Специалист по выживанию. Сборник

– Теперь давайте займемся вашей раной, – предложил Архенбах.

Чейт осторожно стянул рукав с больной руки. Все плечо до локтевого сгиба превратилось в огромный багрово-красный нарыв.

– Надо вскрывать, – уверенно произнес Архенбах.

– Ты что, доктор? – зло огрызнулся Чейт.

– Нет, но и неспециалисту ясно, что нарыв надо вскрывать. У вас может начаться заражение крови.

Чейт открыл нож и прокалил лезвие в пламени костра. Подождав, пока сталь остыла, он сжал зубы и подцепил острием кожу возле запекшейся раны. Из прокола выступила желтоватая капля густого гноя. Резким движением руки Чейт сделал длинный глубокий надрез и, заскрипев зубами, сглотнув крик, уткнулся лбом в колени. Из раны струей брызнул гной, смешанный с темной, застоявшейся кровью.

Архенбах нашел большую плоскую раковину, наполнил ее водой и поставил на огонь. Когда вода закипела, Чейт намочил в ней обрывки рубашки и, морщась от боли, кусая губы, промыл рану. Он собрался перевязать плечо, но Архенбах остановил его.

Архенбах лег на землю и до предела вытянул из-под панциря переднюю лапу. Между броней панциря и роговой чешуей, покрывающей лапу, показалась полоска нежной бледно-голубой кожи. В неглубоких складках на ней поблескивали крупные, размером с черешню, капли медовой жидкости.

– Это выделение особых желез наружной секреции, – объяснил Архенбах. – Служит для дезинфекции кожи под панцирем. Попробуйте, смажьте этим свою рану, может быть, поможет.

Чейт подцепил на палец одну каплю и недоверчиво понюхал. Запах был как от несвежих носков.

– Мажьте, мажьте, – подбодрил его Архенбах. – Другой аптеки поблизости все равно нет.

Чейт густо намазал рану и всю воспаленную поверхность кожи на плече золотистой мазью Архенбаха, а под конец, смирившись с запахом, натер ею лицо, руки и шею, бормоча при этом:

– Может быть, и от комаров поможет?.. А, Архенбах?..

Архенбах подбросил в костер пару волокнистых комков.

Чейт стянул с ног разбухшие от воды ботинки и поставил их поближе к огню. От ботинок пошел пар.

Если бы Чейта не трясла лихорадка, он должен был бы испытывать зверский голод, не имея во рту за целый день ни крошки. Но сейчас ему хотелось только согреться и уснуть. Он лег на здоровое плечо, свернулся клубком и почти мгновенно забылся тяжелым, муторным сном, наполненным бесформенными, пугающими образами.