Печать мастера Том 2

Глава 33. Кайр

Кайр молчал и слушал. Мелодия набирала обороты, взмывала к потолку, спускалась по тональности вниз, отражалась от стен, возвращалась обратно и снова взмывала вверх по нарастающей.

Тонкие визгливые ноты ввинчивались в мозг.

Сегодня Шестой орал некрасиво.

Кайр открыл глаза. Шестой Наставник размахивал руками, ходил от окна к выходу его кабинета, жестикулировал, рот Шестого открывался и закрывался, но звуков речи не было. Вместо них под потолком парила — мелодия.

Он иногда отключал слова.

Чужие. Чужой поток. И чужие слова. Ставил простой проницаемый блок, преломляющий значение, но оставляющий неизменным суть — самую сердцевину того, что говорили собеседники.

И слова превращались в мелодию. Музыку. Иногда это было красиво. Иногда, особенно когда говорили Старшие — страшно. А иногда… вот так. Как-будто кто-то разом порвал все струны цитры и провел острой полоской металла по стеклу.

Мелодия опять сломалась на верхней ноте и рухнула вниз.

Кайр поморщился, как от зубной боли. И убрал блок.

—…и я требую! Мы можем остановить это…Что он о себе возомнил, именно я замещаю Восьмого! Я — а не Десятый! И я, и только я, должен решать — какой ритуал утвердить, чтобы проводить под номерами…я…

— Я… — Эхом повторил Кайр, рывком поднимаясь с кресла, чтобы быть на одном уровне и поймать взгляд.

Поймать, зафиксировать на миг и – вломиться.

Шестой был открыт — после недавней проверки. Зол, а потому не готов и совершенно беззащитен.

Слова — это мысли вслух.

Воспоминание он швырнул со всей силы, не смягчая…Шестой замер на миг с остекленевшими глазами, а потом осел по стенке. Носом пошла кровь.

Воспоминание он взял одно из свежих — полученных вчера, когда он начал проверку по факту провала простого подготовительного этапа, с которым справился бы любой новичок, если совместимость действительно равна семидесяти двум.

Но… совместимость таковой не была, и он потерял двоих учеников разом. И непременно выяснит по какой причине.

Воспоминание о том, как со спины выглядит тот, кто принес в кабинет Шестого Наставника свиток из алхимической лаборатории той ночью.

Воспоминание о том, как выглядит отрезанная голова на блюде. Отрезанная голова глупца, который решил, что может обвести вокруг плетений его — Кайра, и получить деньги. Хотя вместо головы одного из своих помощников, которому платил Шестой, он бы с большим удовольствием лицезрел бы на блюде голову этой твари.

Кайр встал, распахнул окно и высунулся наружу. Свежий морской ветер трепал волосы и приносил свежесть и — чистоту.

— Ты… ты посмел…

— Тушь. — Буднично произнес Кайр. — Тушь в лаборатории острова Силы пропитана реактивами. Хранится там и частицы оседают… Потому иногда документы светятся… Штрихи и данные, если использовать синий спектр. Тушь на «Главном» не содержит никаких сторонних примесей, — он медленно развернулся. — Ты не учел это…

— Но ты же тоже не был против…

— Никто, — это слово Кайр подчеркнул. — Никто не смеет думать, что может использовать мой отдел вслепую… Ты не сообщил мне, Шестой.

Эта тупая высокомерная тварь могла бы подставить их дважды перед Главой, будь он хоть чуть-чуть медлительнее.

Или если бы его ребята были расторопнее… И действовали, исходя из расчетной совместимости объектов, ритуал не смог бы остановить никто… Даже после прямого приказа Главы Вэй — это было бы невозможно, потому что «Номер» был бы необратимо поврежден…А, учитывая настроение Главы последние два дня — потери отдела тогда вряд ли ограничились бы одним помощником…

Когда Шестой развернулся к выходу, Кайр швырнул плетения на дверь. Периметр вспыхнул силой, запирая кабинет.

— Вытри кровь. Поправь халат. Приведи в порядок выражение лица, — скомандовал он в спину Шестому и… прикусил язык, чтобы не добавить чего-то лишнего.

Сегодня с утра у него было очень, очень паршивое настроение.

Она пришла к нему ночью.

Не зажигая светляка. Прокралась в темноте в спальню, и он даже не спросил, у кого она считала плетения доступа — и что отдала за это — их знали только несколько помощников.

Он до сих пор помнил под пальцами хрупкие косточки ключиц. Худая от недоедания и душевной боли. Хорошо на сносях.

Пришла, молча разделась, и униженно предложила себя. А потом начала беззвучно плакать, когда он отказался.

Плакала, хваталась за руки, придерживая большой живот и — умоляла.

– Аукцион скоро, господин… Совсем близко… Не… не продавайте моего мальчика, сделайте так, чтобы его не продавали… пожалуйста, Мары ради… вы можете, я знаю,– шептала она лихорадочно. — Я готова на все, все, что хотите господин… Только оставьте ребенка…

Он тогда вырвал руку из цепких мокрых пальцев, щедро политых слезами.

–…это может быть ваш… ваш… не продавайте его… ему только исполнилось четыре… он совсем мал… дар проснется, я знаю… он будет сильным в ментале… я буду учить его…

Не его — это он знал точно. «Своих» он отслеживал и… тоже почти ничего не делал. Потому что не мог.

– Пожалуйста, господин… он ведь совсем ребенок… Глава может…если вы поговорите с Главой! Если вы убедите его! Он послушает вас! Не продавайте моего мальчика! — шептала она горячечно.

Он тогда закутал ее с головы до ног в тонкое покрывало с кровати — только косточки ключиц и торчали на свету, выпирая. Усадил в кресло, налил воды, точно отмерив туда дозу успокоительного рассчитав капли для такого «срока».

А потом, когда она уже крепко задремала, продолжая всхлипывать сквозь сон, пригладил на голове торчащие, неровно обрезанные пряди — значит, недавно была наказана.

«Спасите моего ребенка, господин».

Самой-то давно восемнадцать зим исполнилось?

Он помнил эту девочку… Как-то приходил проверять в отдел данные экзаменов. Была «подающей надежды», но не стала — женщины слабее. Чаще ломаются и не могут работать с той грязью, с которой могут они — мужчины. Бесперспективная, потому и ребенок такой же. А ментально-слабых в клане держали не долго — до первого подходящего по возрасту Аукциона.

Отца Кайр не знал — проще было считать, что его и не было. Но Наставник в свое время говорил, что они должны защищать тех, кто слабее — женщин и детей. И чем выше статус, тем больше ответственность за чужие судьбы.

Если здесь кто-то выше него? Нет.

Есть ли хоть кто-то, с кем он мог бы разделить вот… это? Нет.

Иногда Кайру казалось, что эта ответственность раздавит его. Просто раздавит плечи, погребет под собой, и он просто так и сдохнет однажды. Не сможет справиться…

Когда спящую девочку унесли — как была, в покрывале, он долго мыл руки. Мыл лицо, тер до скрежета, почти царапая короткими ногтями. Но слова продолжали кружиться в голове…

«Вы же можете господин, вы же всё можете…»

Он ударил кулаком по стене.

Ничего он не может.

Если бы он мог… Если бы когда-нибудь он мог бы увезти всех отсюда… Вывезти всех своих… Каким-то невероятным образом снять печати… собрать всех своих в кучу, в обоз… и уехать куда-нибудь на край мира и спрятать их там, спрятать так, чтобы ни одна тварь, которая считает, что может метить менталистов, снова посмела отдавать им приказы… снова посмела не считать их людьми… разводить их, как скот… продавать их детей… Он бы душу заложил за это.

Если бы он мог уничтожить Октагон — он бы уничтожил. Сравнял с водой до основания. Или помог тому, кто сможет это сделать.

Но… это не поможет. Так — везде.

В Империи нет ни одного места, где такие как они могли бы чувствовать себя в безопасности и… жить. Просто жить.