти проверить крышу?

Прежде чем кто-либо успел ответить, в комнату вошел Лука, его темные волосы торчали во все стороны, а челюсть была крепко сжата. Слабый красный румянец покрыл его щеки, когда он двинулся к нам, схватив несколько блинчиков с краю и уплетая их.

Мы все переглянулись, и на нас опустилась неловкая тишина.

— Готов к школе сегодня? — непринужденно спросила Элис.

— Я не дрочил, — пробурчал он в то же время, и смех застрял у меня в горле.

— Это совершенно нормально, figlio, — мягко сказал Данте.

— Если хочешь, прочитай страницу шестьдесят шесть в моей книге для Львов, там объясняется, как детеныши самцов любят… — начал Леон.

— Я не хочу читать твою книгу, папа, я знаю, что я делаю, — твердо сказал Лука, а затем выругался, осознав, что он сказал.

Я издал негромкий смешок, а Данте распалился, пока мы все не вышли из себя, и Лука, наконец, ухмыльнулся.

— Доброе утро, — ярко сказала ЭрДжей, появившись в своей темно-синей школьной форме «Эльдерхиллс», ее юбка была закатана до уровня выше середины бедра.

— Нет, — я щелкнул пальцем, и лоза ухватилась за подол и заставила его развернуться.

— Папа, ты такой ханжа, — шипела она, затем схватила тарелку с блинами и опустилась рядом с Габриэлем, который поцеловал ее в макушку.

— Привет, дорогая, у тебя хорошее настроение сегодня утром, — сказал Габриэль, его глаза сузились от подозрения, так как он явно пытался понять, почему это так.

— Клянусь, я снова почувствовала прикосновение Зрения, когда проснулась, — она уплетала свой завтрак, рассказывая нам о мелькнувшем видении, в котором она увидела, как ее учитель сделал ей сегодня замечание за то, что она его перебила.

— Ты будешь лучшим Провидцем, чем я, у меня не было ясных видений до восемнадцати лет, — с гордостью сказал Габриэль.

Когда пришло время идти в школу и Лука наконец-то оделся, Данте бросил Луке ключи от своей машины, и мы все вместе проводили их до главных ворот.

— Неужели это необходимо делать каждый день? — простонала ЭрДжей, когда Леон притянул ее к себе, чтобы обнять и прижаться, а Габриэль притянул Луку к себе.

— Ты любишь наши объятия, — настаивал Леон, громко мурлыча, когда он передавал ЭрДжей в объятия Габриэля, а я обнял Луку.

Элис суетилась вокруг них обоих, целуя их в щеки и проносясь вокруг нас со своей скоростью, пока все не обнялись и наши дети не вышли за пределы участка, чтобы отправиться в Академию Авроры. Они сели в супербезопасную, супермедленную машину, которую Леон украл для них, несмотря на их просьбы о яркой смертельной ловушке, и мы все помахали им на прощание, как самые ублюдочные родители на свете, когда Лука закатил глаза, и они отъехали. Мне нравилось смущать этих двоих. Это было чертовски легко.

Я вздохнул, снова тоскуя по Перивинкль, и Леон положил руку мне на плечо. — Они вернутся раньше, чем ты успеешь это понять.

— Да, я знаю. Я просто думал о Пери, — пробормотал я.

— Я тоже скучаю по Винкль, — вздохнул он, и я ударил его по ребрам.

— Вы двое помешаны на ней, — засмеялась Элис. — Она вернется от грумера через час, — Пери любила, когда ее баловали, поэтому раз в неделю она ходила к грумерам, чтобы ей расчесали шерсть. Я был очень удивлен, когда узнал, что призрачные гончие могут жить до двухсот лет, а эта малышка не постарела ни на день с тех пор, как я ее нашел.

Я поймал руку Элис, притянул ее к себе и поцеловал. — Похоже, у нас есть целый час, чтобы убить, детка.