Neon

ГЛАВА 2. Марана

Тряхнув головой, чтобы отогнать воспоминания, я открыла глаза, чувствуя, как ноют ушибленные ребра, и саднит разбитая губа. Казалось, я вросла в бетонный пол, на котором отсиживалась после последнего визита к офицеру Майлу. Он выбивал из меня признания методично и профессионально, я так же профессионально посылала его на хрен и, похоже, последний раз сильно достала. Он сорвался и пересчитал мне ребра своими квадратными ботинками с металлическими носками. Если бы не связанные руки и ноги, я бы выбила ему пару зубов, а так я могла только стоять на коленях, сплевывая кровь и радуясь тому, что Майл не отдал меня на растерзание другим заключенным. Такое часто практиковали, чтобы сломать наверняка. Ничто так не пригибает к земле и не превращает в грязь, как сексуальное насилие. Самый древний метод унизить женщину.

Стены карцера сдвинулись еще на несколько сантиметров, уже не оставляя места для ног, и я уперлась грязными подошвами высоких сапог в каменную кладку.

Порванные колготки обнажали счесанные колени, и, несмотря на то, что на мне были только короткий топ и юбка, едва прикрывающая зад, я умирала от жары.

В карцере намеренно отключили систему вентиляции и включили обогрев, «забыв» принести мне воды. Обливаясь потом и страдая от жуткой жажды, я старалась не думать об этом. Отключить чувства, как учил меня Джен. Я знала, что за мной наблюдают. Ждут срыва, паники, обычного психоза, который происходит с человеком, запертым в узком пространстве на долгое время. Только я не простой человек, меня учили выживать при любых обстоятельствах. Натаскивали, как зверя, долгими месяцами в самых невыносимых условиях, и жара далеко не самое страшное из них. Я не сдохну, даже если эти стены заставят меня стоять по стойке «смирно» месяцами. Они хотели знать имя заказчика. Проблема в том, что я и сама его не знала.

Те, кто заказывают такую важную персону, как делегат Конгресса, имеют достаточно денег, чтобы оплатить свою анонимность. Мне заплатили даже больше, чем я просила.

У воинов братства «Черного аспида» свой кодекс чести и свои правила. Именно поэтому нас единицы, и мы лучшие в своем деле. Я знала все методы воздействия на неразговорчивых в этом засекреченном бункере-тюрьме, где содержали особо опасных преступников. Следующим шагом, наверное, будет суд, на котором меня приговорят к смертной казни и четвертуют на главной площади перед зданием Конгресса. После Гражданской войны законы изменились. Переворот, унесший жизни сотни тысяч, вопреки надежде повстанцев усугубил и без того напряженную атмосферу на материке, ожесточил правительство и разделил его на секторы. Бунт жестоко подавили, а всех виновных казнили без суда и следствия. Среди них был и мой отец… Семьи бунтовщиков сослали в закрытые зоны и на острова, жестоко расправились даже со стариками и детьми. Император был безжалостен в своей мести Сопротивлению.

Если бы Майл знал, чья я дочь, меня бы разорвали на части. Но Найсы Райс уже не существовало. Она погибла несколько лет назад. Была казнена вместе с другими детьми мятежников, сожжена заживо на священном костре вместе с мачехой… А я… я стала никем и была никем, пока не появилась Марана.

Марана, которая ничего не чувствовала, никогда не плакала и убивала настолько хладнокровно, что ей могла бы позавидовать инквизиция материка. Марана, которая так нелепо прокололась на последнем заказе.

Я удивлялась, почему меня до сих пор не казнили.

Им что-то нужно. Потому что слишком долго возятся, слишком долго ломают, при этом все же не до конца. Бьют так, чтобы не загнулась, пытают так, чтобы не сдохла, и не насилуют… а ведь я заметила тот самый похотливый блеск в глазах Майла. Что-то подсказывало мне, что ему не разрешают. Пока. Я видела, как из его кабинета выносили несчастных с вырванными ногтями, раздробленными пальцами, растерзанных и зверски изнасилованных женщин с окровавленными ногами и лицами, заплывшими от побоев. Мне казалось, он специально показывает, что может случиться со мной, если я не начну говорить. Было ли мне страшно? Да. Не боятся только слабоумные.

Я раз сто перебрала каждый свой шаг, пытаясь понять, где я прокололась, и не находила ни одной ошибки, но где-то я её все же допустила. Джен, мой учитель, всегда говорил, что наемник может сделать только один промах в своей жизни. После этого ему стоит либо вспороть себе брюхо, либо сдохнуть от топора палача, но не проговориться.

Подыхать мне не хотелось. Я оказалась плохой ученицей, так и не рассталась с душой, не отпустила её, как того требовал Джен от своих учеников.

Нет, я не боялась смерти. Я несла её в себе с того самого момента, как она постучалась в моё сердце и убила маленькую, нежную Найсу Райс, которая верила в добро и любовь. Вместо неё родилось смертоносное чудовище Марана. Это имя дал мне Джен при посвящении, когда набивал мне на позвоночнике черную крылатую змею – знак принадлежности братству. Диковинная тварь жила на мне своей жизнью, и я так и не знала, является ли она частью Мараны, или это Марана часть этой самой змеи, которая, почуяв запах смерти, начинала извиваться вдоль моего позвоночника, а может быть, мне казалось, что извивается. Джен говорил, что в момент посвящения наши души слились, и теперь во мне душа Черного аспида, а мою собственную я должна отпустить. Религиозные бредни. Я не верила ни в одну из них. Мне нужно было от него только одно – научиться убивать и выживать.

Он учил нас раскрывать смерти объятия, а я уже давно слилась с ней в единое целое. У меня нет сердца. Оно было когда-то у Найсы, но она сгорела живьем, и я больше не слышу по ночам её крики агонии. Да, ей все еще бывает больно, а мне уже давно нет. Умеют ли мертвые плакать? Умеют. Они приходят по ночам и раздирают нам душу воспоминаниями. Я убиваю её снова, закапываю и утрамбовываю над ней землю…но ей удается иногда выбираться наружу и изводить меня проклятыми картинками из своего прошлого.

Я её ненавидела и боялась так же сильно, как многие боятся меня. Поэтому слова Джена пустой звук. И плевать на законы братства. Я живу по своим законам и по своим правилам.

Я сказала об этом наставнику перед тем, как отрезала ему и его змее головы. Еще неизвестно, у кого из нас была душа. Он научился доверять мне, а я не доверяла никому и никогда в своей новой жизни. Марана сама по себе. Для неё не существовало законов братства «Черного аспида», она получила всё, что ей было нужно, а потом замела следы, уничтожив своего учителя, который слишком много о ней знал, который и слепил из нее идеальную машину для убийств без жалости и угрызений совести. Я с ним расплатилась сполна.

Он приютил нищую оборванку, которая пришла в его убежище – худая и полумертвая от голода – и продала себя в братство, дав обет. Он ваял из неё смертоносное оружие, чтобы отправлять на те задания, которые может выполнить только женщина, и забирать почти весь её гонорар в казну «Аспида», а точнее – себе в карман. Джен надеялся купить паспорт республиканца и официально жить на материке без страха быть сосланным на один из вымирающих островов. Все его пафосные россказни о душе и чести воина братства не больше, чем сказки для наивных учеников-фанатиков. Когда я это поняла, то даже не разочаровалась. Я привыкла к тому, что в этом мире предают даже самые близкие и родные. Меня и мою семью уже предал тот, от кого я этого никогда не ожидала. А Джен был всего лишь наставником, который каждый раз рисковал нами на благо своих интересов. Я расчленила его труп и привезла в ящиках на свалку, оставив на съедение голодным бродячим псам-мутантам, а потом хладнокровно наблюдала, как они обгладывали его узкоглазое лицо, пока я грызла зеленое яблоко, сидя на одной из коробок с оригинальной надписью «благотворительная помощь».

Впрочем, рано или поздно он бы меня прикончил сам. Я всего лишь нанесла удар первой. Когда я выберусь отсюда, то заберу из тайника все его деньги и куплю себе еще одну новую жизнь…

Снова закрыла глаза, вспоминая, как надела парик с белоснежными волосами, как красила губы ярко-красной помадой, как натягивала чулки-сетку, кружевное черное белье, топ и короткую кожаную юбку. Именно такой хотел меня видеть клиент. Он даже прислал мне вещи и фотографию той, на кого я должна была быть похожа. Я убила его чисто и красиво. Без следов насильственной смерти, как учил нас Джен. Мне никогда не нужно было носить с собой оружие. Любой из предметов мог стать в моих руках смертоносным. Даже чайная ложка и моток ниток.

Пока делегат Лорн, распятый на постели с привязанными к спинке кровати шелковой веревкой руками, плотоядно смотрел на меня, дергая жирной задницей, призывая пососать короткий толстый «леденец у папочки» под пузом и пощекотать ему яйца, я думала о том, что этот паршивый извращенец утром зайдет в здание Конгресса и будет подписывать новые законы для Свободной Республики. Тогда как сам по ночам ездит в трущобы и трахает малолетних девочек в номере дешевого отеля, дрочит на детское порно в интернете и переодевает юных проституток в одежду своей падчерицы.

Оседлав его жирные ляжки, я засунула ему в горло поролоновый валик, подождала, пока он задохнется, достала паралон из глотки, любуясь посеревшим лицом делегата, и благополучно бросила свое «оружие» в камин. Только уйти не смогла. Как только я оделась, в номер ввалился вооруженный до зубов отряд тайной полиции. И обостренное змеиное чутье мне подсказывало, что кто-то с моей помощью убил сразу двух зайцев: и меня подставил, и с позором устранил делегата Лорна. Кто-то заманил Марану в ловушку. Если я права, то этот кто-то совсем скоро даст о себе знать.

И я не ошиблась. Лязгнул замок на железной двери, меня рывком подняли с пола и потащили по узким коридорам подземного бункера. Ушибленные ребра невыносимо болели, а вывернутые руки заломили мне за спину так, что в глазах темнело от боли.

На этот раз в небольшом стерильно-чистом кабинете почти без мебели меня не ждал офицер Майл. Стены сверкали идеальной стерильностью. Интересно, сколько раз в день с них смывают кровь и чьи-то мозги?

На стеклянном столе стоял поднос с аппетитным мясным рулетом, сладостями, фруктами и графин с холодным вином. Я стиснула челюсти, стараясь справиться с животным желанием наброситься на еду и питье. Меня не кормили с самого первого дня пребывания в карцере. Только в пищу могли подмешать что угодно, чтобы развязать мне язык и заставить мучиться от воздействия какого-нибудь хитросделанного яда.